One Two Three Four. «Битлз» в ритме времени

98

Если в 1967 году вам исполнилось двадцать лет, то места лучше Сан-Франциско было не найти. Мне было всего десять, и я учился и жил в католической школе-интернате «Фарли-Хаус» в Фарли-Уоллоп, в нескольких милях от Бейзингстока. Мой друг Миллер вдел в волосы цветочек, но майор Уотт велел немедленно его снять. Поговаривали, что майор Уотт — нацистский шпион. Кто-то видел, как ночью на школьном дворе он сигналил фонариком, передавая шифрованное послание немцам.

Милых людей было мало, и встречались они редко. Наш новый учитель истории мистер Уолл носил розовые носки и вообще вид имел богемно-неряшливый, однако вынужден был спешно мотать из школы, когда спустил штаны в ответ на вопрос, какого цвета у него трусы. Милота, цветочки и даже волосы — все это было в дефиците[650].

Я прилежно учился, готовился к конфирмации. Для чего Господь сотворил меня? Господь сотворил меня, дабы я познал Его, возлюбил Его, служил Ему в этом мире и обрел с Ним вечное счастье в последующем. На подготовительных уроках нам доставляло особое удовольствие задавать мистеру Каллахану каверзные вопросы на деликатные темы римско-католической теологии. Все всегда возвращалось к старому доброму необитаемому острову: «Сэр, сэр, сэр! А если бы вы с умирающим некрещеным младенцем попали на необитаемый остров, сэр, а кругом не нашлось бы источника воды, сэр? Вам дозволено было бы использовать слюну, сэр? А мочу, сэр?»

Еженедельно в школе служили две мессы (по средам и воскресеньям) и две адорации, поклонения Святым Дарам (по вторникам и пятницам). На каждой адорации мы пели гимн «Tantum Ergo»:

Пять лет я пел его дважды в неделю. Никто из нас ни разу не спросил, что эти слова значат, да я и до сих пор не знаю. Тайна, поклонение, древнее, постановление… однако не в значении было дело. Вся суть заключалась в звучании; смысл крылся в отсутствии смысла. Латынь была первым языком Господним, и смысл слов возносился прямиком на небеса в благовонных клубах, струившихся из кадильницы: старшеклассники так усердно ею размахивали, что младшеклассники в первом ряду кашляли и отплевывались, окутанные богомерзким чадом.

В середине весеннего триместра вышла «Lady Madonna»[652]. Я отчетливо помню, как услышал песню по радио, которое включили строители, ремонтировавшие школьный бассейн. Название служило идеальным сплавом двух ключевых моментов частного католического образования в Великобритании, намекая, что Пресвятая Дева была из благородных.

Но что это значило? С какой стати Пресвятой Деве нужно сводить концы с концами?[653]

Вслед за «Lady Madonna» вышли «Hey Jude» и «Instant Karma»[654]. Поп-музыка удалялась от смысла, ближе подходя к языку «Tantum Ergo», заставляя значение текста уступать место чему-то такому загадочному.

В скаутских лагерях мы распевали: «Gin gan gooly-gooly-gooly-gooly watch-a, gin gan goo, gin gan goo». На уроках математики чертили диаграммы Венна. Битлы пели «I am the Walrus» («goo-goo-ga-joo»). В Пепельную среду[655] священник раз за разом повторял: «Прах ты и в прах возвратишься»[656] — и втирал пепел нам в лоб. По церковным праздникам мы все шли осматривать убежища священников в усадьбах католиков. Я часто задавался вопросом: а не католики ли группы с латинскими названиями вроде Procul Harum или Status Quo? И все это на фоне «Tantum Ergo».

Мое почтение к далекому небу Сан-Франциско никогда не шло вразрез с почтением к тому, что в другом гимне называлось «Вера отцов»[657]. Помню острое чувство потрясения, когда впервые заметил заглавие в самом верху нот рождественского гимна «Ночной порой у стад своих сидели пастухи». Там рукой нашего учителя музыки было написано: «Носки»[658].

Спустя лет пятьдесят, если не больше, я зарабатываю на жизнь пародиями, превращая осмысленное в чепуху, переводя слова других в их изначальную абракадабру. «Tantum Ergo» отпечатался у меня в мозгу, группа инакомыслящих клеток образовала церковный хор, который в самый неподходящий момент начинает горланить во всю мочь. Но бывает и так, что хор в голове напевает:

Или:

Или:

Тогда воображение переносит меня в «Фарли-Хаус» в деревушку Фарли-Уоллоп под Бейзингстоком, в графстве Гэмпшир. А может быть, оно застряло там навсегда, и я — школьник, который так и не вернулся домой.