One Two Three Four. «Битлз» в ритме времени

55

В эти дни Ринго — олицетворение удачи, но предыдущий этап его жизни был сплошной черной полосой. Дом Старки — традиционная двухэтажная постройка с двумя комнатами на каждом этаже, в неблагополучном ливерпульском районе Дингл, про жителей которого поговаривали, будто они «играют в догонялки с тесаками». В доме не было ванной, а сортир стоял во дворе. Отец бросил семью, когда Ринго было три[303] года. «Я был из рабочей семьи, а в Ливерпуле тот, кто оставался без отца, внезапно опускался на самое дно». В школе его поместили в поток троечников, записав в число тех, кто звезд с неба не хватает, или, как написано в школьной характеристике, «честный, жизнерадостный, готовый стать хорошим работником». Но с тринадцати лет он два года провалялся в больнице, так что его образование фактически прервалось; если бы соседская дочь не научила его читать, он остался бы неграмотным.

В пятнадцать лет Риччи Старки прямиком из больницы устроился курьером в железнодорожную компанию «Бритиш рейлуэйз», но спустя шесть недель его уволили по состоянию здоровья. Некоторое время он поработал официантом, но потом отчим пристроил его подмастерьем трубопроводчика. «Я начал учиться на слесаря, но в первый же день саданул себе по пальцу. Я и барабанщиком-то стал потому, что только стучать и умел». Он был лишен одновременно и тщеславия, и жалости к себе. Несмотря на все несчастья, Ринго отказывался верить, будто «едва ты родился, как тебя начинают принижать»[304]. В одном интервью на радио в 1966-м ведущий Брайан Мэттью беззаботным тоном поинтересовался у Ринго: «Можете ли вы сказать, что в целом жизнь у вас выдалась легкой?»

Ринго: Жизнь у меня была неплохая. Я не голодал. Не мерз. Знаете, у меня жизнь была хорошая. Я бы ее ни на что не променял. Да, сейчас я живу намного лучше, но и то, что было до этого, я бы запросто повторил.

Мэттью: Вы из большой или маленькой семьи?

Ринго: Я единственный ребенок.

Мэттью: А, ну вот.

Ринго: Да, все говорят: «Ты был у родителей один, тебя, наверное, избаловали», но моя мама работала, приносила в дом деньги. Поэтому я всегда если просил, то только о мелочах, не наглел. Даже эти мелочи мне казались большими, хотя, конечно, это было не так.

Ходили слухи, будто Пита Беста выгнали из группы потому, что остальные завидовали его смазливой мордашке. Если так, то пропуском Ринго к славе и богатству стало то, что кто-то однажды окрестил «мордой кирпичом».

Он не был ни самым красивым из битлов, ни самым харизматичным, ни самым музыкальным, ни самым интересным, но неким образом это позволило ему стать неотъемлемой частью группы. Он был этаким Горацио, доктором Уотсоном, Томми Аткинсом[305] — простой трудяга, бескорыстный и надежный, он, может, и отстает от товарищей на несколько шагов, зато именно благодаря ему они сами не переходят границ.

— Почему ты всегда говоришь о себе просто: «Я ударник»? — раздраженно спросил его Джон в присутствии журналиста во время гастролей по Великобритании в 1963 году.

— Не люблю болтать. Такой вот он я, — ответил Ринго. — Говорить — не плохо, просто я не общительный. Морда кислая, языком трепать не умею.

Ринго часто сравнивают с рабочей лошадкой среди призовых скакунов; он — рубаха-парень, говорит без обиняков, на него можно положиться. Из всех битлов он единственный, кого можно назвать «чувак». «Ринго не самый изобретательный в мире барабанщик, — заметил Джордж Мелли[306], — но он восхитительно прост, на публике производит впечатление «туповатого» и решительно невзыскателен в плане вкусов. Для «Битлз» он мостик с миром, убедительно подтверждающий, что они в некотором смысле самые обычные люди».

В мае 1963-го, когда «Битлз» еще только набирали популярность, Ринго заглянул в офис фан-клуба группы и попросил Фреду Келли заняться письмами от его поклонниц. Фреда, которой не хотелось с этим связываться, ответила:

— Попроси маму с папой. Так у всех родители делают.

— Мама не знает, что посылать, — ответил Ринго, добавив: — Да и потом, мне-то писем мало приходит.

