Бессердечный принц. Раскол

Глава 73. Ольга

Первый прыжок оказался самым легким, а дальше дела пошли хуже. С каждым новым приземлением я чувствовала, как многострадальные ступни превращались в кровавое месиво. Хотя мы сломали оба каблука на моих сапогах для удобства передвижения.

Земля крошилась и осыпалась. Падающие камни пропадали в чернеющей бездне, которую пронизывали миллиарды серебристых огоньков. Булыжники и остатки строений витали повсюду, как космический мусор в невесомости.

Но наши тела почему-то не превратились в парящий объект.

Странно.

— Ваше сиятельство, поторопитесь, — Егор, спрыгнувший вниз на небольшой пяточек земли, посмотрел на меня. — Они не стоят на месте. Если улетит, отправимся в пустоту или застрянем здесь навечно.

Стиснув зубы, я кивнула и решительно последовала за ним. Каждая косточка в теле завибрировала от боли, потому что приземление вышло жестким. Кожа покрылась мурашками, затем заныла от полученных травм.

— Мне понадобится длительный отпуск в Карелии на Марциальных водах, — пробурчала я, пока с отвращением стряхивала грязь с поцарапанных ладоней. — Или под Липецком.

— Вам вообще здесь нечего делать. Вряд ли император или его соратники закроют глаза на хаос, который вы используете направо и налево, — Егор оглянулся и внимательно посмотрел на меня. — Не волнуйтесь. Я ничего не скажу на допросе.

— Его императорское величество в курсе.

— Ах вот как…

— И цесаревич тоже, — добавила спокойно, хотя внутри все сжалось при мысли о последствиях моего глупого и самоубийственного поступка.

— В любом случае мы оба в незавидном положении?

— Вроде того.

Новый прыжок чуть не выбил из меня дух.

Клянусь, пока летела, переосмыслила всю жизнь за последние тридцать лет. Чертов островок под нашим весом подозрительно закачался и накренился, из-за чего пришлось прижаться друг к другу плотнее.

— Становится тесно, — пробормотал Егор, и я молча согласилась с ним. — Нам придется разделиться.

— Как мы попадем туда?

Я с опаской вгляделась в радужное свечение вокруг дома. Оно напоминало северное сияние, которое с каждой минутой становилось все ярче.

— Прыгнем в одно из окон.

— А другого варианта нет?

Егор покачал головой, и я вздохнула.

— Нет. И второго шанса тоже, — мрачно предупредил он, после чего прыгнул на медленно подплывший островок.

Следующий спуск прошел легче.

Справившись с волнением, я сконцентрировалась на происходящем вокруг, чтобы не отвлекаться на Егора. Жажда и голод временно отступили под воздействием стресса, а температура воздуха становилась все ниже по мере удаления от поверхности.

Меня чуть не зацепило пролетевшим камнем. Из-за него я отклонилась от курса и рухнула на крохотный клочок земли. Испуганно вцепившись пальцами в колючий кустарник, взвыла от обжигающей боли и чуть не укатилась в бездну.

— Мы почти у цели!

Я испуганно охнула, когда Егор упал плашмя на маленький островок и, не удержав равновесие, покатился к краю. Нижняя половина туловища повисла над пропастью, а верхняя запуталась в свисающих корнях высохшего дерева.

И это спасло Егору жизнь.

Он подтянулся и осторожно встал на четвереньки, выравнивая вес. После чего поднялся, расставил ноги на ширине плеч, стараясь не шевелиться, и посмотрел вдаль. Мне же оставалось только выдохнуть и дождаться своей очереди для прыжка.

Перед нами предстал двухэтажный особняк из темно-серого камня с настоящей черепичной крышей, двумя дымоходами и небольшой башенкой с часами. Ее стрелки двигались в обратном направлении, а окна дома имели разную форму: арочные, круглые, нестандартные и с яркими витражами.

