Доброе слово часто помогает лучше сотни упрёков.
Джайлс Карвин, Тодд Фэнсток. «Наследник Осени»
Ника читала параграф по биологии, но периодически поднимала глаза на часы. 15:30. До маминого возвращения осталось меньше трех часов. Когда она вернется домой, то… Девочка вздохнула и перевернула страницу.
Любовь Николаевна, учительница по музыке, поохала-поахала, посетовала на то, что травму Ника получила совсем не вовремя. Но тут же заметила, что она, то есть Ника, девочка способная и талантливая, и, если как следует позанимается перед концертом хотя бы три дня, все пройдет хорошо.
— Мама так не скажет, — со вздохом проговорила Вероника.
В ответ хлопнула входная дверь, не закрылась, а именно хлопнула. Девочка вскинула глаза на дверной проем. Сердце сжалось и скатилось в желудок — острые, неизбежные шаги приближались к ее комнате. Ника даже вздрогнула, когда в дверном проеме появилась мама.
«Ну всё! Мне конец!»— обреченно подумала Ника.
Мама, Аксёнова Лариса Андреевна, была в бешенстве. Она влетела в комнату дочери. Беглый взгляд по ребенку, а потом он, как нож, воткнулся в неумело перебинтованные пальцы.
— Так значит... — прошипела женщина и подскочила к дочери.
— Мам, ты же на работе… — попыталась оттянуть страшный момент Ника.
Та вскинула на нее злые глаза.
— Конечно! Конечно, я была на работе! А потом мне позвонила Любовь Николаевна и сказала, что ты получила травму и пришла к ней с перебинтованными руками. По-твоему, я должна была и дальше сидеть, не зная, что именно случилось с моим ребенком? Что произошло? Откуда это?
Всё это звучало, как приговор. Что бы Ника не сказала, спасения не было.
— Ника!
Девочка вздрогнула.
— Ну…
— Что ты мямлишь? Не понимаешь, что скоро концерт?
— Я понимаю.
— Еще раз спрашиваю, как ты это получила?
Вероника не поднимала глаз.
— Это произошло случайно…
— Что произошло?
— Я… подходила к классу… а там… и тут… открылась дверь… Я не ожидала! Я, правда, не специально! Я вот так выставила руки и… всё…
Мать хлопнула глазами.
— То есть эту травму ты получила в школе?
Ника почувствовала, как по спине катятся бисеринки пота. Ответить она не смогла, только кивнула.
— То есть эту травму ты получила в школе, а мне никто не позвонил? Не предупредил? Не объяснил? — и она бросилась из комнаты, в коридоре загремели ключи, что-то зашуршало. — Да где же он? Сейчас я им устрою! Ребенок получил травму, а они даже не позвонили? А классная ваша, эта… как ее…
Ника выскочила следом за ней в прихожую и замерла. Мать уже держала в руках телефон, но продолжала что-то искать в своей сумке, Ника запоздало поняла, что ищет она очки, чтобы позвонить Настеньке.
— Что… ты хочешь сделать? — неуверенно спросила дочь.
— Что я хочу? Я хочу закатить скандал!
Ника судорожно сглотнула.
— Ты кому собралась звонить?
— Вашей классной для начала, а потом заму по безопасности! Бестолочи.
— Настенька-то тут при чем?
— Настенька? А, эта ваша типа классная…
— А она-то тут при чем?
— А при том, что пока ребенок в школе, школа несет ответственность за жизнь и безопасность детей! Ясно тебе? И если ребенок получает, даже случайно, травму, она обязана — слышишь? — обязана поставить в известность родителей!
Лариса Андреевна наконец-то нашла футляр и вытащила очки, но пока надевала их, Ника, переборов страх, умудрилась выдернуть из ее рук телефон. Мать уставилась на нее.
— Это как понимать?
— Не нужно звонить…
— Это мне решать, нужно или не нужно! Дай телефон!
