One Two Three Four. «Битлз» в ритме времени

53

В 1964 году мне было семь лет. На Рождество родители подарили мне и моим братьям битловские парики. В то время фабрика в Бетнал-Грин производила 30000 париков в неделю, а в магазинах они продавались по 30 шиллингов за штуку. Но то были качественные парики из пряжи, а наши стоили 7 шиллингов и 6 пенсов и были изготовлены из того же тонкого литого пластика, что и дешевые маски. Парик был очень ломкий, с острыми краями, носить его было больно: запрокинешь голову, и он впивался в шею, а если повернуть голову, то царапало за ушами.

Да и на волосы эти «парики» мало походили. Их можно было метать, как фрисби. В тот же год Санта положил мне в рождественский чулок для подарков магнитную игру «Сделай битлам прически». Оказалось, что вовсе это никакая не игра, ведь к ней не прилагалось ни правил, ни инструкции. В комплект входило четыре трафарета битловских голов, магнит и мелкие железные опилки. Вся игра заключалась в том, чтобы магнитом собирать опилки на трафарет в нечто, отдаленно напоминающее фирменную прическу битлов. Точнее, прическу, которой они обзавелись бы, если бы страдали выпадением волос. Спустя пятьдесят пять лет, в 2019-м, мне попалась та самая магнитная игра «Сделай битлам прическу», в хорошем состоянии, за 1250 фунтов.

Пока я не услышал музыки «Битлз», я только и знал что про их прически, ну и про «йе, йе, йе». Об их стрижках говорили все, и разговоры частенько заканчивались ссорами в семьях: младшее поколение стояло «за», а старшее — железно «против». Об этом спорили даже в семьях самих битлов.

«Дальше уже просто некуда, эти прически — самый край», — жаловалась тетя Джона, Мими, после того как посмотрела их первое выступление в телепередаче «Спасибо счастливым звездам» 13 января 1963 года.

© Trac ksimages.com/Alamy/DIOMEDIA

В конце того же года фельдмаршал Монтгомери, по прозвищу Монти, стал первым, кто упомянул «Битлз» в парламентских дебатах. Выступая от палаты лордов в поддержку срочной военной службы для юношей, он сказал: «Посмотрите, как хорошо они сражались в Малайзии, в Корее и против Мау-мау…[288] — Свою речь он закончил словами: — В заключение хотелось бы добавить: если мы сделаем службу в армии обязательной, кто знает, вдруг и битлы состригут свои патлы». Через несколько недель, 9 декабря, представитель Лейбористской партии Эмрис Хьюз ответил на доводы Монтгомери.

МИСТЕР ЭМРИС ХЬЮЗ: Не понимаю, для чего им стричься. Не понимаю, как этот аргумент привлечет молодых людей в армию. Зачем солдату стричься определенным образом? Почему бы не разрешить солдатам носить бороды? (смех) Мой почтенный и ученый друг, член парламента от Нортгемптона (мистер Пэджет) смеется. Меня самого спрашивали, откуда такая дилемма для юношей, желающих поступить на службу: пойдешь в армию — сбривай бороду, а во флоте бороду можно оставить.

Не в первый и не в последний раз спор о прическах «Битлз» перерос в дебаты обо всем на свете.

ЛОРД РОБЕРТ ГРОВЕНОР (Фермана и Южный Тирон, Ольстерская юнионистская партия): А известно ли почтенному джентльмену, что некоторым солдатам дозволяется носить бороды?

МИСТЕР ЭМРИС ХЬЮЗ: Об этом я не знал. Если почтенный член парламента желает позднее развить эту тему, я буду очень рад получить экспертную информацию по ней.

МИСТЕР РЕДЖИНАЛЬД ПЭДЖЕТ (Нортгемптон, представитель Лейбористской партии от королевской армии и флота): Если моему почтенному другу интересна причина, традиционная причина, по которой солдатам воспрещается носить бороды, то заключается она в том, что за бороду удобно держать противника, когда режешь ему глотку, а на кораблях подобное случается гораздо реже, чем на суше.

Происхождение причесок битлов обычно датируют 12 или 13 октября 1961 года. Якобы это случилось в доме номер 29 по рю-де-Бон, в Париже. Джон, в то время самый состоятельный член группы, получил в подарок на двадцать первый день рождения от тети Элизабет 100 фунтов (более 2000 фунтов по нынешнему курсу). Деньги он решил потратить на поездку в Париж вместе с Полом. В то время оба начесывали кок а-ля Элвис.

