91

Вместо «Ola Na Tungee» Пол подставил «Daisy Hawkins», но это имя не вписывалось в ритмический рисунок, поэтому пришлось сменить его на «Eleanor Rigby». Спустя полвека Колин Кэмпбелл, профессор социологии в университете Йорка, посвятит анализу текста песни целую книгу:

Как мы видим, Пол представляет себе Элинор Ригби, которая пропустила свадьбу и подбирает рис в церкви. Иными словами, она пришла на свадьбу, но опоздала. Это предполагает, что она подбирает рис — чтобы иметь нечто, что связало бы ее не просто со свадебной церемонией вообще, но именно с этой конкретной свадьбой. С той, на которой она хотела побывать. Так следует ли считать ее свадебной гостьей? В этом случае предполагается, что обычно она рис не подбирает. Просто ей хочется получить что-то на память об этой свадьбе. Но тогда если ее пригласили на церемонию венчания, а она ее пропустила, то почему не отправилась на прием? Или же она и его пропустила?

И так далее. Но как и в случае с многими другими песнями «Битлз», текст этой слышали и трактовали неверно. Кто-то слышит «all the homely people»[539], далее слова после «father Mackenzie» иногда воспринимают как «darling it sucks in the night when there’s nobody there»[540]. А Элинор Ригби в это время «picks up her eyes from the church where the wedding has been»[541].

А что это за песня? «Take the back right turn!»[542], «Pay per bag right turn!»[543]. Впервые услышав ее в 1966-м, поэт-песенник Бобби Харт[544] решил, что битлы поют «Take the last train!»[545] Когда же он понял, что там на самом деле «Paperback Writer»[546], то было уже слишком поздно: неверные слова угнездились у него в мозгу. Три месяца спустя он сочинял дебютный сингл для The Monkees : их менеджер попросил чего-нибудь такого, в духе «Битлз», и он написал песню, отталкиваясь от неверно услышанных слов. Она начиналась «Take the last train to Clarksville»[547] и вывела The Monkees на первое место в американских чартах.

У каждого в голове свой собственный песенник «Битлз», потому что в разных песнях каждому слышатся разные слова. Где-то в глубине души я до сих пор считаю, что в «Across the Universe»[548] Джон поет: «Kangaroo days, ah!»[549] Может, потому что впервые услышал эту песню на благотворительном альбоме Всемирного фонда защиты дикой природы «No One’s Gonna Change Our World»[550], на обложке которого была фотография панды, а аннотацию написал — кто бы вы думали? — герцог Эдинбургский[551]. На самом же деле Джон пел еще более невразумительное «Jai Guru Deva»[552].

Когда «Penny Lane» только вышла, многие американские поклонники группы, незнакомые с британским Маковым днем[553], недоумевали, почему симпатичная медсестра продает щенков с лотка. Вторую песню на сингле тоже понимали неверно. Джейк Ривьера, менеджер Элвиса Костелло[554], долгое время считал, что в «Strawberry Fields Forever» Джон поет: «Living is easy with nice clothes»[555]. К тому же он решил, что Полу нравится девушка в «And I Love Her», потому что «She gives me everything, and tender veal»[556]. Другим слышалось «And I love fur», потому что «She gives me everything, internally»[557]. А как вам такое: «And in my orthodontist, she is standing right in front me»?[558]

Даже простейшие тексты «Битлз» можно расслышать неверно: «And when I get home to you, I find a broken canoe»[559], «I don’t care to march for money»[560], «Friday night arrives without a fruitcake»[561], «Michelle, ma belle, Sunday monk, he wants to ban odd socks, to ban odd socks»[562], «There beneath the goose and bourbon skies»[563], «But if you go carrying picture of German cows»[564].

Осмысленное становится бессмысленным, а в бессмысленном проявляется смысл. Годами я считал, что неверно слышу текст «Come Together». Бессмысленными его слова казались с первой строчки — «You come all flat up»[565] — и до последней. Когда же мне наконец удалось прочитать его, оказалось, что вначале поется: «Here come old flat top»[566], но смысла в этих словах я нашел не больше, чем в «You come all flat up», а то и меньше. Прочитав следующие две строчки, я с облегчением узнал, что то, что всегда слышал как «Jew Jew eyeballs»[567] — а Джон был не чужд антисемитизму, — на самом деле звучит как «joo joo eyeballs»[568], хотя бог знает, что это такое. Ошибаясь в других случаях: «Joe jam football»[569], «walking finger»[570], «he back production»[571], «oh, no sideboard»[572], — я оказался не так далек от истины; на самом деле эти строчки звучали так: «toe jam football», «monkey finger», «he bag production» и «Ono sideboard».