— Это… я…
Мать вперила в нее острый, как жало взгляд. Она прекрасно знала свою дочь, да и Настеньку (и за что дети так ее называют, непонятно). Та, если бы что-то действительно случилось в школе, сразу бы позвонила. Новая классная женщине не нравилась. Она была либо глупой, либо лицемерной. С детьми (во всяком случае со старшеклассниками) общалась на равных, всегда улыбалась и хохотала. К ней вечно приходили бывшие выпускники, будто в ее кабинете медом было намазано. В прошлом году она выпустила девятый класс, и стала классным руководителем Никиного класса. Дети вросли в нее быстро и крепко. Родители разделились на два лагеря. Одни обрадовались и даже немного выдохнули, вторые пренебрежительно поджали губы, дескать, что за дружба с учителем? Настенька меняться не собиралась и на все пасы родителей смотрела сквозь пальцы. Мать Вероники еще в октябре поняла, что дочка нашла общий язык с новым учителем и прислушивалась к ее мнению, а значит через этот авторитет можно влиять на дочь.
— Если ты не хочешь, чтобы я звонила Настеньке, скажи правду! — вкрадчиво заявила Лариса Андреевна и вперила в ребенка тяжелый взгляд.
Нику даже затрясло. Вот сейчас она скажет… скажет и…
— Это произошло случайно, — проговорила она.
— Я это уже слышала. Где ты получила эту травму?
Ника опустила голову.
— Я играла с ребятами…
— Во что?
— В баскетбол… Но это произошло случайно, честно! Я просто неправильно подставила руки, и мяч…
Но мама уже не слушала. Она ничего после этого ненавистного слова «баскетбол» не слышала. Ника распиналась перед ней в объяснениях, а она не слышала. Потому что не хотела слушать.
Лариса Андреевна взглянула на часы и бросила Нике, не поднимая на ребенка головы:
— Собирайся.
— Ку… куда?
— К Егору поедем. Я вообще не понимаю, что у тебя в мозгах творится! Совсем не понимаю. До концерта меньше двух недель, а ты… этот чертов баскетбол! Я разнесу к чертовой матери эту идиотскую площадку!..
Она говорила что-то еще. Громко говорила. Наверное, даже кричала. Но теперь ее не слышала Ника. Словно оглохла. Словно мама открывала рот, но звука не было. Будто кто-то выключил его.
— Ника! Что ты стоишь? В этом поедешь?
Девочка обреченно посмотрела на маму и ушла в свою комнату.
Пальцы плохо гнулись, как если бы разучились это делать. Ника с таким трудом переоделась, вернувшись после школы, и переодеваться опять? Девочка вздохнула и открыла шкаф…
Дверцу машины открыть оказалось тоже не просто. Лариса Андреевна обежала машину и открыла переднюю дверцу.
— Заднюю, — тихо попросила Вероника.
— Зачем? Тебя же укачивает?
— Я выпила «Драмину». Мы на дорогу туда-обратно часа три потратим, мне уроки нужно делать.
— Теперь ты про уроки вспомнила?
— Я про них не забывала.
— Как хочешь!
С этими словами мама распахнула заднюю дверцу и помогла Веронике сесть.
Но едва они отъехали, Лариса Андреевна продолжила свои наставления. Ника подозрительно молчала, не отвечая на претензии матери. Женщина глянула в зеркальце заднего вида и поджала губы: Вероника сидела в наушниках. Остановившись на светофоре, мать оглянулась назад и тронула ребенка. Девочка вздрогнула и выдернула наушник.
— Ты чего? — удивилась она.
— Сказала, что уроки надо делать, а сама?
— Я слушаю лекцию на портале, — объяснила Ника и развернула к матери экран телефона: у доски стояла какая-то миловидная девушка и что-то объясняла, время от времени водя указкой от одной записи к другой. — Тема сложная, я не поняла. А здесь хорошие уроки, никакой репетитор не нужен.
Мать отвернулась и вновь посмотрела в зеркальце заднего вида. Ника вернулась к лекции, и Лариса Андреевна вынуждена была ехать молча.
Егор не разделял маминого настроения. Казалось, что он выключил мать. Разбинтовал руки сестры, долго осматривал пальцы, ладони, потом что-то чиркнул на бумаге и протянул маме.
— Извини, что прошу тебя, но сходи, пожалуйста, в аптеку — там адрес указан — и купи вот такие перчатки, размер я указал…
— А мы не можем их купить по пути домой? — спросила Лариса Андреевна старшего сына.
