Бессердечный принц. Раскол

Глава 38. Влад

«Падала с крыши капель,

Потекла ручейками водица;

А у мерзлого озера, посреди камыша,

Горько плачет от боли девица.

Где же возлюбленный, где?

Бьется в клетке молчания как птица.

Ни письма, ни записки в ответ,

Видно, сгинул любимый на границе».

Я уже слышал эту песню. Тогда, на Царской улице в Урюпинске, где Макс устроил нам ловушку, она тоже звучала. Шелк голоса отражался от зеркальных стен, укутывал своей воздушностью. У Макса несомненный талант. Даже я, не имея слуха, прекрасно его чувствовал.

Зазеркалье больше не казалось страшным, скорее, унылым и заброшенным. Из кабинета нас перенесло в квартиру, хотя я уверен, что никакой телепортации не было. Макс просто изменил существующую реальность внутри ловушки. Впустил нас в свои воспоминания, что тенями скручивались в пыльных углах и разрозненными осколками висели повсюду.

Тысячи лиц, миллионы пережитых моментов. Своих и чужих. Их отблеск проскальзывал в прозрачной глубине. Заглянешь — оно утянет на дно.

— Без толку, — Вася опустил руку, и рябь прошла по зеркалам, выбив неприятный режущий звук. — Как он это делает?

— Не знаю, — честно ответил я. — Хаос? Поглощенные души? Макс ведь живое воплощение Призванного, заключившего в себя тех, кто давно мертв. Что-то же дает ему силы.

— Нет, ты не понял, — Шумский повернулся ко мне, затем обвел рукой пространство. — Как он создает реальности без вреда для организма? Хаос разрушает. С таким количеством используемой магии любой дар бы выгорел.

Ответа у меня тоже не нашлось, поскольку я и сам не понимал. Перестал что-либо понимать с тех пор, как мы арестовали Оксану Мечихину. Она так и не вспомнила нападавшего, только унтер-офицера Баранова. До Урюпинска или после случилась ее встреча с Максом? И с ним ли?

Я уже ни в чем не уверен.

Половица скрипнула под ногами точно так же, как скрипели старые доски в моем офисе. Внезапно я понял, что мы с Васей до сих пор находились в корпусе жандармов. Во всяком случае, физически. А вот сознание оказалось в настоящей ловушке. Я до сих пор слышал отдаленный звук капающей воды, который неимоверно раздражал.

— Вода, — я кивнул вперед, на перекошенную дверь, ведущую в туалет. — Не обратил внимания?

— Мой слуховой аппарат настроен сейчас на слабую мощность, — помотал головой Вася. — Так мне легче справляться с посторонним шумом на улице и в помещениях, где много людей.

Точно. В его ушах сейчас находились звуковой усилитель, зачарованный нашими магами. Полезная штука для тех, у кого проблемы со слухом. Вроде Шумского, пострадавшего от собственного заклятия полтора года назад.

— Помогает?

— Когда Кристина чем-то возмущена, есть повод не слушать ее крики, — улыбнулся Вася при упоминании жены, но затем нахмурился: — «Оковы тишины» разорвали связь зеркальщика с его источником. Я считал его погибшим.

— Все считали, — мрачно изрек я. — Пока Оксана Мечихина не выплюнула осколок на допросе.

— Почему ты? И почему сейчас?

Тени в коридоре задвигались, и мне почудилось, будто тот стал длиннее. Осколки под ботинком хрустнули, затем с шелестом понеслись по воздуху тысячей сверкающих звезд. Раздался детский смех, который сразу сменился голосами взрослых. Они спорили так громко, что я разобрал отдельные слова, словно стоял за стеной или у двери. Постепенно звуки усиливались, крики сливались в единый гомон, в котором я с трудом улавливал человеческую речь.

Рука легла на кобуру с пистолетом, а его тяжесть на поясе принесла некоторое облегчение. Как будто у меня появился шанс на спасение. Мизерный, но шанс. Как тогда в квартире злыдня, после нашего попадания в ловушку. Открытие портала в пустоту для выхода команды и мой последующий вызов Карачуна — все это дало мне выжить.

Или Макс позволил?

— Отражения, — я поднял голову и заметил, как расходятся трещины на потолке. А за ними зияла темнота. — Он использует их, чтобы создавать вокруг нас видимость другой реальности. Обман. Фикция. Понимаешь?

Я повернул голову, но с удивлением понял, что Шумский меня не слушал. Бессмысленным взглядом он уставился мечущиеся тени и сверкающий вихрь из осколков. Не успел я окликнуть его, как ухо обожгло чужим дыханием:

— Бум.

В грудь ударила мощным потоком, из-за чего меня сбило с ног. Отлетев к стене, я на мгновение лишился возможности видеть и слышать. В голове беспрестанно щелкало, по вискам долбило отбойным молотком. Затылок прострелила боль, когда он дважды встретился с кирпичной кладкой. Просто чудо, что я не лишился сознания на месте.

Кажется, я ошибся в своих предположениях. Мы в настоящем Зазеркалье!

— За что вы боретесь, офицер?

