Живой Журнал. Публикации 2008

История про биографию

Надо записать некоторые предварительные наблюдения, сделанные при чтении книги о Стругацких.

Дело в том, что до недавнего времени у старшего поколения фэндома существовал фантаст № 1 "Аркадий-и-Борис-Стругацкие, иначе говоря, АБС". Нет, были и прочие известные фантасты, но городской интеллигент времён излёта Советской власти всегда отдавал первенство этому двухголовому писателю. Поэтому храм Стругацких существовал давно.

Сейчас ситуация совершенно другая — мнения пёстры, конфессий множество, не говоря уж о сектах. Поэтому, делая шаг вовне из корпоративного круга, человек попадает в совершенно царство с множеством систем координат и ценностей.

Вот объявится биограф Димы Билана, и внутренний круг его поклонников будет заходиться от восторга — и нечего гнуть перед ним пальцы "Мы, дескать, другие по определению высокодуховные, и всё такое". Вовне нужно всё доказывать, как в первый раз. Там полно хармсовских сценок, когда писатель выходит на сцену и говорит "Я писатель", а из зала ему, как известно, отвечают "А, по-моему, ты — …" Придёт щелкопёр какой-то, фитюлька и ну лапать наше святое! И ведь ничего с этим не поделаешь.

Ситуация напоминает семейные фотографии, культ которых существует в семье, но вынесенные на люди, вызывают скуку, крики "Баланс белого!", "Горизонт завален!".

Так или иначе, Стругацкие, да и вообще никто не является инвариантной ценностью в современной культуре.

С книгами как с женщинами — их часто начинают ругать за несбывшиеся ожидания.

Так и с этой биографией — очень хорошо для начала определиться, что от этой книги не стоит ожидать, чтобы потом не топать ногами в раздражении.

Во-первых, надо понимать, что эта книга написана внутри фэндома, и по большей части ориентирована именно на фэндом. Конечно, это не тайные руны, но текст внутренний (прочие рецензенты успели назвать книгу "сектантской", хоть и милой, и проч., и проч.). Поэтому сперва надо снять претензии к биографии Стругацких, касающиеся "сектанства". Ну да, написано членом Корпорации и для членов Корпорации, а что вы хотели?

Во-вторых, надо понимать, что никакой другой биографии Стругацких ближайшее время написано не будет. И очень долго не будет написано. Удачные биографические книги (те, что становятся хотя бы и спорными, но событиями), пишутся редко, для этого необходимо стечение множества обстоятельств. Такие книги не выскакивают, будто чёртик из табакерки. И, конечно, аргумент Feci quod potui, faciaot meliora potentes неважный, но всё равно будем лопать, что дают.

В-третьих, это жизнеописание, а не биография в полном смысле этого слова. (Иногда даже просто воспоминания). Часто читатель "извне", не принадлежащий фантастической Корпорации, придирается к этой книге, ожидая увидеть отстраненный, общекультурный анализ творчества, разбор идей и разговоры о том, что называется "феноменом Стругацких". Нет, эта книга больше о быте, встречах, кто и где сидел со столом, как и с кем ругался или дружил. Для члена Корпорации это нормально — повести Стругацких там читаны-перечитаны и помнются наизусть. Адепту хватает намёка, ему не надо доказывать ценность. Для него оправданность такой биографии несомненна, а уж когда появится взвешенный текст, где жизнеописание соседствует с анализом — Бог весть.

Что в этой книге хорошо? Перечисление мелких деталей, опись друзей и знакомых. Причём я пока нашёл несколько очевидных опечаток и кривых фраз, но никто пока мне не указал на неверные детали, фактические ошибки. А ведь существует уровень деталей, что известны лишь адептам, когда кто-нибудь из люденов скажет "так" или "не так", и надо принять это на веру. Не будешь же спорить о том, во что был одет Элвис Пресли на концерте в Миннеаполисе с фэнами Элвиса Пресли. Ты песни слушал, а они на этот алтарь жизнь положили. Во всяком случае Владимир Ларионов цитирует отзыв Бориса Стругацкого: "Скаландис рассказал, разумеется, не всю правду, но ТОЛЬКО правду и ничего, кроме правды. Можно ли в нашем реальном мире рассчитывать на большее?" Более того, отрывки из дневников и частных писем многие читатели прочтут именно здесь, в этой книге. Автор сотрудничал со многими людьми и со многими консультировался — это я знаю. Да и написать такую книгу невозможно не сотрудничая и не консультируясь.