Прибыв в Париж, они разыскали своего друга по гамбургским денькам, Юргена Фолмера. Фолмер тогда носил длинную челку, как ответ на — как он сам выразился — «буржуазные ужасы, творящиеся в Гамбурге». Прикинув, что это могло бы прибавить им привлекательности среди девиц легкого поведения в кварталах богемы на Левом берегу, Джон и Пол попросили сделать им стрижки, как у Фолмера, хотя «у него челка с одной стороны пробора была длиннее, — припоминает Пол, — как у обросшего Гитлера». В чердачной комнате гостиницы «Бон» Юрген согласился постричь их. Сперва он поработал над Полом, затем над Джоном. На следующий день консьерж, увидев обрезки волос на полу, ойкнул от неожиданности.

Возможно, именно тогда Джон с Полом стали носить прически в стиле «мочалка», но откуда же пошел сам стиль? Астрид Кирхгер, экзотическая немецкая подружка Стю Сатклиффа, иногда приписывала себе авторство этих стрижек, а иногда отрицала его: «Говорят, что это я придумала битлам их стрижки, но все это враки! В Германии такие прически были у многих парней!»

За полгода до этого, в Гамбурге, она подстригла Стю как раз в этом стиле, с челкой. Пит Бест вспоминал, как Джон с Полом тогда хохотали над Стю. «Это было чересчур. Мы катались по полу и тыкали в Стю пальцем». Стю смутился и уложил волосы на другой манер, но, если верить Бесту, через несколько дней вернулся к новой стрижке. Тогда-то Джордж ее и скопировал.

Сама Астрид проследила корни стрижки на две тысячи лет в прошлое, утверждая, что скопировала ее с прически персонажа Жана Маре[289] в фильме Жана Кокто 1960 года «Завещание Орфея», «а она была в точности как у древних греков». Впрочем, самый упорный из исследователей творчества и жизни битлов, Марк Льюисон, не верит этому утверждению, поскольку обнаружил фото Юргена Фолмера, сделанное в 1957-м. На нем Юрген щеголяет той же прической за три года до выхода фильма Кокто.

Пусть происхождение прически и теряется во времени, ее влияние на мир отрицать нельзя. Пит Бест задавался вопросом: «Кто бы мог предвидеть, что простой эксперимент Астрид над шевелюрой Стю выльется в то, чему половина мужского населения планеты станет подражать, а некоторые обеспокоенные государства, вроде Индонезии, объявят вне закона?»

Пятнадцатого октября Пол с Джоном вернулись в Ливерпуль. Нил Эспинолл приехал забрать их на очередное выступление. «Сперва мы заехали за Джоном, смотрим, а у него челка закрывает лоб. Потом заскочили за Полом… и тут уж поняли, что это неспроста. И не только потому, что у него тоже была прическа с челкой, а потому, что он выскочил из дома, как обычно, и тут же начал хвастать тем, что сменил стрижку, попробуйте не оценить!» Пол вспоминал, как все кругом спрашивали: «А что это у тебя с волосами?» — а они с Джоном отвечали: «Эх вы, это новая мода!»

Так оно и вышло: в 1950-х молодые люди в Великобритании зачесывали волосы назад и фиксировали их бриолином, в подражание угрюмому меланхоличному облику столичных стиляг. У битлов волосы закрывали лоб и, необработанные фиксатором, выглядели по-мальчишески небрежно и привлекательно. Всего за два года стрижка стала символом нового десятилетия свободы и молодости, из-за чего и была объявлена вне закона в некоторых учреждениях. В ноябре 1963 года директор гилдфордской школы-гимназии Кларкс запретил ученикам стричься «под битлов». «Этот идиотский стиль вызывает в наших мальчиках все самое худшее, — разгневанно заявил он. — Они выглядят как кретины. Если выяснится, что запрет не соблюдается, то я обращусь за поддержкой ко всем вашим родителям». Однако некий анонимный «старшеклассник» отреагировал на постановление раздраженно. «Большинство парней запрету не обрадуются, — рассказал он газете «Суррей эдвертайзер». — Как по мне, это глупо. «Битлз» классные, не вижу ничего плохого в их прическах».