В каждом из них периодически вспыхивал оранжевый огонек. Будто хозяева то и дело слонялись по комнатам с керосиновой лампой. Не виси строение посреди пустоты, я бы решила, что перед нами ничем не примечательный домишко, которое занесло сюда ураганом или через магический портал из нашего мира.

Возможно, так оно и было?

— Он тоже крутится? — с удивлением выдохнула я, когда поняла, что загадочный особняк повернулся к нам лицевой стороной.

— Против часовой стрелки. Ага.

Ажурные перила из черного металла вились по краям каменной лестницы. На козырьке висели два прямоугольных фонаря, а на стене вместо двери горела неоновая вывеска в форме кролика.

Ниже располагалась надпись, которую я прочла с большим трудом:

— «Килорк отэ — арон, а амрон отэ — арыд»[1].

— «Дыра — это норма, а нора — это кролик», — перевел Егор.

— Место все больше напоминает больную фантазию какого-то психопата. Или осколочные воспоминания самого Макса, — пробормотала я. — Цитата из детской сказки здесь не случайно. И дом не создашь без вмешательства человека.

— В зазеркалье все возможно. Надо торопиться, он снова поворачивается.

Молча вознеся молитву всем известным богам, я решительно прыгнула на следующий островок и не сразу поняла, что произошло. А через пару секунд дошла до пугающей мысли: меня уносило в противоположную сторону от дома.

Я подавила приступ паники и осторожно поднялась, заметив, как Егор исчез в одном из открытых окон.

На поиск подходящего клочка земли, который бы двигался в нужном направлении, ушло несколько драгоценных минут. На глаза попался небольшой валун плоской формы, и времени на раздумья не осталось. Я прыгнула и ощутила, как в груди забилось сердце от страха за собственную жизнь.

Теперь меня несло к дому, который сделал очередной поворот. Паника взяла вверх, потому что ставни единственного широкого окна оказались заперты наглухо. Выдохнув, я попыталась взять себя в руки и досчитала до десяти.

— Давай, Оля. Ты сможешь, — выдавила с трудом и, хорошенько оттолкнувшись, прыгнула.

Встреча с деревянной рамой вышла болезненной, а полет дьявольски коротким и опасным. В памяти промелькнула вся жизнь. Грохот выбитой щеколды и звон стеклянных витражей, чьи осколки оцарапали кожу, ненадолго оглушили меня. Я догадалась закрыть лицо руками, иначе щеголять мне до конца жизни с ужасными шрамами.

Тело, словно мешок картошки, рухнуло на гладкий пол и подняло столб вековой пыли. Разум временно покинул меня. Спиной я чувствовала осколки, которые так и норовили разодрать на клочки одежду и вонзиться где-нибудь между лопаток.

Я возвращалась к реальности и привыкала к кромешной тьме. Туман перед глазами отступал, заработали органы чувств, временно отключенные коротким обмороком. А неподалеку послышались тихие шаги.

— Макс не мог найти место посимпатичнее? Здесь вообще убирались хоть раз? — от пыли вокруг дыхание перехватило, и на гортани осела едкая горечь. — Господи, надеюсь, что дальше будет проще.

Я повернула голову в надежде увидеть Егора, но спиной ко мне стояла девочка в рваном голубом платье. Ее длинные волосы свисали до талии спутанными прядями. К груди она прижимала грязную куклу. Край фарфоровой головы демонстрировал зияющую рану в месте, где у игрушки был правый висок.

Когда девочка хрустнула шеей и повернулась, я задохнулась от ужаса. Травма, как у куклы, подсказала, что передо мной призрак. Кошмарная улыбка из остатков сколотых зубов вызвала волну омерзения по телу.

— Чай, — заторможено пропищало жуткое создание, вращая серыми глазами в разные стороны, пока они не остановились на мне. — Ты пришла… На чай?

***

— Ваше императорское величество, позвольте?

Я моргнула и уставилась на собственное отражение в зеркале. Комната была знакома и незнакома одновременно. Орнамент шелковых обоев на стене подсказал, что я стояла посреди гардеробной Александры Федоровны Романовой, супруги Николая II.