Мне ещё нравится, что в книге уважительно относятся к букве "ё". Только хорошо бы, что бы она там была везде где надо, а не по хаотической прихоти. Но это — кстати.

Что мешает в этой книге? Мешает, как ни парадоксально, изобилие неструктурированного материала. Те самые интересные нам подробности, часто не сортированы по значимости, не встроены в чёткую схему с выводами. Сдаётся мне, что ту же картину времени можно было создать и на вдвое меньшем объёме. Для меня гигантский объём книги — не заслуга, равно так же мы исключим оправдания "торопились к юбилею". История нашей страны помнит множество дурно сделанных к юбилеям дел.

Затем вот что: то и дело встречаются фразы "Вот бы достать это письмо из ЦК", "Вот бы теперь обнаружить эту статью!"… Понятно, что автор писал быстро, но что так говорить — ну, взял бы и достал, обнаружил бы, процитировал бы. Ну, да — сложно, и в архивах работать не всякий любит. Назвался груздем-биографом, лезь в пыльные папки.

Книга неоднородна, начата она как художественная проза с реальными героями (на мой взгляд, неважная), а продолжается как документальная опись событий. Ну так всяко бывает.

Мне мешают авторские вступления — вроде рассказа о том, как зловещее КГБ хочет создать "Русскую партию" и тайно организовывает писателей-антисемитов. Когда мне такое говорят, да ещё в интонации "очевидно, что", я сразу хочу посмотреть какие-нибудь документы. Или там "Но, безусловно, аттестатом зрелости, выданным нашей перестройке, стал фильм "Покаяние" и параллельно в литературе "Дети Арбата" Анатолия Рыбакова в "Дружбе Народов". Тут бы и спросить про механизм этих аттестатов, и прочие дела. Я-то как раз понимаю, что хотел сказать автор о необратимости Перестройки, да только некоторая небрежность стилистического толка меня не радует — равно как пришедшие из устной речи фэндома словечки.

В Сети уже обсуждался пассаж "Неприкосновенный запас нашей культуры — юрист, искусствовед и красный комиссар Стругацкий, — в условиях военного времени был, конечно, использован не с максимальной эффективностью, но обоснованно и, главное, вовремя". Её оправдывали контекстом (в предыдущем абзаце обыгрываются инициалы Стругацкого-старшего — "НЗ"). Я сверил цитату, и скажу, что дальше написано: "Он успел дать миру, вырастить, поставить на ноги двух сыновей, прославивших его фамилию на весь мир". Теперь контекст есть, а фраза всё равно — дрянь. Неудачная фраза.

Есть другой пассаж, слова уже одного из братьев, которые тоже обсуждались: "Характерен спор, который однажды вел 23-летний Аркадий с отцом своей будущей первой жены профессором МЭИ Сергеем Фёдоровичем Шершовым в коммуналке на Волочаевской улице.

— Вообще-то, воспитание ребёнка в семье — процесс недопустимо случайный, ведь семья может оказаться какой угодной: и образцовой, и преступной, — заявлял он и ставил оппонентов в тупик своими рассуждениями. — Как направить человека по верному пути? Как выявить его главные склонности? Надо лет с пяти забирать детей от родителей, помещать в закрытые интернаты в прекрасных климатических условиях, например, в Крыму, и там замечательные педагоги пусть распределяют их на гуманитариев и технарей.

— А если не те и не другие? — вклинился Сергей Фёдорович.

— А это — рабочие, — не задумываясь, ответил Аркадий и, видно, уже перелетев в мыслях из Крыма в Элладу, добавил небрежно: — Если угодно, рабы.

