Живой Журнал. Публикации 2008

История про синтаксический ревизионизм

Все споры пикейных жилетов об истории обычно сводятся к синтаксису — вернее, к перестановке двух частей сложного предложения. "Сталин, конечно, был тиран, но при нём мы выиграли войну" — говорят одни. Другие им возражают — "При Сталине мы выиграли войну, но он был тиран". Ну и понеслось — с разным накалом, но всё с тем же мотивом психотерапевтического выговаривания — утверждения-то равно бессмысленные. Всё упирается в интонацию "Пи-и-ива не-е-ет!".

Причём тут неважно, кто этим занимается, очевидцы и участники или их потомки.

Мемуары очевидцев — особая статья. Я довольно давно занимаюсь разными мемуарами и должен сказать, что навидался всякого. Есть тексты совершенно безумные, из которых вылезет вдруг хтонический ужас, всунутся к тебе в комнату свиные рыла жизненной правда, да и спрячутся потом. Есть взвешенные и спокойные воспоминания умных людей. Есть книги, из которых, орошая всё вокруг, бьёт жёлтая струя тщеславия. Есть мемуары, похожие на статистический справочник, а есть донельзя отредактированные мемуары, зачищенные цензурой и литературными обработчиками.

Много что есть, но всё к делу.

Потому как из всего можно сделать полезный в хозяйстве вывод.

И вот хороший пример: только что вышли вспоминания одного немца, что сидел в окопах на Волховском фронте — то есть для нас он Волховский. Самое интересное там, как всегда, описание быта, бытовая история. Но только над ней надстроена простая (синтаксически простая) конструкция объяснений — да мы держали в осаде большой город, в котором умирали старики и дети. Но… и тут всегда возникает это "но", после которого следует: "Сталин использует старое соперничество между Москвой и городом на Неве для развязывания кровавой оргии". Да, мы воевали в России, "Конечно, они [немцы и русские] убивают друг друга в скопившейся, в слепой ярости, в состоянии аффекта. Но чаще всего это те, кого к этому состоянию подтолкнули, псевдогерои, находившееся в тылу, команды экзекуторов СД, палачи НКВД, которые без всякого для себя риска тешатся этим, превращая войну в смертоубийство". (Расстановку запятых я оставлю на совести корректора М. В. Чебыкиной, а вот путаный во всех смыслах синтаксис — авторский, родом из вермахта: мы вообще-то зашибись, но демоны нас заставили. И у вас тоже были демоны, а значит, мы равны). …И дальше — да мы обстреливали Ленинград, да, мы обстреливали осаждённый город, "Но Андрей Александрович Жданов, 49-летний украинец, настоящая фамилия которого была Раковский, сыграл свою зловещую роль не только в Ленинграде". Чё за дела? При чём тут Раковский (Христиана Раковского — да, знаю. Но пусть кто-то мне объяснит фокус с настоящей фамилией Жданова, ранее мне неизвестный. Спору нет, Жданов — фигура мрачная, но какой бы упырь ни сидел главой над туземцами, это не повод для оправданий. Тут какой-то особый синтаксис — "Да, мы пришли к вам вас убивать, но согласитесь, у вас были дурные дороги и вами управляли дураки").

Или вот длинный пассаж, но довольно принципиальный: "Невозможно понять положение немецких армий на Восточном фронте, не исследовав более конкретно кошмар борьбы с партизанами. Для этого необходимо забыть ряд клише, которые стереотипно подаются самозваными народными всезнайками. На самом деле их данные мало согласуются с реальными фактами. Не в первый раз со времени аферы Вальдхайма немцам бросаются упреки в совершении ужасных преступлений против партизан. В качестве доказательства прилагаются фотографии повешенных и расстрелянных партизан. Обоснованно ли негодование, вызванное этими снимками? Разумеется. Ведь это свидетельства военного варварства. Они доказывают отсутствие чувства такта в отношении к смерти тех людей, что следовали своим идеалам и отдали за них свою жизнь. Но верно точно так же и то, что такого рода казни считались законными с точки зрения действовавшего тогда всеобщего военного права и поэтому не являются доказательством военного преступления.

Очевидцы, пострадавшие в результате нападений партизан, не понимают, почему при изображении таких удручающих картин сегодня всегда в тени остается другая половина происходившего и никто не задается вопросом, а что со своей стороны творили партизаны? Разве сейчас нельзя попытаться представить, как разлетается на куски грузовик с немецкими солдатами-новобранцами, подорвавшийся на партизанской взрывчатке? Или когда обстреливаются, а затем поджигаются обозы с ранеными? Мы хотели бы избавить читателей от дальнейшего описания и дальнейших вопросов. Но представляются совершенно естественными требования очевидцев выразить скорбь также и в отношении жертв, искалеченных в результате партизанских атак".

А вот хуй тебе, дедушка. В предложении "Мы вешали и мучили, но так и вы жгли наши комендатуры и обозы" неправильный синтаксис. Никто вас сюда не звал, оттого никакого "но" в этом сложном предложении нет. И мысль-то простая: сидел бы ты в своей Померании, а твои соотечественники — в Гамбурге и Франкфурте, то и не подорвался бы никто на партизанской взрывчатке. Не летали б самолёты бомбить Лондон, не лазили бы твои соотечественники на Парфенон со своим флагом, не катался бы на танке по Волоколамскому шоссе — какие были б претензии?

Нет, значит, для нас сложности в этом синтаксисе.

Зато в нём есть квинтэссенция обыкновенного ревизионизма. Просто немецкий ветеран прямодушен и проговаривает вслух то, что другие произносят более аккуратно.

Я долго читал о том, как спустя много лет немец поехал поглядеть на Петербург — желание понятное и естественное. Лучше так, с визой и экскурсоводом, я считаю.

Но потом я наткнулся на фразу "У обочины дороги две, как будто походя поставленные и поблекшие от времени полевые гаубицы. Память о тех мрачных днях, как и блиндажи за ними, вокруг которых пышно разрастаются капустные кусты дачников".

Я, конечно, понимаю, что "Центрполиграф" славится своими переводами, но всё же… Умри, Дюма, лучше не скажешь — ведь это француз отдыхал в тени развесистой клюквы. Немцу же достались кусты русской капусты.

Стахов Х. Г. Трагедия на Неве. Шокирующая правда о блокаде Ленинграда 1941–1944/ Пер. с нем. Ю. М. Лебедева. — М.: Центрполиграф, 2008. - 382 с. 5000 экз. ISBN 978-5-9524-3660-2

Извините, если кого обидел.

26 июня 2008