Подобно тем, кто высматривает человеческие лица в очертаниях облаков, люди, усердно ищущие определенный смысл в чем-либо, в конце концов его найдут. Кое-кто убежден, что каждый куплет «Come Together» содержит описание кого-нибудь из битлов: Джордж — святоша; Ринго ширяется; Пол — красавчик, потому что его трудно увидеть[573]. Но, как это часто бывает, автор текста о подобной интерпретации даже не думал.

Любовь Джона к бессмыслице возникла еще в те дни, когда он учился читать и писать. Тетя Мими вспоминала, что с самого раннего возраста он писал с ошибками: ««Ветрянка» превращалась у него в «вертянку». Как-то он поехал на выходные к моей сестре в Эдинбург и прислал оттуда открытку с надписью: «Деньки кончаются». Ребенком он пристрастился к книгам Эдварда Лира[574] и Льюиса Кэрролла, без конца цитируя друзьям «Бармаглота»: «Варкалось. Хливкие шорьки / Пырялись по наве…»[575] И всю оставшуюся жизнь радовался каламбурам, получая удовольствие от того, как простая замена буквы легко превращала осмысленное в чепуху».

— Так бы и сказала, — заметил Мартовский Заяц. — Нужно всегда говорить то, что думаешь.

— Я так и делаю, — поспешила объяснить Алиса. — По крайней мере… По крайней мере, я всегда думаю то, что говорю… а это одно и то же…

— Совсем не одно и то же, — возразил Болванщик. — Так ты еще чего доброго скажешь, будто «Я вижу то, что ем» и «Я ем то, что вижу» — одно и то же!

Алиса растерялась. В словах Болванщика как будто не было смысла, хоть каждое слово в отдельности и было понятно[576].


Пол вспоминает, что и «Strawberry Fields Forever», и «I am the Walrus»[577] родились из одержимости Джона «Бармаглотом»: ««I am he as you are he»…[578]

Если бы не «Бармаглот», мы бы до такого и не додумались…» Друг детства Джона, Пит Шоттон, припоминал, что «с самых ранних лет пределом устремлений Джона было написать свою «Алису»».

Каждый вечер двенадцатилетний Джон остервенело кропал подражания Кэрроллу и Лиру, записывая их в тетрадку, а потом превращая в рукописную газету «Дейли хаул»[579]. В ней содержались прогноз погоды: «Завтра ожидается беременная обморочность, местами недостатки в виде вождя и смрада» — и пародия на пьесу «Дэви Крокетт»[580], «История Дэви Костыля». Судя по всему, большое влияние на него произвела книга «1066 и всякое такое», написанная двумя школьными учителями, У. К. Селларом и Р. Дж. Йитманом[581], в которой исторические сведения излагались в юмористической форме, а полузабытые события тасовались и перемешивались, воспроизводя бардак в головах учеников, так что прошлое и настоящее, факт и вымысел, глупое и серьезное превращаются в скомканное изложение истины: «Пороховой заговор был ужасной штукой, и его до сих пор повторяют 5 ноября. Гай Фокс выбрал 5 ноября, потому что это был День фейерверка. Гай Митчелл[582], певец, — прямой потомок Гая Фокса». В общем, Селлар и Йитман сказали бы, что Джон — свой человек.

Джон обожал беспрестанную, неудержимую игру слов в радиопередаче «Болваны» и подражал ей в школе. Деньги, подаренные на шестнадцатилетие, он потратил на две грампластинки: «Hound Dog» Элвиса Пресли и «The Ying-Tong Song» Болванов, где на второй стороне была «Bloodnok’s Rock’n’Roll Call» с «майором Денисом Бладноком[583], Роландом Роккейком и его командой».

Сценарии Болванам с бешеной скоростью выдавал Спайк Миллиган, страдавший биполярным расстройством. Вся жизнь его была подчинена каламбурам: он добровольно отдал себя в жертву искаженной логике, которую они отражали и вместе с тем подпитывали. На пике успеха Миллиган, который тогда писал третий сезон «Болванов», пережил нервный срыв: «Безумие зрело постепенно. Я обнаружил, что все меньше люблю людей. Появилась и ненависть, даже к жене и ребенку». Вскоре Миллиган решил, что разум исцелится, если убить коллегу-Болвана, Питера Селлерса. Тогда он отправился прямиком к Селлерсу домой, но, войдя через стеклянную дверь, изрезался об осколки и в итоге очутился в психиатрическом изоляторе, затянутый в смирительную рубашку.