Насколько я помнила, императрица Анастасия с дочерью там никогда не жили, предпочитая помпезности Зимнего дворца более скромный Александровский в Царском селе. Поэтому покои для всех закрыли. Как и остальные комнаты ее матери. И открыли только по приезде эрцгерцогини Вильгельмины с ее компаньонками.

До этого момента жилой оставалась только та часть царской квартиры, где ранее проживал почивший больше ста лет назад император. Потому что там всегда обитали либо Алексей, либо его отец.

Взгляд прошелся по новенькому телефону на стене. По нему обычно вызывали камер-юнгферов, попросту горничных. Для помощи в сборах или подготовки ванны, расположенной за дверью слева. Ноги приятно щекотал ворс английского ковра, огромные дубовые шкафы вековой давности напирали со всех сторон своей массивностью и мощью.

На мягкой софе с обивкой из кремового бархата разложили наряд для вечернего выхода: длинное платье прямого кроя с накидкой и бисерной вышивкой на плечах. Гладкий креп поблескивал от света горящих ламп, кожаные туфли на высоком каблуке в тон стояли на невысокой тумбе.

Два кресла пустовали, но на туалетном столике между ними дожидался смородиновый чай, разлитый в изящную фарфоровую пару. Хрустальная вазочка ломилась от различных лакомств, фруктовая нарезка и крохотные канапе на шпажках манили попробовать себя. У меня даже слюна скопилась во рту при виде аппетитных оливок и золотистых креветок.

«Здесь все ненастоящее!» — истерично заорал внутренний голос, как только я потянулась к печенью в вазочке.

— Ваше императорское величество?

Я повернулась на голос и уставилась в глаза незнакомой горничной. Девушка с пучком, идеально собранным на голове, вежливо улыбалась и протягивала ленту-невидимку с искусственными волосами для придания прически пышности.

«Фальшивка».

— Мне это не нужно, — процедила я и коснулась свисающих до плеч каштановых прядей. Родной цвет, который я давным-давно сменила на белый, заставил вздрогнуть и растеряться. А потом вновь посмотреть на нахмурившуюся горничную.

— Вам не нравится? Простите, ваше императорское высочество. Я допустила ошибку.

Она расстроенно прикусила губу и низко поклонилась, при этом держа спину прямо. Будто ей вместо позвоночника вставили деревянную палку. Шиньон упал, и я проследила за тем, как медленно он опустился на ковер.

— Ваше императорское высочество, вы вольны наказать меня за оплошность.

Подол шелкового пеньюара так и норовил оплести щиколотки, чтобы задержать меня. Подхватив его, я испуганно бросилась к выходу из гардеробной, как только горничная резко выпрямилась.

— Ваше императорское величество! Постойте!

Повсюду мелькали богатые интерьеры, а со стен надо мной насмехались Романовы. Императоры, императрицы и их многочисленные родственники смотрели высокомерно и холодно со своих безмолвных полотен, но я слышала, как они перешептывались между собой. Называли меня недостойной, презрительно кривили губы и отводили взоры, когда я задерживалась подле кого-то.

«Убирайся…»

«Самозванка!»

«Отступница, внучка предателя».

Коридор сужался, затем расширялся и извивался торопливой змеей. Кроваво-красный ковер под ногами превратился в вязкое желе, в которое проваливались ступни. То тут, то там слышался безумный хохот. Метались тенями по углам и громко стонали невидимые призраки давно почивших великих князей.

Я бежала, преодолевая сопротивление, но дворец не желал меня отпускать из своих стен. И каждый раз, когда останавливалась, чтобы перевести дух, рядом раздавался шепот:

— Зеркало, зеркало...

Горло перехватила призрачная рука. Липкое прикосновение вызвало дрожь отвращения, но я не сдвинулась с места. Грудь вздымалась, дорогие картины скакали перед глазами вместе с роскошными античными статуями. Чем крепче сжимались пальцы, тем меньше становилось кислорода в узком пространстве коридора.