Фреда сжалилась над ним и сказала:

— Ладно, неси их, но только один раз.

На следующий день Ринго принес «маленький полиэтиленовый пакетик, в каких продаются колготки, — вся его почта уместилась внутри. У Пола стопки писем достигали двух футов в высоту, а у Риччи набралось всего десять конвертов».

И по сей день ходят шутки о Ринго как о самом слабом из битлов. В одной из серий «Гриффинов»[307] три подружки сидят в комнате и обсуждают, кому какой битл нравится. Первые две признаются в любви Полу и Джону. — Знаете, — говорит третья, — я люблю Ринго!

Тут появляется Ринго, который приставил лестницу к окну, и просит повторить, что она сказала. Девочка смущенно мямлит:

— Я сказала… не знаю, что я сказала.

Но от Ринго так просто не избавишься.

— По-моему, ты сказала, что любишь Ринго, — говорит он. — Э-э… да нет… нет, вряд ли.

— Я же слышал, ты сказала: «Я люблю Ринго». Вот он я! — Ринго раскрывает руки для объятий и широко улыбается.

Тут первая девочка с надеждой спрашивает:

— А Пол и Джон с тобой?

— Нет, только Ринго, — отвечает он.

Три подружки расстроенно вздыхают.

Но минули годы, и Ринго посмеялся последним. В Америке он обзавелся внушительным штатом поклонников — побольше, чем на родине. Внешность, которую в Великобритании считали заурядной, в Америке нашли примечательной и даже экзотичной. Фил Спектор написал и спродюсировал песню «Ringo, I Love You» для певицы Бобби Джо Мейсон[308], которая пела о своей мечте: как Ринго возьмет ее за руку, а она взъерошит ему волосы. Сингл группы The Young World Singers[309], выпущенный к президентским выборам 1964 года, назывался «Ringo for President»[310]. Как говорил Брайан Эпстайн: «Америка открыла Ринго».

Ринго то и дело всплывает в личных воспоминаниях моделей, певиц и актрис. Пару лет назад я листал мемуары Кристин Килер[311] и в главе «Похоть и замужество» наткнулся на такой вот пассаж:

В своих мемуарах Питер Браун, директор NEMS, отмечает, что из битлов Ринго «остепенился» последним, и добавляет: «Его большие грустные глаза и стремление держаться в тени делало его легкой мишенью для любой сногсшибательной блондинки, которой удавалось к нему подобраться», в том числе и для известной модели Вики Ходж[312]. В мемуарах Крис О’Делл[313], бывшей сотрудницы лейбла «Эппл» («замечательная история обычной женщины, добившейся того, о чем грезили миллионы»), несколько страниц посвящено ее интрижке с Ринго в начале 1970-х: «Как будто замкнуло два провода и сквозь меня пропустили разряд влечения. В тот момент Ринго уже не был просто другом или просто битлом. Он был мужчиной. Очень желанным мужчиной… Мы утешали друг друга именно тогда, когда нуждались в этом. Он был добр ко мне всегда и неизменно нежен, и я была счастлива просто быть с ним. Хотела, чтобы это продолжалось, но понимала, что надежды тщетны…» В 1981-м Ринго женился на бывшей девушке Бонда, Барбаре Бах.

У него был счастливый дар оборачивать несчастье себе на пользу. Ринго родился левшой, но бабушка по отцовской линии переучила его. Такое насильственное вмешательство впоследствии может создать проблемы, но Ринго умудрялся играть на барабанной установке для правшей, следуя задавленному инстинкту левши, что придавало его исполнению специфический стиль, воспроизвести который безуспешно силятся трибьюты.

Его игра на ударных никогда не выделялась: ему нравилось, что она остается неприметной, на службе у песни. Джефф Эмерик в свою бытность режиссером звукозаписи у «Битлз» считал его скучным: «Я, честно, не могу припомнить ни одной запоминающейся беседы с Ринго», однако поражался тому, какой гальванизирующий эффект оказывает его игра на всю группу: «Слушать, как битлы исполняют одну и ту же мелодию по девять или десять часов кряду, невероятно утомляло и выматывало. Особенно когда исполнение становилось все хуже и хуже, по мере того как они закидывались наркотой и начинали чудить. Любопытно, что во время этих джем-сейшенов чаще всего именно Ринго уводил их в новом направлении: устав исполнять один и тот же бит, он менял его, и это порой разжигало искру музыкальной перемены в ком-нибудь еще».