Через несколько месяцев мода на стрижки «под битлов» охватила Америку. Писатель Том Вулф[290] помнит, как 7 февраля 1964-го «Битлз» прибыли в Штаты: «Когда они приземлились в аэропорту Кеннеди, все мальчишки понеслись по залам, начесывая челки на лбы. Вот когда по-настоящему начались шестидесятые». Джордж Мартин вспоминает, что видел на Пятой авеню взрослых мужчин в битловских париках: «Это было просто безумие». Только в Нью-Йорке ежедневно продавалось 20000 битловских париков, по цене 2 доллара 98 центов каждый.

Примерно в то же время четырнадцатилетний Брюс Спрингстин вошел в музыкальный отдел магазина «Ньюбери» в городе Фрихолд, штат Нью-Джерси, и увидел альбом «Meet the Beatles». Он по-прежнему убежден, что это «величайший конверт пластинки всех времен… На нем была одна надпись: «Meet the Beatles»[291]. Именно этого мне и хотелось. Эти четыре затененных лица, как скульптурные портреты на горе Рашмор[292], только в мире рок-н-ролла… А ПРИЧЕСКИ… ПРИЧЕСКИ. Что все это значило? Это было удивительно, это поражало. По радио же их не видно. Сегодня уже и не объяснишь, какой эффект оказывали их… ПРИЧЕСКИ».

Брюсу немедленно захотелось себе такую же. Про последствия он знал: «Порка, оскорбления, унижения, статус изгоя — со всем этим придется смириться». Когда отец увидел новую прическу Брюса, то «сперва расхохотался. Ему было смешно. Потом стало не смешно. Потом он разозлился. А потом, наконец, задал животрепещущий вопрос: «Брюс, ты педик?»».

Столь же нетерпимыми оказались почти все современники Брюса. Зато один или два единомышленника приготовились, во имя «Битлз», сносить насмешки всего мира. Собрав в кулак всю волю, они шли навстречу буре. «Я не обращал внимания на оскорбления, по возможности избегал драк и делал все, что от меня требовалось… Каждый день я ждал разборок».

Двадцатью годами ранее Фрэнк Синатра породил «синатраманию»: девушки бесновались на его выступлениях, заходясь пронзительными криками. В 1962-м композитор Джул Стайн объявил, что Синатра «победил рок-н-ролл», но, как оказалось, поспешил с предсказанием. У сорокадевятилетнего Синатры не было ни одного сингла в чартах, лишь один альбом занимал десятое место. А вот синглы «Битлз» удерживали в чартах первые пять мест, а альбомы — два первых. Синатра никак не мог с этим смириться. «Он искренне ненавидел рок-н-ролл, ненавидел «Битлз»… Он их просто презирал», — отмечал друг семьи Синатры, Рок Бриннер, которому в ту пору было семнадцать[293]. Как только по радио или телевизору начинали передавать выступление «Битлз», Синатра заставлял детей выключить передачу. «Длинные волосы выводили его из себя, — припоминал Джордж Джейкобс[294]. — Ему плевать было, насколько хороша новая музыка… он видел в ней лишь призыв к употреблению наркотиков»[295].

К концу 1964-го пришлось сдаться даже самым упертым британским противникам причесок в стиле битлов. В декабре того же года граф Маунтбеттен Бирманский, глава штаба обороны Великобритании, бывший лорд Адмиралтейства, последний генерал-губернатор Индии[296], попросил своего начальника секретариата Уильяма Эванса приобрести коробку битловских париков — «для внуков». Управляющий директор компании-производителя собственноручно доставил особый подарочный набор в «Бродлендз», гемпширскую резиденцию Маунтбеттена. «Маунтбеттен расхаживал в парике все Рождество», — вспоминал Эванс. Спустя год после критики причесок в палате лордов фельдмаршал Монтгомери исполнил поворот кругом, заявив, что собирается пригласить «Битлз» к себе в загородную резиденцию — «посмотреть, что они за люди».

Однако более деспотичные режимы стремились объявить прически битлов вне закона. В июле 1964 года президент Индонезии Сукарно объявил, что его правительство больше не намерено терпеть «прически а-ля «Битлз»» на головах индонезийской молодежи. «Несколько дней назад в нашу страну прибыла группа бестолковых молодых англичан, называющихся «Битлз», — заявил он на одном из своих выступлений. — У них волосы до бровей… Молодые люди, если среди вас найдутся те, кто вздумает подражать им, — берегитесь! По моему приказу индонезийская полиция будет останавливать всякого, кто появится с «обитленной» головой, и обривать его наголо… Есть у нас полиция или нет? Запомните, запомните это мое распоряжение!»