В конце концов, я просто сдалась на милость зазеркалья. По щеке покатилась горячая слезинка. Я так устала от борьбы и постоянного страха за собственную жизнь, поэтому не вырывалась.

— Давай, — процедила, смотря в пустующие глазницы. — Убивай! Ты же для этого меня сюда заманило? Показало будущее, которого не было и никогда не будет? Да?!

Мой крик ударился обо все зеркальные поверхности, взметнул пыль на антиквариате и гулким эхом пронесся вперед. Где-то вдалеке хлопнула дверь, затем послышался скрип половиц и несмазанных петель. Давление на шее пропало, призрачная фигура молча растворилась в воздухе, а я почувствовала странное облегчение.

Жива.

Я по-прежнему жива.

Пространство вновь исказилось, и я оказалась перед входом в очередную комнату. Знакомая девочка с куклой пристально наблюдала за мной, находясь по другую сторону порога. Едва я перешагнула его, она отвернулась и побежала к обеденному столу.

Просторная зеленая гостиная напоминала место взрыва после теракта. Тут и там валялась посуда, грудой щепок и деревяшек схоронился в углу разбитый секретер. Перевернутый шкаф чернел провалами пустых полок рядом со сломанным проигрывателем. Вырванная с проводами люстра и пленка от раздавленных кассет вперемешку осколками зеркальных панелей отчетливо проглядывались в нитях серебристого света, который пробирался в комнату через распахнутые ставни.

Все кричало, что когда-то здесь устраивали пышные обеды и приветливо встречали многочисленных гостей.

— Проходи. Не бойся.

Мертвая девочка бесшумно проплыла мимо меня и указала на пустой стул рядом с застывшим мужчиной средних лет. Дыры от пуль на грязной робе намекали, что он один из расстрельных преступников. А обожжённая точка на лбу подсказала, что несчастный давно не числился в списках живых людей.

Бледный и подрагивающий Егор сидел напротив.

Перед ним стояла чашка чая, мятные ноты которого не заглушали витающий повсюду запах тлена, пороха, засохшей крови и влажной земли. Концентрация потусторонних сущностей на один квадратный метр здесь оказалась такая, что каждая пылинка пропиталась остаточными воспоминаниями призраков.

— Не бойся. Они не причинят вреда, — услышала я знакомый голос и повернулась к тени во главе стола, которая долгое время оставалась мною незамеченной. — Просто души, живущие в этом доме последние восемнадцать лет.

Шепотки и подозрительные скрипы вызвали мурашки, но я все равно подошла ближе. Стоило сесть на указанное место, как чайничек с рисованными медвежатами поднялся в воздух вместе с крохотной чашкой. Через несколько секунд чудесный аромат смородины и мелиссы пощекотал ноздри.

— Где мы? — спросила я, а Егор с облегчением выдохнул.

Испугался, что остался здесь один на один с зазеркальем и Максом?

— У меня дома. Понравилось, ваше сиятельство?

— Что? Дом? Или твое маленькое представление?

— Чай, — черные ресницы затрепетали, словно мотыльки над жарким пламенем и застыли, когда Макс выпрямился и сжал подлокотники кресла. — Но представление тоже. Так понравилось или нет?

Я тяжело вздохнула и опустила ложку в чашку со звоном.

— Нет, — последовал ответ.

— Почему?

— Не люблю бессмысленные иллюзии, которые никогда не станут реальностью.

Я прекратила помешивать чай, вдруг поняв, что делала это в обратном направлении. Покосившись на расставленные тарелки, проглотила слюну и тряхнула головой. Морок исчез, печенья и пирожные покрылись толстым слоем плесени, над вареньем парил рой мух.

Как только я сделала ложкой два оборота назад, все вернулось на круги своя. Еда вновь выглядела аппетитной, а комната резко посветлела. Еще оборот — люстра, кассеты и проигрыватель вернулись на место.

