История про Виктора Ерофеева

Новая книга Виктора Ерофеева повергла меня в какое-то тягостное недоумение. Я, вообще говоря, очень люблю путевые очерки, перемешанные с мемуарами, и не испытываю ровно никакой неприязни к самому Ерофееву. Но он меня удивил — я обнаружил странный стиль, кажущийся пародией на прозу поэта Вознесенского (особенно в той части, когда выездной поэт рассказывал о дружбе с зарубежными знаменитостями).

Что-то вроде: "С М. было сложнее увидеться, чем с кейптаунским Лужковым, который с вершины власти обрушил на меня ушат информации о городе и стране. Уильям, очень чернокожий мэр, пленил меня своим необоснованным оптимизмом. Хохоча, попивая кофе с бисквитами, он рассказал, что половина черных — безработные, из криминального центра города разбежались все зубные врачи, но особенно поражало миллионное количество изнасилований. Почему их так много?

— Чёрному человеку нужно самовыразиться.

Наконец клан кураторов и плейбоев закатил ужин. М. пришел, когда надежды на него уже рухнули, бритым и забуревшим, в пальто вроде долгополого сюртука. Знакомясь, он заметил, что гибель апартеида была мастерски произведена из Москвы чиновником международного отдела ЦК по фамилии на букву Ш или Щ. Поужинав, мы стали менять бары, как стаканы.

— Знаешь, что такое jol? Основной стиль мест ной жизни. Выпивка, косяки, солнце, трах. Пир во время чумы. Мне надо в Ёбург на выступление.

Едешь со мной?

До Йоханнесбурга — полстраны на красном джипе с мордой триумфатора. Мы мчимся на восток по взморью, через "белые" деревни, строгие копии староголландских ферм со стадами страусов (страусы похожи по телодвижениям на стриптизерок), пока не упираемся в мыс, разделяющий Атлантический и Индийский океаны, самую южную оконечность Африки".

Ерофеев описывает свои путешествия по земному шару, лёгкость своего общения с простыми людьми и известными персонами из разных стран, сыпет метафорами и кидает под ноги подробности. Чередуются Тува и ЮАР, Норвегия и США, Крым и Абхазия.

Дело как раз в моём недоумении. Текст Ерофеева (я допускаю, что он собран-переделан из журнальных публикаций) это какая-то тягостная потеря вкуса или адекватности. Вот, казалось бы, верное слово, и тут же всё сбивается, вылезает какая-то избитая, пошлая фраза.

И тут масса вопросов, что лезут со страниц. Отчего и как остроумное наблюдение превращается в скабрезность? Почему на пространстве одной строчки мне путевые заметки Ерофеева нравятся, а как строчек две или три — хоть святых выноси, отчего так? В чём феномен?

Отчего именно Ерофеев мне кажется пошлым? Оттого ли, что мысль в его устах не нова? Или оттого, что автор больше любит себя, чем текст? (Это неловкая фраза — я тоже люблю себя больше служения, больше литературной схимы).

Или, может, от того, что эти тексты устроены так: они долго подготавливают тебя к тому, что ты сейчас услышишь что-то пронзительное, и бац! — тебе говорят слово "духовность". Нет, если бы сказали в итоге слово "колбаса", это хотя бы развеселило. А тут "духовность" или "загадка любви"…

Или и вовсе, тебя начинают кормить дорожной экзотикой вроде абхазского обычая — оказывается там "Новопреставленный мертвец лежит в гробу со стоящим членом. Он обладает стойкой эрекцией, которая не отпускает его, превращая в неугомонного духа. Тогда, по обычаю, в семье зовут вдову", проч., и проч. Я как раз не оспариваю посмертную эрекцию, да только рассказывается всё это в духе завирающихся путевых записок Дюма — с какой-то именно что скабрезной, а не острой интонацией. Тут как со стариковским запахом. Есть в квартирах одиноких стариков какой-то странный общий запах — затхлости, мерзости, запустения. И совершенно непонятно, из чего этот запах образуется — из спрятанных горбушек, сгнившей картофелины, несвежего белья… А я видел много стариков и их жилищ, и некоторые были очень чистоплотны.

Что-то похожее происходит и при чтении некоторых книг — непонятно что, но что-то очень дурно. Одним словом — загадка.

Так и здесь — я чувствую раздражение и пытаюсь понять, что раздражает. И пока не сумел. Легко назвать всё это бездарностью (Ерофеева так часто называют разные люди, но я не принадлежу к их числу) и успокоиться.

Но это самое простое.

Для начала я вырезаю личное — и правда, здесь ничего личного. Пригласи меня Ерофеев в гости, пошёл бы — не кочевряжился. За столом бы себя прилично вёл, соусом не брызгался.

Значит, это что-то на уровне феномена. И я ощущаю, что такой тип раздражения схож с печалью, когда в моём присутствии, на высоком градусе интересного разговора, вдруг объясняют поведение кого-то знаком Зодиака.

Не стоило бы говорить всего этого, если бы Виктор Ерофеев не был бы в моих глазах неким культурным феноменом. А я довольно давно интересуюсь такими феноменами.

Оценки в таких случаях, особенно оценки типа "хорошо" и "плохо" тут невозможны. Да и в литературе вообще никто не пронимает. Только некоторые бесстыдники говорят обратное.

Тем не менее, в ней, и вообще в массовой культуре текст не живёт сам по себе, он привязан к миру тысячами верёвочек, биография, история и литература всегда тесно переплетены. Понятно, что у Ерофеева были интересные рассказы восьмидесятых годов, потом было некоторое общественное бурление, когда он хоронил советскую литературу, и вот теперь он культуртрегер, ведущий ток-шоу, между делом выпускающий книги особого свойства. Нашему времени-то он как раз адекватен. То есть, адекватен как автор неких книг в прошлом (они должны быть такими, чтобы ввернуть в текст что-то типа "и я увидел свои старые книги в списке учебной литературы этого маленького американского (французского, бельгийского) университета)"), а сейчас адекватен как автор статей в глянце, чуть ли не в "Плейбое" и ведущий своего ток-шоу.

Одним словом, существует путь писателя (успешного и неуспешного), а существует кадровая позиция "культурной номенклатуры". И вот как раз Ерофеев для меня представляет идеальный пример человека, что находится на этой кадровой позиции, что кочует с одной медиаплощадки на другую, с одного канала на другой и говорит какие-то необязательные фразы. Потому что это кадровая позиция "интеллектуал-говорун" (я сам такой, так что Ерофееву, если он прочитает, не должно быть обидно). Вот приглашают на передачу об абортах — депутата, гимнастку, жертву аборта (разумеется) и — интеллектуала-говоруна.

А вот его везут на конференцию по культуре-мультуре. А вот, с делегацией, отправляют за какой-нибудь океан.

А вот перед вами и книга-отчёт.


Ерофеев В. Свет дьявола. География смысла жизни. — М.: АСТ, Зебра Е., 2008. - 384 с.


Извините, если кого обидел.


22 июля 2008

Загрузка...