One Two Three Four. «Битлз» в ритме времени

76

Даже битлам нужен дантист. Чтобы стать легендарной ливерпульской четверкой, «Битлз» требовался такой же уход за зубами, как и за прическами, и за одеждой, если не больше.

Джон Райли, сын уважаемого констебля из южного Лондона, изучал косметическую стоматологию в чикагском Стоматологическом институте Северо-Западного университета, а потом открыл свою клинику на Харли-стрит. Говорят, он обладал редким и опасным для дантиста качеством — харизмой. «Он был из тех, чье присутствие ощущаешь еще до того, как они входят в комнату», — рассказывал один из его пациентов. К началу 1960-х Райли стал одним из самых модных лондонских стоматологов, и к нему на прием зачастили звезды шоу-бизнеса, в том числе и все четверо битлов.

Особенно во внимании нуждались зубы Джорджа: на фотографиях тех дней, когда он выступал в «Кэверн», зубы у него кривые и редкие. С конца 1963-го и в 1964-м он постоянно посещал клинику Райли и даже завел своего рода приятельские отношения со своим дантистом; они вместе выбирались в свет, ходили по клубам. В феврале 1965-го битлы пригласили Райли на Багамы, составить им компанию на съемках «Help!». А вот Патти Бойд в его обществе ощущала себя не совсем комфортно, особенно сидя с широко раскрытым ртом в зубоврачебном кресле. Профессия дантиста в Свингующем Лондоне, на первый взгляд аномальная, предоставляла идеальные возможности тем, кто рассматривал зубы как мостик к другим, более важным частям человеческого тела. Патти опасалась, что Райли злоупотребляет своим положением: «Что бы он ни делал с зубами пациента, он всегда колол ему валиум, внутривенно. К нему ходили все четверо битлов, и мы принимали это как данность, не задавали вопросов. Погружались в глубокий сон, а проснувшись, не знали, что он сделал. Однажды он, приводя Джорджа в чувство, отхлестал его по щекам. Это было жутко… Он же мог что угодно с нами сотворить, пока мы были в отключке».

В апреле 1965-го Райли и его подружка Синди, работой которой было подыскивать девушек-зайчиков для клуба «Плейбой», пригласили Джона с Синтией и Джорджа с Патти на ужин к себе домой, в Бейсуотер. «Ужин получился милый, было много выпивки», — вспоминала Патти.

Наконец Джордж с Патти засобирались: мол, им еще в клуб «Пиквик», недалеко от Лестер-Сквер, посмотреть выступление Клауса Формана[451] и его новой группы.

Патти помнит, что Синди сказала им: «Вы же еще кофе не пили. Я сама варила. Очень вкусный». Тогда они сели и выпили кофе. После Джон снова заторопился: мол, скоро Клаусу выступать.

— Вам нельзя уходить, — сказал Райли Джону.

— Это почему же?

— Вы под ЛСД.

— Так мы не принимали.

— Принимали. С кофе.

Если верить Патти, Джон пришел в «неописуемую ярость». Он читал об этом относительно новом наркотике в журнале «Плейбой». — Какого хера ты так с нами?!

Кислотный приход накрыл большими волнами. Синди казалось, что время остановилось и, больше того, что все сейчас утонут. ««Бисмарк»[452] тонет! «Бисмарк» тонет!» — кричала она. Патти очень не хотелось оставаться. «Я даже подумала, что дантист, который к кофе не притронулся, дал нам наркотик, желая превратить вечер в оргию». Те же подозрения закрались в голову и Джорджу: «Уверен, он думал, что это афродизиак. У его подружки были здоровенные буфера, и сам он, наверное, рассчитывал на групповуху, хотел всех трахнуть. Я решил, что у него на уме именно это».

Четверо гостей настаивали на том, чтобы уйти. Райли сказал, что за руль им лучше не садиться, и предложил подвезти. Гости отказались и вчетвером втиснулись в «мини» Патти. Патти казалось, что машина сжимается: «Всю дорогу она будто становилась меньше, а к концу пути мы вообще рассудок потеряли».

В клубе «Пиквик» они кое-как втиснулись в лифт, и крошечная красная лампочка на панели показалась им бушующим пламенем. Когда двери открылись, все с криками выскочили наружу. Джон Райли ехал следом за ними. Он подсел к ним за столик и превратился в свинью.

Патти пришла в смятение: «Люди узнавали Джорджа и подходили к нему. Они то появлялись в фокусе, то исчезали, потом оборачивались животными». Тогда они ушли из клуба «Пиквик» и пешком направились в «Ad lib» на Лестер-Плейс. «Помню, по пути я пыталась разбить витрину какого-то магазина». Когда двери лифта открылись, они выползли в клуб и наткнулись на Мика Джаггера, Марианну Фейтфулл и Ринго. «Джон сказал им, что его опоили. Эффект от наркотика становился все сильней и сильней, нас охватила истерика и безумие. Мы присели за столик, который тут же вытянулся».

Бог знает, сколько времени прошло, но наконец все отправились домой. Джордж вел со скоростью «не больше десяти миль в час» до самого Ишера. Джон безостановочно сыпал шутками; ЛСД — идеальный наркотик для тех, кто не может без каламбуров, потому что все вокруг превращается в нечто иное, а потом снова становится обычным.

Прошло восемь часов, прежде чем ЛСД отпустил. Синтия помнит, как они вчетвером просидели остаток ночи, «стены двигались, растения говорили, а люди напоминали упырей, и время остановилось». Для нее это было «чудовищно, потому что я утратила контроль, не знала, что происходит и что будет дальше».

Джордж и Патти зареклись ходить к Джону Райли. Дантист, пичкающий пациентов наркотой, не нужен никому, как и шикующий управляющий банком или рассеянный нейрохирург. Но если Патти и Синтии опыт приема ЛСД показался ужасающим, то Джордж воспринял его как откровение: «Я как будто прежде по-настоящему ничего не пробовал на вкус, не разговаривал, не думал, не видел и не слышал. Впервые в жизни я не сознавал своего эго». То, что Синтия возненавидела, Джордж полюбил — отсутствие контроля, то, как все вокруг неожиданно становится странным. Через несколько недель после первого трипа он станет закидываться кислотой ежедневно.