«До того как стать продюсером «Битлз», Джордж Мартин не записывал рок-н-ролл, зато работал с Миллиганом и Селлерсом, что делало его кандидатуру еще привлекательней, — вспоминал Джон, когда в 1973-м делал обзор книги «Сценарии «Шоу Болванов»» для «Нью-Йорк таймс»[584]. — Во время сессий на студии, как и по всей Великобритании, постоянно звучали вопли Недди Сигуна[585] и прочая, прочая». В той же статье он справедливо заметил, что «Шоу Болванов» намного оригинальнее и революционнее, чем «Оглянись во гневе» Джона Осборна. А вспоминая свою детскую газету «Дейли хаул», признавал, что «она странным образом похожа на «Шоу Болванов»».

Может, шутки Миллигана — безостановочный поток безумных каламбуров — были попыткой выбраться из ловушки депрессии? Или же они были частью этой самой ловушки, кусочками сыра под взведенным рычагом мышеловки? Когда он чувствовал, что в мире недостает безумия, его разум изыскивал способы исправить этот промах. Не обошлось и без мании величия: Миллиган хотел, чтобы весь мир преклонялся перед его шутками. А если люди отказывались, он возмущался. В 1954-м, выступая в Ковентри, он — из-за вялой реакции публики — пришел в бешенство, не выдержал и заорал: «Чтоб вас снова разбомбили!»[586] Потом ушел со сцены и заперся в гримерке. Когда его встревоженные приятели выломали дверь, то увидели Миллигана стоящим на стуле: накинув на шею петлю, он прилаживал конец веревки к трубе под потолком.

Каламбур — это вид словесной шизофрении, при которой слово указывает одновременно в двух направлениях, несет сразу два различных значения. Шекспировские персонажи скатываются в мир каламбуров, когда теряют рассудок. В интервью «Нью-Йорк таймс» Джон описывал тексты «Шоу Болванов» как «заговор против реальности, бунт разума». То же можно сказать и про его собственные бесконечные каламбуры.

Психологический феномен, известный как синдром Фёрстера[587], назван так в честь немецкого нейрохирурга, который первым описал его. Удаляя раковую опухоль мозга, доктор Фёрстер обнаружил одну любопытную вещь: при воздействии на определенные участки мозга пациент разражался безумной игрой слов. Каждое новое слово повторяло по звучанию предшествующее, одновременно искажая его и превращая в нечто более дикое и жестокое по смыслу. Все слова так или иначе были связаны с ножами и бойней. Эти мрачные шутки, как отметил Артур Кёстлер[588], «исходили из уст человека со вскрытым черепом, лежащего лицом вниз на операционном столе».

Вдохновить на игру слов может и агрессия, и попытка отомстить за обиду или унижение. Это способ незаметно установить свою власть во враждебной среде, устроить мир согласно собственной прихоти. Каламбур привносит в язык безумие: оговорка по Фрейду — тоже каламбур.

Способность Леннона к каламбурам граничила с манией. Возможно, выбор между отцом и матерью расщепляет разум и эмоции по образу и подобию каламбура. Игра слов позволяет выразить два понятия за раз. Она — как осознанная оговорка по Фрейду: хочешь сказать одно, но сводишь все к матери.

Подружившись с Полом, Джон стал показывать ему шутки, основанные на игре слов, которые он печатал на машинке; впоследствии многие вошли в его книгу «Пишу как пишется»[589]. «Мы сидели и прикалывались, выдавали шуточки, каламбурили. За полночь. До раненого утра. Помню, в пишущей машинке торчал лист, на котором было напечатано: «Чашка чё я»».

Сегодня название группы «Битлз» вопросов не вызывает. И пускай жуки обосновались на этой планете лет так за 300 миллионов до появления своих ливерпульских тезок, сегодня задумываешься именно над написанием «beetles», а не «Beatles». Само название группы — игра слов, «худшее и вместе с тем самое лучшее название группы в истории рок-н-ролла», как сказал однажды Брюс Спрингстин. Джон и Стюарт Сатклифф пытались подобрать какое-то зоологическое название — по типу The Teddy Bears Фила Спектора или Buddy Holly and the Crickets[590]. До того как придумать «The Beetles», они рассматривали «The Lions» и «The Tigers»[591]. Из свойственного ему чувства противоречия Джону понравилась идея назвать группу в честь такой низкой формы жизни, а потом он превратил название в каламбур, соединив «жуков» с «битом».