Я со стоном сполз на пол, обхватив гудящую голову. Сквозь туман проступала движущаяся фигура. Она постоянно ускользала, то распадаясь на осколки, то собираясь вновь. Приятный тембр голоса сейчас походил на раскаленный нож, который мне вонзили в глаз. Или скрип пенопласта о стекло. Настолько меня передергивало, стоило Максу подойти ближе.

Края черного пальто, будто беспросветная дымка, двигались в такт его шагам. Ботинки отбивали ритм, но в бестолковом шуме я уловил неуверенность движений. Словно Волконский практически не ступал на половицы, потому что поскрипывали они через раз. А еще постоянно примешивалась вода.

Кап-кап-кап. Противно и до ужаса неприятно. Аж до мурашек. Хотя источник шума находился в другом конце коридора.

Иллюзия? Или нет? Мой защитный браслет нагрелся, но толку от него не было. Слишком силен оказался противник. Магии артефакта не хватало, чтобы разрушить зеркальные барьеры.

— Верни нас в корпус, — я попытался встать, цепляясь за шершавую стену.

— Отвечайте на вопрос, офицер.

Я видел его лицо уже отчетливее, поскольку Макса плотным одеялом укутал голубоватый свет из соседней комнаты. Он встал как раз напротив прохода и поднял голову. Узкое, бледное — высокие скулы и глубоко посаженные глаза непонятного цвета. Или серебристые из-за магии, или темно-серые, как на старой черно-белой фотографии в деле. Черты тонкие, но четкие. Нарисованные умелой рукой мастера, как и нос, похожий на птичий клюв со слегка опущенным кончиком.

В народе бы его назвали благородным. Хотя мне и раньше казалось, что в Максе Волконском прослеживалась связь с дворянскими домами Российской империи. Где-то в хрониках осталась ветвь, которую посчитали прервавшейся.

Или виновато мое бурное воображение, вызванное хорошим ударом по башке.

— А ты непохож по описанию на того, кого мы уничтожили в Урюпинске. Даже я не видел тебя настоящим. Очередное отражение? — я рассмеялся и сплюнул скопившуюся во рту кровь.

Разбитая в прошлом бою губа саднила. Лопнула корочка от бесконечных трясок.

— Мне нравится менять образы на те, что подходят для общения с определенными людьми.

Макс поднял руку, затем крутанул кистью. Из осколков появились девичьи пальчики с розовыми ноготками. Сквозь мужское лицо проступило женское, ушла чрезмерная бархатистость голоса и сменилась визгливостью.

— Твои жертвы. Ты носишь личины поглощенных душ, будто одежду на выход, — я задохнулся, потому что невидимый обруч стиснул горло.

— Они здесь добровольно, — Макс снова стал собой и шагнул ко мне вплотную. — Пришли за помощью, попросили убежище. От ищеек император, горечи, забвения, тоски, смерти.

— Ты используешь их, как источник своей магии! Ты — убийца! Призванный при живой душе!

Выплюнув жестокие слова, я дернулся, когда холодные пальцы сомкнулись шее. Но кислород не перекрыли, я снова дышал полной грудью. Только двигаться не мог, провалившись в бесконечную серость его взгляда. Смотрел и тонул, захлебывался, цеплялся за пустоту и проваливался глубже. Прямо как в тот раз.

— Если я убийца, то кто же вы, офицер? — задал Макс вопрос.

Смысл дошел до меня не сразу. Но целую минуту, показавшуюся вечностью, я задохнулся от мощи проснувшегося вулкана из эмоций. Мы по-прежнему смотрели друг на друга: не отрывали взглядов, не отворачивали головы. А от прикосновений Максима Волконского озноб пробрался под теплый свитер.

— Убийца.

Мы все убийцы. Так или иначе. По приказу, добровольно или по вине психических отклонений. Не существовало в мире причины, чтобы оправдать человека, который отнял чью-то жизнь. Насилие и смерть оставались насилием и смертью в любой плоскости мироздания.

— И я снова задам вопрос, — проговорил Макс, внезапно убирая руки. — За что вы боретесь, офицер?

Я не знал, что сказать. Весь словарный запас превратился в чистый лист, будто кто-то нажал удаление и снес подчистую систему. Одно до меня дошло точно: от выбранного ответа зависли наши с Васей жизни.

— За себя, — я отправил все на самотек. Позволил отпустить внутренние вожжи и речи литься с языка без долгих размышлений над их правильностью. — За семью, которой у меня никогда не было. Страну, людей, нелюдей, своих ребят, друзей.

За спиной Волконского мелькнула тень. Кажется, Вася отмер. Поэтому я расслабился, успокоился и сморгнул кипящие в глазах слезы. После чего поддался к Максу и выдохнул:

— За любовь. Ко всему вышеперечисленному.

Свист сменился громким звуком, переросшим в непрерывное гудение. Воздух завибрировал, я почувствовал, как зазвенели стеклянные осколки и противное пение. Послышался хаотичный треск, повсюду лопались зеркала. Макс с криком отскочил, его буквально подбросило в воздух и откинуло в конец коридора. Туда, где яростно хлопали двери от бешеного сквозняка.

