One Two Three Four. «Битлз» в ритме времени

128

Мой первый триместр в «Фарли-Хаус» закончился в июле 1965-го. Директор и основатель школы Джослин Трэппс-Ломакс, шестидесятилетний толстяк, одевался в ту же форму, что и ученики: серые фланелевые шорты, бойскаутский ремень, рубашки с короткими рукавами и сандалии «Старт-Райт». Ближе к концу тех долгих и жарких каникул нам сообщили, что мистер Трэппс-Ломакс умер от сердечного приступа, принимая ванну.

Директором стал учитель географии и рисования, которого все называли Си-Джей. Ему, человеку прогрессивному, было немногим больше тридцати. Приступив к своим обязанностям, Си-Джей первым делом решил переоборудовать заброшенный подвал под часовней в клуб для учеников старших классов, то есть для мальчишек в возрасте от одиннадцати до тринадцати лет. Клуб назвали «Пещера» — возможно, с намеком на «Битлз», — и состоял он из трех темных и сырых помещений, украшенных психоделическими фресками с изображением подводных пейзажей — их рисовали старшеклассники под руководством Си-Джея. В одном из помещений установили стол для пинг-понга, в другом — для бильярда, а в третьем расставили стулья, кресло-мешок и проигрыватели.

Двадцать второго ноября 1968 года, когда мне было ровно одиннадцать с половиной лет, вышел «Белый альбом». Будучи двойным, альбом продавался по двойной цене и стоил 3 фунта 12 шиллингов и 6 пенсов. Родители подарили мне его на Рождество, и следующие несколько месяцев я балдел от чисто-белого конверта, такого гладкого и лоснящегося; поочередно рассматривал четыре новеньких цветных фотопортрета битлов, теперь неулыбчивых, и, самое главное, изучал каждую деталь полноформатного постера, сложенного так, чтобы уместиться в конверт.

На одной стороне постера были напечатаны слова всех, кроме одной, песен — с самой первой на первой стороне («Back in the USSR»)[824] и до последней на четвертой стороне («Good Night»)[825]. Мне нравилось слушать песни и водить пальцем по строчкам, воображая, будто я управляю ими и они слетают с бумаги, наполняя комнату.

Многие из текстов вызывали больше вопросов, чем давали ответов. Что такое «stupid get»? Как может луковица быть стеклянной? Почему бы нам не сделать что на улице?[826]

Другую сторону постера занимал коллаж из фотографий, больших и совсем маленьких, таких, что еле разглядишь. Улыбки и тут встречались редко, да и то только на старых снимках: битлы с Гарольдом Уилсоном в марте 1964-го или сияющий Брайан Эпстайн, спокойный и расслабленный, в рубашке и галстуке, примерно в тот же год.

Однако в целом все четверо битлов выглядели угрюмыми. Если сравнить хмурые мины с «Белого альбома» с радостными улыбками на конверте «Please Please Me», вышедшего всего за пять лет до этого, то складывается дурное впечатление о богатстве и славе. Единственная «счастливая» фотография с «Белого альбома» (она же и самая формальная) — та, где бородатый Ринго Старр, одетый во фрак, танцует с очень довольной Элизабет Тейлор на фоне роскошной люстры и штор с ламбрекенами.

В то время для меня нормой были семейные фотографии, на которых все улыбаются или хотя бы изображают хорошее настроение, что, в сущности, одно и то же. Мы надевали лучшие наряды и послушно улыбались, когда фотограф говорил: «Скажите «сыр»!» А на коллаже, в правом верхнем углу один из самых крупных снимков: Пол в ванне, погруженный в мутную мыльную воду, небритый, с закрытыми глазами, совсем как бедолага мистер Трэппс-Ломакс. И никаких улыбок. Ближе к нижнему левому углу черно-белая фотография — Джон, совершенно голый, в очках, сидит на кровати, скрестив ноги по-турецки, и говорит по телефону, а рядом Йоко, вроде бы спит или делает вид, что спит (ее голова наклонена под очень неудобным углом). Обнаженки на постере — хоть завались. Ближе к центру, чуть дальше Элизабет Тейлор, еще один небольшой снимок: голый Пол стоит в ванной, набросив на плечи полотенце. Снимок сделан через окно: переплет рамы посередине скрывает причиндалы, но едва-едва. Чуть вверх и влево — рисунки Джона: он сам и Йоко, тоже голые.

Остальные фотографии очень плохого качества, как будто битлы перерыли груду забракованных снимков и выбрали самые мутные, самые нечеткие или самые неудачные. Смазанный поляроид: Джон, готовый врезать фотографу; фотография Джорджа, самая крупная из подборки: половина лица скрыта белым пятном засветки; размытое изображение: Ринго, скучающий за барабанами.

Коллаж получился бессвязным, но зачаровывающим. Или так: бессвязным и зачаровывающим, как и сам «Белый альбом». И точно так же как и альбом, коллаж выглядел современным, прогрессивным и дерзким, но в то же время навевал ностальгические чувства. Теперь-то я понимаю, что бóльшая часть снимков — из счастливых дней: либо из Ришикеша, либо со съемок «Help!», либо с церемонии награждения Клуба Варьете. Две фотографии переносят нас в Париж, куда Джон ездил отмечать свой двадцать первый день рождения вместе Полом еще до того, как они прославились. На одном снимке, наверняка сделанном Полом, Джон в черной футболке и котелке сидит на кровати. На втором — оба, сунув руки в карманы черных джинсов, угрюмо привалились к стене, обклеенной концертными афишами.

Сама фотография плохонькая: половина голов не попала в кадр, а объектив почему-то направлен на остроносые туфли.

Надпись размашистым почерком гласит: «Орден Британской империи нашему верному и возлюбленному Ринго Старру (Ричарду Старки, эсквайру)». Она тоже переносит нас в невинные денечки.

Кроме этих слов, на постере красуется еще одна надпись от руки, сделанная красной шариковой ручкой поверх отпечатка розовых губ:

я люблю тебя

Кто тут «я» и к кому относится «тебя»? Подсказок нет. Может, «тебя» — это меня? Мысль об этом почему-то пугала.