One Two Three Four. «Битлз» в ритме времени

85

Спустя год после того, как Джон обзавелся недвижимостью, Ринго приобрел псевдотюдоровский особняк в том же элитном поселке и нанял строительную компанию для проведения капитального ремонта. Вскоре все вышло из-под контроля. В попытке снизить затраты и в надежде подыскать надежное вложение на будущее, когда пузырь все же лопнет, Ринго купил эту компанию. Вот только бизнесмена из него не вышло: на особняк, приобретенный за 37000 фунтов, он потратил еще 53000, а четыре года спустя продал его за 47000. Не добилась успеха и строительная компания. Когда Ринго спрашивали, что пошло не так, он отвечал: «Никто не хотел покупать дома, которые мы строили».

Впрочем, все развлекались напропалую, и Джон с Синтией приходили в гости к Ринго, когда хотели взбодриться, то есть почти постоянно. В отличие от «Кенвуда», который быстро превратился в музей выдохшегося энтузиазма, «Санни Хайтс»[499] полностью соответствовал названию: это был дворец веселья, не омраченный ни гневом, ни жалостью к себе. Ринго пристроил к дому целое крыло, добавил мастерскую и домашний кинотеатр, а в гостиной открыл свой собственный паб «Летающая корова» — с зеркалами и спортивными плакатами на стенах и психоделической светомузыкой. Он обожал стоять за барной стойкой, дергать рычаги пивных насосов и жать кнопки настоящего кассового аппарата. Были в «Летающей корове» и дартс, и бильярд, который специально привезли самолетом из Америки. «У Старки был праздник каждый день, — вспоминала Синтия. — Ринго был общительным, охочим до веселья, клоуном и шутом. Он очень заразительно смеялся. Они с Морин, оба раскованные и дружелюбные, составляли сногсшибательный дуэт».

© Keystone-France/ Gamma-Rapho via Getty Images

«Санни Хайтс» во многих смыслах был куда роскошнее и богаче «Кенвуда». Ринго, узнав, что у Джона в доме пять телевизоров, решил, что это как-то маловато, и установил в каждой комнате телевизор и два телефона. Отчего-то он терпеть не мог швы, поэтому заказал себе в гостиную уилтонский ковер шоколадно-коричневого цвета, сотканный единым полотном[500]. Правда, вскоре выяснил, что между роскошью и счастьем прямой связи нет; чаще всего одно просто замещает другое. Когда карикатурист Джеральд Скарф[501] рисовал на свободной стене портрет Ринго, то заметил, что многие комнаты пустуют: «По-моему, он просто не знал, что с ними делать, потому что рос в двухэтажном доме на четыре комнаты». В марте 1968-го Рэй Коннолли, приехав к Ринго в гости, обнаружил, что хозяин теряется от богатого выбора. «В Ливерпуле у меня есть друг, Рой, — рассказывал тогда Ринго, — ну, он столяр, и у него всего тридцать пластинок. Но с каким удовольствием он их слушает! А у меня тут целый шкаф с пластинками, сотен пять, наверное: открываю его, хочу что-нибудь послушать — и тут же закрываю, потому что сам не знаю, какую поставить… Мне скучно, как и всем, но вместо трех часов по вечерам у меня на тоску весь день. Даже этот дом — игрушка. В Ливерпуле я жил в четырехкомнатном домишке, и пределом мечтаний был дуплекс в Эйгберте[502].

Так иногда хочется стать неизвестным, вернуться в ливерпульский дом. Да, трудно приходилось, но та жизнь была проще. Я только тут понял, какими мелкими были те проблемы».