One Two Three Four. «Битлз» в ритме времени

51

На первом американском концерте «Битлз» в крытом манеже «Вашингтон Колизей» фанатки вопили так пронзительно, что полицейскому пришлось заткнуть уши патронами. Сразу же после выступления «Битлз» стали почетными гостями в британском посольстве, где истерия приняла уже иную форму.

Их приветствовал посол, сэр Дэвид Ормсби-Гор[286].

— Здравствуйте, Джон, — произнес он, протягивая руку.

Что тут же спровоцировало битлов на их фирменные шуточки.

— Я не Джон, — ответил Джон, — я Чарли. Вон там Джон.

— Здравствуйте, Джон.

— Я не Джон, — ответил Джордж. — Я Фрэнк. Джон вон тот.

— Ох, извините. Я вечно путаюсь в именах. Вот моя супруга их хорошо запоминает.

Ормсби-Гор провел их в бальную залу, полную мужчин во фраках и дам в вечерних туалетах. Все смотрели на «Битлз» со странной смесью возбуждения, любопытства и пренебрежения.

«Сплошь сливки общества, а мы таких прежде и не встречали», — вспоминал Пол.

В поисках выпивки Джон улизнул в соседнюю комнату, где наткнулся на английского дипломата, который тут же взял его в оборот:

— А не пожелают ли наши гости поучаствовать в скромной, но важной лотерее?

Джон замялся.

— Ну идите же! Займитесь своим делом! — резко произнес кто-то из посольских. Джон, самый строптивый из битлов, заявил, что сначала выпьет, и добавил:

— А туда я не вернусь.

— Еще как вернетесь! Идемте же, идемте!

— Пойдемте! — подхватила молодая женщина в бальном платье.

Джон обернулся к Ринго:

— Пойду-ка я отсюда.

Ринго успокоил его:

— Раньше начнем — раньше закончим.

И «Битлз» пришлось доставать из шляпы лотерейные билеты и оглашать выигравшие номера.

Потом какая-то дама подшофе обняла Пола:

— А ты который из них?

— Роджер.

— Какой такой Роджер?

— Роджер Маккласки Пятый.

Позднее, когда спросили ее мнения о битлах, она ответила: «Чудовищные». Их окружила толпа гостей, все просили автографы для детей и внуков. Кто-то возле Джона нарочито громким шепотом произнес: «Нет, ты глянь, он еще и писать умеет!»

Жертва должна была услышать шутку, так и было задумано. Битлы замерли, замер и Брайан Эпстайн: ответить за Джона могли его кулаки. Но он просто перестал раздавать автографы, даже когда сотрудник посольства сунул ему листок и рявкнул: «Ты распишешься, причем с удовольствием!»

Более послушный Ринго продолжал раздавать автографы, но тут какой-то неизвестный с ножницами откромсал у него прядь волос.

Впоследствии рассказы об этом происшествии все больше напоминали басню. Ринго был уверен, что покушался на его волосы мужчина, потому что вроде бы припомнил, как одернул обидчика, но тот лишь отмахнулся: «А, пустяки, старик… чушь, чушь». Питер Браун настаивает, что это была «женщина в вечернем платье. Она достала из сумочки маникюрные ножницы и срезала прядь волос Ринго в качестве сувенира для дочери». Эту версию подтверждает репортер «Ньюсуик», мол, «некая матрона выхватила ножницы и срезала прядь с головы Ринго», а потом «скрылась в толпе».

Джон говорил, что «волосы с головы Ринго срезала какая-то свинья. Я их всех обругал и ушел, прямо посреди приема». Однако Пол не сомневался, что преступников было куда больше и что мишенью были все четверо битлов: «Помню, как девчонки пытались отстричь у нас пряди, но это было уже слишком, поэтому пришлось отпихиваться локтями».

В своей автобиографии Джордж Мартин писал, что «эти великосветские оболтусы вели себя омерзительно. Они подходили к парням и как бы невзначай спрашивали: «О, а ты кто из них будешь?» A пока Ринго с кем-то разговаривал, один достал ножницы и срезал у него с головы прядь волос».

Американский журналист Майкл Браун, всюду таскавшийся за «Битлз» в поисках материала для книги, уверен, что «это была британская дебютантка», которая достала «маникюрные ножницы из сумочки». Официальный биограф группы Хантер Дэвис утверждал, что «несколько пожилых дам с коктейлями обступили «Битлз» и потребовали автографов». Однако он считает, что «отстричь у Ринго пряди» попыталась «одна юная леди». В книге «Дневник «Битлз»: личная история, день за днем»[287] Барри Майлз сгустил краски: «Британское высшее общество, надменные дебютантки и аристократы, просто опозорились, а одна дама так и вовсе срезала у Ринго прядь волос за левым ухом. Джон отгонял от себя охотников за автографами, говоря: «Они не умеют себя вести»».

Беспощаднее всего была Синтия Леннон. В своей первой автобиографии «A Twist of Lennon» (1978) она описала тот случай в терминах классовой борьбы: «Британское высшее общество за границей обращалось с ними как с фриками, в лучших традициях британского высшего общества в худшем его проявлении. Радушные хозяева взялись за ножницы. «А ты кто из них будешь? Дорогой, ты же не будешь возражать, если я срежу у тебя прядку волос и отошлю дочери в школу?» А вот фигушки, дамочка! Это было уже через край, и они ушли. Церемонии церемониями, но такого битлы терпеть не собирались».

Мужчина, женщина или женщины, молодые или старые… Как бы там ни было, большинство свидетелей согласны, что сделал это кто-то из англичан. Из аристократов.

Эпстайн повел битлов на выход. Джон сыпал оскорблениями. На прощание леди Ормсби-Гор сказала:

— Спасибо большое, что пришли. Жаль, что так все обернулось. Понимаю, вам это было не в радость.

Ринго обернулся к сэру Дэвиду и спросил:

— А ты кто такой?

В машине по пути назад в отель Эпстайн заверил «Битлз», что больше никогда не заставит их ходить на официальные приемы.

Чиновники министерства иностранных дел публично отрицали, что подобное рукоприкладство имело место, повторяя заверения сэра Дэвида, мол, «утверждения, якобы с ними дурно обошлись, не соответствуют истине». В Лондоне Джоан Квеннел, член парламента от Консервативной партии, написала министру иностранных дел Рэбу Батлеру, спросив, правда ли, что «молодые английские исполнители, известные как «Битлз», подверглись жестокому обращению со стороны британских чиновников». Мистер Батлер ответил, дескать, напротив, менеджер «Битлз» прислал леди Ормсби-Гор письмо с благодарностями «за чудесно проведенный вечер».