В Советском Союзе пластинки «Битлз» были под запретом, а длинные волосы у мужчин — объявлены вне закона; повсюду велась антибитловская пропаганда. В 1966-м в программе новостей на единственном государственном телеканале показали гротескные фотографии членов группы и их визжащих поклонниц, сопроводив их комментариями, в которых мешались ужас и сарказм:

Далее следовали сцены крайней нищеты на Глубоком Юге[297], безумные пляски подростков, куклуксклановцы у горящих крестов. Все это дополняло портрет западного безразличия к социальному неравенству.

Пляшите дальше, ребята, не смотрите по сторонам! Зачем вам знать, что происходит? Еще, еще, громче и быстрее! Вам на всех наплевать!

Михаил Сафонов был ленинградским школьником, когда по советскому радио прозвучала «A Hard Day’s Night» в качестве примера капиталистической песни о беспощадной погоне за деньгами. Так он впервые услышал «Битлз». Поначалу их музыка никак его не задела, но уже к концу 1965-го он подхватил битломанию в особо опасной форме. Со своими школьными приятелями он выменивал пластинки «Битлз» на черном рынке. По всему Советскому Союзу поклонники группы, такие же юные, как Михаил, переписывали тексты песен «Битлз», распространяли их и учили по ним английский язык. Самые непокорные вместо «Ленин» произносили «Леннон»[298], хотя за такое можно было лишиться всякой надежды на высшее образование. В одной школе поставили и показали по телевидению спектакль с судом над «Битлз», в котором обвинитель называл их «Жуками». В конце группу заочно признавали виновной в антиобщественном поведении. Однако приговор вызвал обратную реакцию. «Чем больше государство преследовало «Битлз», — вспоминает Михаил, — тем больше обнажались лживость и лицемерие советской идеологии. А нападая на то, во что влюбился весь мир, оно еще больше изолировало само себя. Мы лишь еще больше усомнились в правоте нашей любимой родины».

В школе Михаила прозвали Ринго, за то, что он перенял прическу битла. Окончив школу с серебряной медалью, он должен был явиться за наградой во Дворец культуры. Запретную прическу он скрыл, зачесав волосы на пробор и зафиксировав их подслащенной водой, чтобы имитировать допустимую длину. Однако на выходе группа милиционеров остановила его, как патлатого нарушителя, заметив, какой длины его волосы на самом деле. Отпустили, только когда он предъявил медаль.

Впоследствии Михаил стал старшим научным сотрудником Санкт-Петербургского института истории РАН. Оглядываясь назад, он верит, что «битломания подорвала фундамент советского общества… Можно даже утверждать, что для разрушения тоталитаризма в СССР они сделали больше, чем Солженицын и Сахаров».

Эта мысль может показаться странной, но ее подтверждают и Михаил Горбачев, и Владимир Путин. В мае 2003-го Пол приехал в Москву и дал концерт на Красной площади, где среди зрителей присутствовал и президент Путин. Он сказал Полу, что, когда советским мальчишкой услышал их песни, это стало для него «глотком свободы». В тот же самый приезд Пола бывший президент СССР Горбачев сказал ему: «Я твердо верю, что музыка «Битлз» научила советскую молодежь: есть и другая жизнь».

По мере того как волосы битлов постепенно отрастали, закрывая уши и воротники и ложась на плечи, их примеру следовали волосы и на других головах. Для молодежи они стали символом свободы и даже счастья. «Волосы у меня, может, и длинноваты, но это потому, что еще в раннем детстве в голове у меня отложилось: длинные волосы — счастье. И все благодаря «Битлз»», — говорит виолончелист Стивен Иссерлис[299], которому в 1967-м было девять лет.

Когда в начале того года вышла песня «Penny Lane», многие постоянные клиенты Гарри Биолетти, чью парикмахерскую она увековечила, ждали от него бури восторга.

«О боже мой, нет! — возразил он. — Я стриг битлов, еще когда они начинали в The Quarrymen. А их портреты я снял со стен. Такие прически вредны для дела. Я не предатель, но бизнес есть бизнес. У меня тут вообще короткие стрижки приветствуются».

