One Two Three Four. «Битлз» в ритме времени

95

На той же неделе в январе, когда «Битлз» приступили к записи «A Day in the Life», с Джо Ортоном связался Уолтер Шенсон, продюсер фильмов «A Hard Day’s Night» и «Help!», и спросил: не интересно ли тому поработать над сценарием для «Битлз»?

Ортон — самый популярный, остроумный и циничный молодой драматург того времени — стал набивать себе цену:

— Знаете, я очень и очень занят. Пишу третью пьесу.

© Mirrorpix/Getty Images

— И все же мне хотелось бы, чтобы вы взглянули на черновик, — сказал Шенсон. — Я уже обсудил все с парнями, то есть упомянул ваше имя. Если честно, особой реакции не последовало. Но по-моему, мне удастся их уговорить.

После такого ненавязчивого напоминания о том, с кем он имеет дело, Ортон ответил:

— Хорошо. Присылайте текст, я почитаю.

Материал показался ему скучным, но не безнадежным: работать было с чем, а вдобавок Шенсон сказал, что битлы хотят фильм посмелее. Ортон писал в дневнике: «Уже есть идея для концовки: церковь, четыре жениха и одна невеста… но так, чтобы не вызвать возмущений. Уйма возможностей для двусмысленностей сексуального толка…» А еще можно было использовать материал из отвергнутого издателями романа, написанного в паре с любовником, Кеннетом Халливеллом[617].

За обедом Уолтер Шенсон объяснил, что битлы хотят сделать ремейк «Трех мушкетеров».

«— Ох, нет, — сказал я. — Они всех до смерти достали.

— Роль леди де Винтер попросила Брижит Бардо, — сказал Шенсон.

— И она тоже всех до смерти достала.

— Хе-хе-хе! Отлично сказано!»

Ортон приступил к сценарию под рабочим названием «На пределе»[618]. К концу дня были готовы первые две страницы: он нагло вставлял в текст свои старые наработки. «Не буду придумывать персонажей, — признавался он дневнику. — Ограничусь теми, что у меня уже есть, — Слоуном и Хэлом[619]. В конце концов, не важно, если в фильме я займусь самоповтором. Никто из тех, кто пойдет смотреть фильм, ни о Слоуне, ни о «Добыче» не вспомнит».

На следующий день позвонил Уолтер Шенсон. По его словам, Брайан Эпстайн «пришел в восторг», узнав, что Ортон согласен.

— Брайан с вами свяжется. Или Пол Маккартни. В общем, не удивляйтесь, если вам позвонит битл.

— Какая честь! Буду с волнением ждать звонка, будто от самого Господа Бога или от святого Михаила.

— Нет-нет, не волнуйтесь, Джо. От чистого сердца могу сказать, что парни очень уважают талант. Точнее, уважают тех, в ком его видят. Это я точно знаю, Джо.

Через неделю позвонили из офиса Эпстайна и пригласили «на встречу с ребятами» в следующую среду. Встречу Ортон описывает в свойственной ему комической манере: «Подошел моложавый тип с прической по моде года этак 1958-го, невысокий, видно, что образованный, и представился: «Я личный помощник Брайана Эпстайна», что сразу же заставило меня задуматься, почему англичане до сих пор не подыскали респектабельного словечка для обозначения «бойфренда».

— Боюсь, произошла ужаснейшая путаница. Все встречи у парней сдвинулись на полтора часа, — объявил он.

Я довольно холодно поинтересовался:

— Мне прийти в шесть?

— Нет-нет. Давайте перенесем встречу.

— Где гарантия, что вы ее потом не отмените? — спросил я. — Лучше подыщите другого сценариста.

Я и не ожидал, что мое предложение произведет такой поразительный эффект. Он попросил меня минутку подождать, удалился и привел Брайана Эпстайна. Непонятно почему, я готов был встретить кого-то вроде Майкла Кодрона[620].

Думал, увижу сейчас типичного еврея, напористого багроволицего брюнета, а вместо этого ко мне вышел худощавый русоволосый молодой человек. Весь какой-то бесцветный, линялый. С провинциальным акцентом. Мы прошли к нему в кабинет.

— Вы не могли бы встретиться со мной и Полом сегодня за ужином? — предложил Эпстайн. — Мы правда были бы очень рады пообщаться с вами.

— Я сегодня иду в театр, — угрюмо ответил я, не настроенный на сотрудничество.

— Прислать за вами машину после спектакля?»

Ортон приехал к дому Эпстайна в Белгравии[621] на десять минут раньше назначенного времени и решил прогуляться по району. Потом позвонил в дверь. На пороге возник старик. «Он как будто удивился моему приходу.

— Здесь живет Брайан Эпстайн? — спросил я.

— Да, сэр, — ответил старик и впустил меня в прихожую.

До меня вдруг дошло, что это дворецкий. Прежде я с ними не сталкивался… Он провел меня в комнату и громогласно объявил:

— Мистер Ортон.

Присутствующие посмотрели на меня и встали. Меня представили кому-то из гостей. И Полу Маккартни. Он был точно как на фотографиях. Разве что усы отрастил. И подстригся. Он поставил на проигрыватель новую песню «Битлз» — «Penny Lane». Мне она очень понравилась. Затем он перевернул пластинку, там было что-то про землянику[622]. Эта песня понравилась мне меньше».