Папа-коммунист от такой формулировки лишился дара речи. Аркадий же завершил победно:

— И в итоге формируется интеллектуальная элита нации".

Это довольно сильная история, которая может служить отправной точкой для далеко идущих размышлений. Даже человек влюблённый в своего кумира, проговаривается — и внимательный читатель вдруг думает: "Эко непросто обернулось!". Собственно, этими точками, сюжетами, иногда оставленными автором вовсе без комментария, и ценна книга.

При чтении книги Скаландиса я сделал очень интересное наблюдение — все эти войны писателей с врагами, письма в общественные организации "или сразу в аппарат Зимянина" сейчас производят очень странное впечатление. Нет-нет, я верю, что правда на стороне рассказчиков, и силы зла отвратительны, да только спустя тридцать-сорок лет нет у меня веры во временную ценность этих войн. Тогда эти эмоции были необходимы для какой-то эволюции — верю. Но сейчас внимательное чтение вызывает некоторую оторопь — как скандал о писательских шапках средней пушистости.

"А закончить хочется вот какой записью БНа от 28 августа:

"Концерт рок-фант-музыки. Потрясающая музыка, требует огромных теней и мощного света. Впервые захотел быть молодым, чтобы впитать это в себя полностью. Какие суки смели лишить нашу молодежь этих впечатлений?!!"

Давайте спросим: а какие суки лишили Стругацких вот этих впечатлений от всех предыдущих "Евроконов" и "Ворлдконов", от общения с фантастами и читателями других стран? В общем-то, мы знаем какие. Но поскольку многие из них ещё живы, во избежание судебных исков не станем называть никого поимённо"… Дело в том, что мир жесток, а новые поколения смотрят на советские литературные войны в лучшем случае с плохо сдержанным равнодушием — как на ветерана с юбилейными медалями: "Да-да, дедушка, понимаем. Великое дело сделали. Не болейте".

Итак, в старом фэндоме существует незримый храм Стругацких. И фэндом, особенно старый фэндом, люди после сорока, нервно реагируют на искусствоведов, что подступают к храмовым иконам с лупами. Да и девки в мини, что припрутся в святое место, или человек, вошедший туда в шляпе, вызывают понятное раздражение. Но тут беда — либо конфессия тайная, закрытая, либо она дело публичное, всем можно смотреть, а значит — судить.

Судят, конечно, по-разному. Кому-то не нравятся политические высказывания Бориса Стругацкого, имеющие тот акцент, что нынче зовётся "либеральным". Кто-то мстит за собственную давнюю влюблённость (это известный феномен — чем беззаветнее мы что-то любим в юности, тем с большей жесткостью он говорит об этом, состарившись). Но это явления хоть и интересные, да только другого порядка, не имеющие к исследовательской функции отношения.

Обратная ситуация — ревнивое отношение к его святости и внутренней иерархии — то, когда на тебя шипит бабушка со свечками. Надо пройти мимо этих двух опасностей, чтобы извлечь что-то важное из любого феномена, и феномена Стругацких в частности.

Андрей Измайлов, участник семинара Бориса Стругацкого вспоминает: ""Ты пришёл в семинар, как в храм, или просто из любопытства?" — это был нормальный вопрос. Не институт, а именно храм". Я лично стараюсь двигаться в этом храме аккуратно — да, я был одним из тех, кто рос, передавая друг другу обтрёпанную книгу "Трудно быть богом" или цитировал "Понедельник начинается в субботу". Но время меняется, меняемся и вы.

Я далёк от пафоса, которым заканчивает Скаландис свою книгу:

"Писатели. Пророки. Человеки.

Братья Стругацкие".

Пророки — это, конечно, хорошо. Но так для меня этот феномен — не храм, а мастерская. Пространство для анализа.

Ант Скаландис «Братья Стругацкие». — М.: АСТ, 2008. - 736 с. 5000 экз. (п) ISBN 978-5-17-052684-0

Извините, если кого обидел.

31 июля 2008