Наш деревенский парикмахер в Суррее прикрепил к зеркалу карикатуру: двое мужчин в общественной уборной, один длинноволосый, другой с короткой стрижкой.

«Черт, ты меня напугал! — восклицает стриженый. — Я думал, ты девчонка!» В то время была популярна одна шутка: юноша заходит в местную парикмахерскую и просит постричь его «под битла». Тогда мастер делает ему стрижку полубокс.

— Но у битлов не такая прическа! — возмущается юноша.

— Зайдут ко мне — будет такая же, — звучит ответ.

С середины и до конца 60-х за битлами было просто не угнаться: они отращивали усы, бороды и бакенбарды. В сентябре 1968 года специалисты музея мадам Тюссо в пятый раз за четыре года взялись переделывать восковые фигуры «Битлз», приводя их в соответствие непостоянным оригиналам; спустя три месяца Пол отрастил бороду, и пришлось начинать сначала.

К тому времени личный парикмахер «Битлз», Лесли Кавендиш, сам стал полноправной знаменитостью. Он начал карьеру с того, что мыл головы в парикмахерском салоне Видала Сассуна[300], а теперь его наперебой приглашали на фотосессии, просили дать интервью модным журналам и звали на все самые лучшие вечеринки. Он даже выпустил автобиографию «Острое лезвие»[301], в которой подробно описал, кто из четверки как реагировал на его работу. Как ни странно, самым неприступным оказался Ринго, «единственный из битлов […] кто не хотел забывать о том, что он битл», а Пол был разговорчивым и благодарным. У Джорджа были самые густые волосы, «чуть ли не вдвое гуще, чем у Пола», но при этом он почти не разговаривал, пока его стригли, ограничиваясь разве что «вежливой благодарностью» под конец. Джон был сложным, и, «возможно, худшим из моих клиентов», потому что не мог усидеть на месте. «Я терпеливо и вежливо повторял ему: «Джон, не шевелись, пожалуйста» — на что он рассеянно кивал, явно не понимая, о чем его просят».

Потом за стрижками Джона следила Йоко Оно.

Если честно, я не понимал и половины из того, что говорила Йоко, но не понимал этого и Джон. Она бесила его все сильнее.

— Я не понимаю, что ты мне говоришь! — жаловался он, угрожающе мотая головой. — Не понимаю!

— Это потому, что ты меня не слушаешь, — игриво отвечала ему Йоко, словно упрямому капризному ребенку, — а может, он им и был. Удивительно, но это заводило Джона. Обычно он всегда доминировал в разговоре, но вот эта бойкая дамочка захватила всю власть в их диалоге.

Волосы были единственной частью тел битлов, которую можно было отрезать, не вызывая тревоги, и потому служили желанной добычей для поклонниц и коллекционеров. В 1966 году немецкий парикмахер Клаус Барух постриг Леннона по армейской моде, готовя его для съемок в фильме «Как я выиграл войну». По всему миру разошлись новости с заголовками: «ЛЕННОН ИГРАЕТ БЕЗ ВОЛОС», «БИТЛ СБРИЛ МОЧАЛКУ», «ЛЕННОНА ОБОЛВАНИЛИ». Брайан Эпстайн не хотел, чтобы драгоценные обрезки волос попали в руки охотников за сувенирами, и поручил Нилу Эспиноллу проследить, чтобы их сожгли.

Впоследствии выяснилось, что господин Барух все-таки приберег пару прядей на черный день. Спустя пятьдесят лет известная далласская аукционная фирма выставила на торги прядь волос Джона Леннона длиной в четыре дюйма. «Это самая длинная прядь волос Джона Леннона, которую когда-либо выставляли на аукцион», — объявил организатор торгов Гэри Шрам. В итоге волосы ушли Полу Фрейзеру[302] из Бристоля за 35000 фунтов, что втрое превышало начальную цену. На момент написания этой книги его компания «Пол Фрейзер коллектиблс» предлагала «совершенно подлинный полудюймовый вóлос Джона Леннона с исключительной историей получения, приобретенный у парикмахера Клауса Баруха в Берлине» за 399 фунтов. Фирменная брошюра добавляет, что этот единственный волос «закреплен на подложке и готов к обрамлению».