— Можете. Но как ты наденешь их Нике?
— А там инструкции нет?
— Ну как сказать… Есть, но это не простые перчатки, и подход требуют особый. Я бы не просил. Там сначала мазь, потом гель, потом…
— Ладно, я поняла, — сказала мама и поднялась. — Побудь с братом.
— Угу, — кивнула Ника.
А когда за ней закрылась дверь, Егор подкатил на кресле к сестре и взял за руки.
— Ну, давай. Рассказывай, — с улыбкой произнес он.
Ника вздохнула.
— Играли в баскетбол.
— С Ником?
Девочка даже по интонации услышала, как брат напрягся.
— Нет, он и на физру не ходит, и на тренировки тоже, — ответила она.
— А ты откуда знаешь?
Ника покраснела.
— Ну… знаю…
— А с кем играла-то?
— С Тимофеем. Это друг Никиты.
— Ясно, это от него так прилетело?
— Нет, что ты! Это мальчишка из команды первой школы бросил, а я, дура, поймала.
— Из первой? — усмехнулся брат. — И чего не поделили?
— А ты, когда цапался с первашами, чего не мог поделить?
— Ой, когда это было?
— А неважно. Мне кажется, это противостояние между нашими школами не прекратится. Никогда!
— И как Ник?
— Соблюдает твои рекомендации. Думаю, он тебя боится.
— Боится? Это хорошо. Но я имел в виду, как он отреагировал на этот мяч.
Ника опустила голову и едва слышно ответила:
— Хотел подраться.
— Только хотел? — усмехнулся Егор.
— Так некогда было. Мы сразу почти и побежали.
— Куда?
— К Нику домой. Там лед приложили.
— Только лед?
— Нет, сначала лед, потом в тепло, потом… потом… — и Ника залилась румянцем. Вспоминать о том, как парень растирал ей пальцы, было неловко и немного стыдно.
Егор, видимо, как врач, знал больше, чем рассказывала сестренка, поэтому сидел и улыбался.
— А что потом-то? — не унимался он.
— А потом намазали руки оливковым маслом и всё! — скороговоркой выдала Ника и преданно посмотрела в глаза брату.
— Да ладно?! — удивился он и склонился ухом к ее ладоням, будто прислушивался. — Да… Да что вы говорите! А потом… О, так значит вот в чем дело?!
Ника почувствовала, как у нее запылали уши, а Егор выпрямился и усмехнулся:
— Странно, конечно, но твои пальчики рассказали, что их отлично, я бы даже сказал профессионально, со знанием дела помассировали. И массировали долго. Очень долго. До-олго…
— Егор! — не выдержала Ника и выдернула руки.
Врач захохотал в голос.
— Да ладно, сестренка! Когда еще влюбляться, как не в пятнадцать лет?! И Никита мне понравился. Помимо спорта есть увлечения, — потом посмотрел вновь на сестру и усмехнулся: — да не одно, судя по всему.
— Егор! Хватит вгонять меня в краску!
— Ладно, не буду. Значит, так. Благодаря вовремя оказанной помощи последствия минимальные. Думаю, уже к концу недели сможешь вернуться в музыкалку, а то мать Кондратий хватит. И это… ты не ругайся с ней.
— Я с ней не ругаюсь! У меня даже в голове таких мыслей нет. Я просто не понимаю. Учусь хорошо, играть люблю, хотя сейчас даже не хочу! Она… она столько наговорила… Даже не спросила, больно ли мне? А знаешь, как было больно? У меня даже ноги подкосились. А ей… ей я даже не смогла признаться в этом. Знаешь, почему? Потому что она бы сказала: «А я тебя предупреждала»…
И Ника вдруг заплакала. Егор обнял ее, прижал к своему широкому плечу рыжую голову.
— Все наладится, сестренка! Вот увидишь!
Ника кивнула, но только сильней заплакала.
А потом приехала мама, и Егор долго и обстоятельно возился с руками сестренки, а потом захотел кофе и отправил за ним Нику (ну одной же рукой ты удержишь маленькую коробочку?), а сам остался один на один с матерью.