Из колонок полилась старая веселая песенка про любовь среди звезд.

— Где Макс? — первым задал вопрос Егор, опередив меня всего на мгновение, и нервно покосился на зеркальщика.

— Здесь.

За спиной Макса промелькнуло знакомое бесполое существо с пустыми глазницами. Устроив непропорционально длинные руки с такими же длинными и тонкими пальцами, оно застыло над ним белесой тучкой.

Мертвецы за столом, как по команде, повернулись в его сторону. Мужчина с простреленной головой, женщина с такими же пулевыми ранениями на груди и две девочки — первая с куклой, а вторая постарше. Лет шестнадцати или семнадцати. С похожими отметинами на испачканном кровью наряде.

И что-то мне подсказывало, что к Максу призраки имели прямое отношение.

— Твоя семья?

Я не знала, слышит он или нет. Спросила наобум в надежде понять, в каком состоянии зеркальщик. Ответ последовал незамедлительно: заторможенный, уставший, раздраженный. Будто Макс тысячу раз отвечал на этот вопрос.

— Да.

Его голос прозвучал в паре с голосом потусторонней сущности, которая стояла за его спиной. Как ни странно, но вреда она не причиняла. Просто держала его за плечи и наблюдала за нами, словно за любимыми питомцами в клетке.

Впрочем, мы себя такими и видели со стороны.

— Они здесь добровольно?

Призраки повернули головы и посмотрели на меня, а в глубине зеркальных панелей зашевелились какие-то тени. В доме находилась не только семья Макса, но и другие мертвецы, случайно или намеренно попавшие в зазеркалье.

— Нет.

Так я и знала.

— Их нужно отпустить, — мягко проговорил Егор, и дружный вопль едва не заставил его вылететь в окно вместе со стулом:

— Нет!

Я взвизгнула и закрыла лицо руками, когда бешеный смерч поднял в воздух всю стоящую на столе посуду. В нескольких сантиметрах от лица пролетел нож, а горячий чай едва не оказался у меня на коленях.

Грохот открывающихся и закрывающихся ставень пугал до чертиков, потому что присутствующие в комнате призраки больше не выглядели безобидными. Они злобно ощерились и зашипели. Готовились вместе с неугомонным вихрем отправить нас прямо в бездну треклятого мира зеркал.

— Хватит! Прекрати! — проорал Егор, цепляясь за стол. Скатерть под его пальцами съехала, а он повалился на пол вместе с многочисленными приборами. — Я, мать твою, пошутил, слышишь? Никто никого никуда не отпускает!

Секунда — и все стихия угомонилась. Вещи вернулись на места, стулья встали в вертикальное положение, посуда собралась по осколкам в цельные сервизы и вновь заполонила стол.

Я ошарашенно оглянулась и заправила за ухо прядь, которая выбилась из прически. Потом посмотрела на Егора, когда тот со стоном уселся обратно. Он тряс рукой и морщился. Похоже, она пострадала в процессе борьбы с магическим ураганом.

Макс выглядел плохо. Опустив голову на грудь, он сдавленно хрипел и крепко стискивал подлокотники до побелевших костяшек. Больше не помогали ни идущие назад стрелки на часах, ни магия зазеркалья, которая, похоже, продляла его жизнь в стенах родного дома. Но даже они были не в силах остановить процесс выгорания дара, который запустился, когда вошла в этот мир.

— Ты делаешь ему больно, — прошелестело существо, затем повернулось ко мне. — Вы делаете больно. Уходите. Вы заставляете его вспоминать, а он не хочет.

— Боюсь, невозможно. Мы не уйдем без него, — выдавила я, ощущая, как знакомое липкое прикосновение скользнуло по шее. — Тебе придется его отпустить.

— А если я не хочу?

[1] «Дыра — это нора, а нора — это кролик» — цитата из книги Алана Милна «Винни Пух и все-все-все», написанная задом наперед.