Живой Журнал. Публикации 2008

История про кофе (II)

…Надо сказать, что во всяком учебном заведении место рядом с буфетом называется "Сачок". Вернее, так называется место рядом со всяким буфетом. В отличие от университета, в Литературном институте это место было вынесено вон — через улицу.

Сначала это было крохотное кафе с народным названием "Цыплёнок". - тесное, маленькое, впрочем, скоро исчезнувшее, но возродившееся через несколько лет. Кажется, оно было увековечено Эргали Гером как кафе "Белочка" в его рассказе "Электрическая Лиза".

Но оно закрылось на вечный ремонт, чтобы стать потом частью универсального магазина.

Поэтому мы открывали для себя другие кафе. Было кафе внутри музея Революции — под охраной броневика и стоявшего ещё тогда там разбитого демократического троллейбуса. Это было кафе вечернее, хотя закрывалось в пять.

Вечерним считается кафе полутемное или просто темное, а дневным — светлое, такое как обновленный "Цыплёнок", нарёкшийся, впрочем, официально "Капакабаной".

Мои знакомые барышни (итальянские кожаные плащи, казавшиеся шиком в начале девяностых) так и говорили друг дружке:

— Пойдём в революцию?

В революцию — это на запах кофейного автомата и диковинного чуда в стальных чашках под названием "жульен". Так я исчез оттуда года на два — в кафе по соседству, что находилось в Музее Революции.

Потом пришли нормально-богатые и стали возить ненормально-длинноногих куда-то вдаль. Мне этот адрес до сих пор неизвестен.

Но тогда ещё царило в головах бедное равенство, и, вернувшись на угол Бронной и Богословского, можно было долго сидеть за томом Достоевского.

Товарищ мой Смуров ходил в кафе всегда одной дорогой — мимо синагоги на Бронной. Он был похож на настоящего хасида, в черном лапсердаке и шляпе с широкими полями. Настоящие хасиды недоуменно смотрели вслед Смурову: почему этот аид движется мимо?

За столиком из химического цвета желтой пластмассы Смуров рассказал историю из прошлой своей жизни. В этой истории, жившей отдельно от нынешней биографии Смурова, солью был роман с какой-то девушкой, одной из тех, что поселившись в кофейных историях, начисто теряют внешние приметы и лишаются имени. Из реальных девушек с мягкими руками и запахом только что снятых теплых платьев, из людей с вьющимися или прямыми волосами, они становятся персонажами.

В кофейной истории действовал и беллетризованный Смуров, не нынешний, а другой, персонажный, пролезающий через форточку к спящей девушке.

В новой "Капакабане" чёрный горький кофе был недорог, а чай был ещё более недорог, а если и на него не хватало, то можно было просто подсесть за круглый чёрный столик и точить лясы на сухую, или попросить ещё какой-нибудь дряни.

Впрочем, скоро забеременела одна из барменш и у неё началась боязнь трубочного дыма. К сигаретному не знаю уж как она относилась, но она всякий раз указывала мне, что трубку курить можно только на улице.

Однажды я припёрся в кафе с толстым томом "Преступления и наказания", из коей каждое слово можно брать в цитаты. Книга эта великая, и тем более великая, что её невозможно испортить в глазах читателя даже долгим обязательным списком школьной программы. Несмотря на выражения "за застойкой", и "Он припомнил теперь это, но ведь так и должно быть: разве не должно теперь всё измениться?" на последней странице книги — и уж знаменитый "круглый стол овальный формы", который решительно все идиоты ставили в упрёк Достоевскому

Так вот, я утверждаю, что её можно разобрать по абзацам на эпиграфы.

"В начале июля, в чрезвычайно жаркое время под вечер один молодой человек вышел из своей каморки, которую он снимал от жильцов в С-м переулке, на улицу и медленно, как бы в нерешительности, отправился к К-ну мосту".

"Не то что он был так труслив и забит, совсем даже напротив, но с некоторого времени он был в раздражительном и напряжённом состоянии, похожим на ипохондрию".

Впрочем, всё это было не про меня. Накануне я сделал себе кефирный супчик, и если ничего не случится до вечера, рассчитывал быть весел: несмотря на чтение истории Раскольникова.

Я уже придумал чудесное название поэмы про Раскольникова — "720 шагов".

Но в этот момент поднял глаза от страницы и осознал, что окружающая действительность изменилась. Я пришёл в полупустое кафе, а теперь оно было заполнено скорбными людьми в чёрном и заплаканными женщинами. Они давно сдвинули столы, и теперь я со своей чашечкой кофе сидел в середине длинного поминального стола — пили в разброд и никто мне не удивлялся, благо я был в чёрном.

Время текло, безвкусное как дистиллированная вода, как оздоровлённая пища — кофе без кофеина, безалкогольное пиво и обезжиренное масло.

Извините, если кого обидел.

24 апреля 2008