— Видел? Видел, что она натворила? — едва только за Никой захлопнулась дверь, спросила мама.
— А что она натворила? По пальцам очень больно получать. Даже сравнить не могу… вообще, боль — это боль. Это только если в двух местах болит, то ты можешь сказать: «Здесь болит на десять баллов, а здесь — на три»…
— Я всегда знала, что ты на ее стороне, — махнула рукой Лариса Андреевна.
Сын посмотрел на нее своими глубокими шоколадными глазами. Когда-то из-за этого шоколада в глазах его не хотели брать в секцию вольной борьбы, дескать, добрый, не сможет разозлиться на соперника. А Егор смог. И не только разозлиться, но и победить. И всегда побеждал до того самого чемпионата. С годами он все больше стал походить на своего отца. Тот тоже замолкал, выдерживал паузу, а потом говорил, тихо, вкрадчиво, но это ужасно бесило...
— Не знал, что вы воюете, — сказал старший сын и сел за свой рабочий стол.
— Мы не воюем…
— Но, когда говорят о той или иной стороне, подразумевают как минимум непонимание.
— Егор, сынок…
— Мам, ты извини, что вынужден тебя перебить, просто мне через десять минут к пациенту идти. Не дави на Нику. Даже если она так получила мячом…
— Вот именно!
— А ты спросила о том, как она себя чувствует?
Мать поджала губы.
— Уже нажаловалась?
Егор пожал широкими плечами и откинулся на спинку стула.
— Извини, мам, но ты здесь раз десять, не меньше, сказала: «а я что говорила?». Вот твое такое отношение к чему приведет? Она тебя боится.
— Ой, ну что ты такое говоришь? С чего ты решил?
— Откуда ты узнала о том, что случилось с Никой?
— Мне Любовь Николаевна позвонила…
— То есть, ребенок, получив такую травму, не позвонил маме? Не позвонил и не попросил о помощи. Не пожаловался, что ему плохо… А тебя саму не пугает ее страх перед тобой?
Мать как-то побледнела, у нее даже опустились напряженные плечи, а в глазах мелькнуло недоумение. Егор поднялся. Стукнула дверца, побежала вода, а потом по кабинету расползся запах корвалола. Сын протянул матери стакан, и та, кивнув, поблагодарила.
И кабинета она вышла притихшей. Ника, увидев ее, поднялась из кресла.
— Мам, ты…
А мама посмотрела на нее. Внимательно так, словно впервые видела за сегодняшний день.
— Пиццу не хочешь? Давай сегодня плюнем на ужин и купим пиццу! — вдруг сказала мама и улыбнулась. Она смотрела на свою взрослую дочь, которая была уже выше ее, которая так незаметно выросла и которой сегодня было так больно, а она…
Лариса Андреевна перебросила сумку в другую руку, а потом обняла дочь за плечи. Ника, удивленная таким преображением мамы, которая еще минут тридцать назад плевалась ядом, растерялась, и мать, увидев эту растерянность, устыдилась.
«Да что со мной?»— мелькнуло в голове.
— А… а как же папа? — только и спросила Ника.
— А ему закажем суши.
— Я тоже суши хочу.
— Так давай тогда закажем суши всем! Какие хочешь?
— Запеченные.
— А я темперу хочу! Сейчас глянем, если пробок на Московском шоссе не будет, сразу и закажем, а потом заедем и заберем.
— А можно мне еще десерт? — еще не до конца осознавая перемен в маме, спросила Ника.
— Я тоже буду! Пошли!
— А что Егор сказал?
— А что он скажет? Сказал, что по-хорошему бы выдрать тебя, но что поделать-то уже? Сказал, что через неделю будешь совершенно здоровой! Больно?
— Уже не так сильно…
Женщина вздохнула и промолчала. Она просто шла рядом с дочерью, обнимая ту за плечи, и вздыхала.
«Иногда нужно смотреть на себя со стороны», — решила она, открывая перед ребенком заднюю дверцу.
— А я… хочу с тобой, — вдруг сказала Ника.
Мама улыбнулась и открыла переднюю дверцу.
— Прошу, барышня! — усмехнулась она.
Дорога домой обеим показалась короткой.