One Two Three Four. «Битлз» в ритме времени

125

Лет так в семь я поняла, что «Битлз» наблюдают за мной. Очень часто я замечала, как из-за двери моей спальни или из-за угла высовываются четыре головы. Битлы виднелись по пояс, в костюмчиках и белых рубашках с черными галстуками. Всякий раз они появлялись в неловкий момент: например, когда я одевалась. Я тогда быстренько приводила себя в порядок, стягивала пижаму и надевала нижнее белье, но так, чтобы даже мельком не засветить обнаженное тело. Хотела впечатлить битлов скромностью и ловкостью.

Но, вообще-то, они, как нянюшки-негритянки в старых фильмах, появлялись в самые важные моменты. Когда я завершала дистанцию в день спортивных состязаний, они стояли у финиша и хлопали в ладоши. Если я оцарапывалась или ушибалась на детской площадке, они заглядывали в кабинет медсестры, сокрушенно качали головами и цокали языками, отмечая, какая я храбрая.

Мне хотелось сохранить битлов у себя в мыслях, уберечь от превратностей жизни, чтобы они оставались прежними. К несчастью, настоящие битлы постоянно менялись, но в моем воображении они отставали как минимум на два перевоплощения: только я привыкла к ним в повседневной одежде («Revolver»), как пришлось учиться представлять их в странных шелковых мундирах («Sgt. Pepper»).

Впервые «Sgt. Pepper» я послушала с подругой Фионой. Поскольку я не любила перемен, то все новые альбомы слушала последней, не в силах избавиться от убеждения, что «Битлз» следует застыть во времени на отметке «1964 год», а не скатываться к сексу и наркотикам. Мне не раз говорили, что в их песнях есть отсылки к наркотикам, а потом я и сама потрясенно уловила намеки на секс: например, «Girl, you let your knickers down»[817] в песне «I am the Walrus». В спальне Фионы я с ужасом рассматривала плакат с фотографией голого Джона. Значит, вот как он выглядит на самом деле. Значит, так он и выглядел всегда… На миг я ощутила себя обманутой.

В 1969 году я купила в «Леттс»[818] «дневничок школьницы» и стала делать в нем записи. Спустя несколько месяцев сплошных «сегодня ничего особенного» я выдумала загадочного персонажа, старшего брата по имени Алики, и представляла, как беседую с подругами, а они пытаются вытянуть из меня настоящее имя Алики: Пол Маккартни.

Вот бы они удивились. Увы, несмотря на целые месяцы таинственных записей — «Сходила на Эбби-роуд», «Видела сегодня Джона», — кроме меня, дневник так никто и не прочел.

Когда в 1970-м «Битлз» распались, я вроде бы горевала. Заметив, что подруги живут себе дальше и им все равно, я с чувством праведного упоения погрузилась в траур. Сама себя накручивала, но сильно ли — не помню. Иногда у меня щемило сердце, и я с легкой болью вспоминала, что именно произошло. И удивлялась, что вот, оно случилось, а я ничего подобного даже не предполагала.

Я не плакала. От этого было неловко: я считала, что только еженощные рыдания смогут воздать должное битлам. Вместо этого я лежала на кровати и вспоминала какие-то их песни — «And I Love Her» или «Let It Be», — пытаясь выжать хотя бы слезинку. Наконец заветная капелька стекала на переносицу, и я свято верила, что моя преданность растрогает битлов.

К тридцати годам я решила познакомиться с классической музыкой, но выяснилось, что «Битлз» не отпускают. В голове сплошным потоком, «как бесконечный дождь в бумажный куль»[819], лились строки их песен, будто разгулявшиеся незваные гости. А всякий раз при упоминании 18 июня приходится глушить в голове тоненький ликующий голосок: «День рождения Пола!»