— Вася!

Пол под нами рушился, Шумский покачнулся, затем с воплем полетел в пустоту. Сначала я ринулся к нему, но в последний момент развернулся и посмотрел на поднимающегося Макса. Теперь нас разделяла пропасть. Коридор и стены разломало в том месте, где звуковая волна разрушила ловушку.

Едрёный дрын, мы будто парили в пространстве. Неужели так выглядело сознание Максима?

— Эй!

Он посмотрел на меня, но не предпринял попытки напасть. Глаза все также сияли, магия постепенно восстанавливала повреждённые участки. А до меня наконец дошло, почему только сейчас Макс появился в моей жизни.

— Ты заблудился, верно? — спросил я. — Потерялся в Зазеркалье и пришел ко мне в момент, когда Оксана выплюнула чертов осколок, да?!

Никого Макс специально не искал. Вряд ли он вообще до конца осознавал, где находился. Потерянный и брошенный в лабиринте, созданным собственной магией, Волконский ухватился за то единственное, что показалось ему знакомым. Последний кусочек из прошлого, связанный со мной, а не Васе или Кристине. Видимо, уничтожив те отражения, они стерли часть его воспоминаний.

Поэтому он постоянно задавал один и тот же вопрос.

Всевышний. Насколько же сильно душа Макса срослась с душами других людей и нелюдей, живущих в его мире?

— Дай руку, — я протянул ладонь, и он уставился на нее с непониманием на лице. — Я выведу тебя из ловушки.

— Но я не в ловушке, — моргнул Волконский. — Здесь мой дом.

— Твой дом среди живых, Макс.

— Нельзя, — он поднялся на ноги, и вокруг него опять закружила бриллиантовая пыль. — Последний осколок. Я никак не могу его найти. Без него зеркало не станет целым.

О чем речь? Треклятый хаос, я как будто разгадывал ребус, и на кону стояла моя жизнь.

— Мы поищем вместе. Клянусь тебе, — твердо сказал я, продолжая тянуть руку. — Ну же! Давай!

— Не верьте тому, что видите, офицер. Люди лгут, нелюди тоже, а зеркала никогда. Вглядывайтесь в отражения, иногда они говорят больше, чем мы слышим на самом деле.

Неожиданная легкость охватила мое тело, когда я с удивленным вскриком провалился в заунывную серость облаков. Темнота накрыла разум, но через какое-то время меня ослепило вспышкой света. Перед глазами появилось обеспокоенное лицо Васи, а в носу засвербело от затхлого запаха.

Я чихнул от витающей вокруг пыли и оглянулся. Ладони холодил кафель, противно капала вода в умывальнике.

— Влад? — Шумский тряхнул меня за плечи. — Ты в порядке? Что он с тобой сделал?

Неосознанно потерев шею, я механически коснулся затылка. Но ни шишки, ни раны не ощутил. Ушли боль, остались только щелчки в голове. Однако они утихали с каждой прошедшей минутой. Сунувшись в карман джинсов, я ойкнул и вытащил наружу руку, ошарашенно разглядывая блеснувший в каплях крови осколок зеркала.

— Черт, надо чем-то обработать, — Вася подскочил на ноги, но я остановил его неловким движением.

— Погоди.

Вот как Макс следил за мной и находил меня. Через крохотные кусочки разбитого зеркала, вроде того, что проглотила Оксана. Таких частичек на одежде сотни тысяч и не всегда стиральная машинка вымывала их.

Однако самым поразительным стал тот факт, что я не ощутил гнева. Впервые с момента, как я узнал о возможном спасении зеркальщика, внутри ничего не колыхнулось. Ни ярости, ни обиды, ни тоски по утерянному дару. Лишь сожаление и жалость к тому, кого еще недавно я проклинал ночами в кабаках за стопкой водки.

— Влад? Скажи что-нибудь! Тебя ранили?

— Нет, — я стиснул кулак и посмотрел на обеспокоенного Шумского, — меня не ранили, Вась. Но ты был прав. Макс действительно не хотел никого убивать. Во всяком случае, осознанно.

Он лишь хотел, чтобы его услышали.

Вася помог мне встать, придержал, когда я качнулся вперед. От магических переносов меня мутило и штормило, пришлось отойти к столу и вцепиться в край, чтобы позорно не рухнуть у ног Шумского.

Я ощущал себя выжатой тряпкой, жалким куском дерьма. Потому не сразу разобрал стук в дверь. Переглянувшись с Васей, я провел ладонью по лицу. Он метнулся искать по шкафчикам аптечку, а я раздраженно рыкнул:

— Войдите!

В кабинет, окутанная ароматами цветов и уличного мороза, впорхнула Катя. С улыбкой, от которой у меня екнуло сердце.

— Здравствуй, Влад, — прощебетала она, и Шумский с грохотом уронил аптечку со всем содержимым.

— Ой.

— Сегодня прямо не день, а гребаный писец, — прокомментировал я, после чего метнулся в туалет. Из-за подступившей к горлу желчи.

Кажется, с моего организма достаточно потрясений.