Как и многие музыканты, Грэм Нэш считает, что игра Ринго недооценена: «Ринго стучит в ритме сердца, а это мой любимый звук. Это один из секретов классной игры на ударных, потому что в жизни все с биения сердца и начинается. Когда ты в утробе матери, то первым делом слышишь ее сердце, и его биение задает ритм всей твоей жизни… Если хочешь связи с человеком, то пульс — очень важная часть музыки. Очень тонкое дело… Ринго — невероятный барабанщик, один из самых недооцененных. «Битлз» очень повезло заполучить его».

Он всегда был скромен. «Ринго — милый парень, — сказал Брайан Эпстайн своему юристу Нэту Уайссу. — Одарен менее прочих, но это его не сковывает, а, наоборот, становится одним из его величайших достоинств». Возможно, это сказано снисходительно, но явно из лучших побуждений: в группе, где и без того было три автора, царила напряженная атмосфера. Появись четвертый — и произошел бы взрыв.

Ринго единственный из битлов не обладал талантом к сочинительству. Но однажды его постиг внезапный приступ вдохновения. Зачатки песни, словно ниоткуда, проникли ему в голову, и он просидел над текстом три часа, а на следующий день представил его остальным. После неловкого молчания они посчитали своим долгом сообщить Ринго, что эту песню уже сочинил и записал Боб Дилан.

Вокалист из него тоже был так себе, хотя остальные битлы были счастливы блюсти трогательную традицию — уступать ему одну песню на альбоме. Пока записывали «Sgt. Pepper», Эмерик смотрел, как Ринго вымучивает «With a Little Help from My Friends». Товарищи, как и положено — ведь это песня о том, как друзья помогают тебе попадать в ноты, — собрались вокруг него, «молча направляли и подбадривали, пока он боролся с своими вокальными способностями». Но когда нужно было вытянуть последнюю высокую ноту, Ринго вдруг стушевался и утратил рвение. «Все хорошо, просто сосредоточься, и получится, — сказал Джордж. — Запрокинь голову и выдай!» Наконец у Ринго все получилось, и битлы возликовали, подняв бокалы со скотчем и колой. На следующий день, когда остальные писали бэк-вокал, «Ринго сидел за пультом[…] и широко улыбался, точно гордый отец».

Он — олицетворение пословицы: «Терпение и труд все перетрут». Он идет вперед, несмотря ни на что, и будь что будет. Незадолго до выступления на спортивной арене «Монреаль-Форум»[314] перед 10000 зрителей битлам сообщили об антисемитском заговоре с целью убийства Ринго. Ринго в ответ указал на нестыковку: «Они круто облажались, ведь я не еврей». Власти тем не менее восприняли угрозу всерьез, испугавшись, что сидящий за барабанной установкой Ринго — легкая мишень. Ринго же отнесся к угрозе со своим обычным олимпийским спокойствием и уступил только в одном: установил тарелки под углом в 45 градусов — в надежде, что они, в случае чего, отклонят пулю. Весь концерт рядом с ним сидел полицейский в штатском. Играя, Ринго думал о своем телохранителе: «Ну пальнут в меня, и что он сделает? Пулю поймает?» Вскоре он уже не мог сдержать улыбки: «Мне становилось все смешнее и смешнее, а он все сидел и сидел на месте».

Ринго — как поплавок; что бы ни случилось, всплывет. Он — обычный человек, которому Провидение уготовило сплошное процветание; триумфально нетрагический герой, которого собственные недостатки возносят выше и выше. В фильме «Help!» есть эпизод, когда он сбегает с яхты, прыгая за борт. Снимали на Багамах, камера стояла на плоту в сотне ярдах от яхты. В то же время место съемок окружили сетками, для защиты от акул. Виктор Спинетти смотрел, как дубль за дублем Ринго сигает в воду, как его потом достают и, дрожащего, поднимают на борт.

«— Эй, Ви-ви-вик, — обратился он ко мне после очередного дубля, когда ему сушили волосы, — м-м-мне надо с-с-снова прыгать?

— А что? — спросил я и ошеломленно услышал в ответ: — Да я п-п-плавать не умею».