С ранних дней «Битлз» длинные письма Джона поклонницам пестрят каламбурами, многие из которых понять невозможно. Одно такое, написанное то ли в 1961-м, то ли в 1962-м норвежке по имени Линди Несс, начинается словами: «Печь тую тебе это письмо под ним пяльцам» — и продолжается предупреждением о «сообразных, подстерегающих юнгую дедушку вдаль око стране». Прочие каламбуры включают «кот и нет» вместо «континент», «шелухой и запой» вместо «глухой и тупой», «да придет царствие Твое, да Будде воля твоя» и «платите маменьке плетей и не препятствуйте им приходить ко Мне»[592]. Что тут могла подумать Линди Несс, которую он называет «Sad Ness»?[593]

В 1963-м, после представления в нью-йоркском кинотеатре «Риальто», американский журналист Майкл Браун записал шуточный разговор между битлами:

«— Еще по сиге, и я пойду кости брошу. «Кости брошу» — американское выражение, так Гори Купол сказал, когда на часы пялился в «Говне в полдень!»[594], — говорит Джон и добавляет: — Только мне не очень нравится. Кости же, э-э, собакам швыряют.

— Про кости лучше не упоминай, — говорит Пол. — Они страшные и гремят.

— Зато из них можно мозг высосать, — говорит Джон, — или их вправить, а еще скостить, костерить или окостенеть, если захочется. Или в Коста-Рику сгонять».

Спустя пять лет Виктор Спинетти работал с Джоном над пьесой на основе «Пишу как пишется». Тогда его поразил талант Джона играть словами: «Работая над сценарием в марракешском отеле «Мамуния», я заметил, что чего-то не хватает. Тогда я обернулся и попросил:

— Джон, мне тут нужна речь королевы.

Он тут же вытащил картонный вкладыш из новенькой рубашки, которую купила ему Синтия, и написал на нем: «Мой мушиный кроль и я с гадостью утомляем его придирчество о растении в синем, весом два слона три утки, и воображаем в сортире чтение».

— Сойдет? — спросил он, вручая мне текст.

На коленке написал. Ничего потом не вычеркнул».

Названия двух альбомов группы, «Revolver» и «Rubber Soul», сами по себе каламбурны[595], как и первые две книги Джона «Пишу как пишется» и «Испалец в колесе». В некоторых абзацах от каламбуров просто не продохнуть:

Мерзкий старый клоп Горазд Вильзонд выиграл Всеобщие Выпендры с небольшим прелягушеством над партией Торчей. Таким выбросом партия Леньдуристов прошла в масти после долгого перерыва[596].

Машине каламбуров он скормил имена власть имущих того времени: Селвин Ллойд, Эмануэль Шинвелл[597], Гарольд Макмиллан, Тед Хит и принцесса Маргарет — и вывернул их наизнанку: Селедом Злолейд, Эмануэль Шилоед, Горазд Мак-Мильен, Дед Сшит и Привеса Маргарина.

Когда «Битлз» закончили писать альбом «Sgt. Pepper», они собрались в студии номер два на Эбби-роуд послушать, что получилось, вплоть до громоподобного финального аккорда на клавишных в «A Day in the Life»[598]. Все четверо пришли в восторг, но тут Джон с Полом решили втиснуть что-нибудь еще на сбеге, у самого яблока.

Режиссер звукозаписи Джефф Эмерик вспоминал, как Джон предложил: «А давайте наговорим всякой тарабарщины, потом разделим на два потока, заспланжим и закольцуем». Они заскочили назад в студию и наговорили всякой ерунды, какая только пришла в голову. Эмерик проиграл для них запись, и они выбрали кусочек, в котором Пол произносит: «Never needed any other way»[599]. Меломанам с примитивными проигрывателями предстояло слушать бесконечное «другой-путь-мне-не-нужен», пока они сами не выключат пластинку.

В те дни некоторые поклонники «Битлз» любили для прикола поставить иглу проигрывателя на окончание стороны «Б» и вручную прокручивать диск против часовой стрелки, чтобы услышать те же слова, только задом наперед. Для многих «never-needed-any-other-way», проигранное в обратную сторону, звучало как «Will-Paul-be-back-as-Superman»[600]. Такая фраза утешала тех, кто свято верил, будто Пол мертв. Зато другим слышалось нечто иное. Кому-то — «The corned beef there is super, man»[601] или «We’re parking our Kings Super van»[602], тогда как остальным казалось, что изначальное послание звучало вовсе не как «другой путь мне не нужен», а как гораздо более пикантное «Never could see Annie’s u»[603]. Эта тема по-прежнему занимает битломанов, у которых есть свободное время. На «Ютьюбе» запись, где альбом «Sgt. Pepper» сперва звучит нормально, а потом прокручивается в обратную сторону, собрала 200000 просмотров и 700 комментариев — в большинстве из них, с разной степенью горячности, отстаивается та или иная интерпретация слов, проигранных по часовой стрелке и против, вперед и назад, когда осмысленное превращается в шум, а шум — в осмысленное.

Загрузка...