В ходе беседы они согласились, что действие фильма не стоит помещать в 1930-е годы. Потом приступили к ужину. «Старый преданный слуга — такой заезженный типаж, что в пьесе его не используешь, — нашел себе занятие поодаль.

— Все, что я получаю от театра, — это мозоли на заду, — сказал Пол М. и добавил, что «Добыча» — единственный спектакль, с которого ему не захотелось уйти. — Хорошо, но мало, надо бы еще, — заявил он.

Мы поговорили о театре. Я сказал, что по сравнению с популярной эстрадой театр скучен. «Он сдулся после того, как королева Виктория посвятила в рыцари Генри Ирвинга[623], — сказал я. — Все стало слишком респектабельно»».

Они поговорили о наркотиках, волшебных грибах и ЛСД. ««О наркотике, не о деньгах»[624], — уточнил я. Потом обсудили татуировки. А после скрытого намека-другого разговор зашел о марихуане. Я сказал, что курил ее в Марокко. Все слегка расслабились».

После ужина посмотрели телепередачу. «В ней звучали фразы типа «узкий круг» и «свингующий Лондон». В дверь тихонько постучали. Я думал, это старик-слуга, но тут кто-то встал открыть, и в комнату вошли пятеро очень молодых и симпатичный парней. Я поначалу решил, что они тут для услады гостей, но выяснилось, что это поп-группа The Easybeats[625]. Я видел их по телевизору. Мне они тогда очень понравились».

Потом приехал французский фотограф Жан-Мари Перье[626], привез снимки для конверта «Strawberry Fields Forever». «Отличное фото, — оценил Ортон. — Битлы с усами выглядят совсем по-другому. Как анархисты начала века».

Ортон заговорил с одним из участников The Easybeats, «чувствуя себя эдвардианским волокитой, ухлестывающим за хористочкой», а потом решил, что пора ехать домой. «На прощание я сказал Полу М.: «Что ж, над фильмом я бы поработал. Осталось лишь сговориться об одной вещи». — «О хлебушке?» — «Да». Мы обменялись улыбками, и я ушел. Домой вернулся на такси».

На следующий день Ортон поговорил со своим агентом, Пегги Рамзи[627]. ««Проси пятнадцать тысяч фунтов, — сказал я, — а если станут сбивать цену, то меньше чем на десять тысяч не соглашайся. Мне, в конце концов, все равно, напишу я им сценарий или нет». Пегги согласилась. Сказала, что будет просить пятнадцать и попытается выбить двенадцать плюс проценты. «Если не дадут десять, пусть идут в жопу», — сказал я. «Конечно, дорогой», — ответила Пегги».

Предоставив Рамзи разбираться с контрактом, Ортон засел за сценарий. Он без зазрения совести использовал материал из своего неопубликованного романа «С головы до ног»[628]. По его мнению, «роман будто бы писался специально для «Битлз»», хотя, пожалуй, переоценивал их пристрастие к декадансу в 1967-м.

За две недели Ортон почти закончил сценарий. Эпстайн неопределенно обмолвился: дескать, режиссером можно взять Антониони[629], но после этого ни Эпстайн, ни Шенсон Ортону больше не звонили и не отвечали на его звонки. Пегги Рамзи возмущенно объявила Эпстайна «дилетантом и дураком». Ортон в дневнике назвал его «вялым, мягкотелым типом».

Через некоторое время ему сообщили, что сценарий «На пределе» ему возвращают. «Никаких объяснений. Никакой критики. Видимо, и Брайану сказать было нечего. Ну и хер с ними». Однако в глубине души он прекрасно знал, почему сценарий завернули: «К двадцать пятой странице они [«Битлз»] соблазнили замужних женщин, совершили убийство, рядились в женское платье, угодили в тюрьму, совратили племянницу священника, взорвали военный мемориал и так далее и тому подобное. Это было бы чудесно, но я их понимаю».

Не прошло и недели, как продюсер Оскар Левенштейн[630] купил отвергнутый сценарий Ортона за 10000 фунтов. Девятого августа на квартиру Ортона в Ислингтоне приехал шофер, чтобы отвезти сценариста в Твикенхемскую киностудию на встречу с Левенштейном и режиссером Ричардом Лестером, снимавшим фильмы «Битлз». Шофер постучал, но дверь не открыли, тогда он позвонил Левенштейну, и тот велел постучать еще раз. В конце концов шофер заглянул в щелку почтового ящика и увидел в коридоре тело обнаженного лысого мужчины.

Прибывшие полицейские обнаружили два трупа: Кеннета Халливелла в коридоре и Джо Ортона на кровати в спальне, забитого до смерти молотком. Блестящий успех Ортона вызвал сильную зависть Халливелла, считавшего себя неудачником. Он убил Ортона, потом принял двадцать две таблетки нембутала и запил их баночкой грейпфрутового сока.

На похоронах Ортона в западной часовне крематория Голдерс-Грин звучала «A Day in the Life», любимая песня Джо. Некоторые сочли ее слишком сдержанной; другим, поборникам не-ортоновского хорошего вкуса, не понравились психоделические мотивы в конце композиции. На выходе из часовни один из приглашенных отметил, что продолжительный финальный аккорд прозвучал грохотом захлопнутой крышки гроба.