Твоя реальность — тебе решать

Глава 25. Бежишь? Возьми меня с собой!

— Что это за парень? С ним будет посложнее.

— Предоставьте это мне! Мой знаменитый

план — убежать значит победить!

— Убежать?!

Усопп, Винсмок Санджи

«Ван Пис» (One Piece)

Тимка караулил у подъезда. Довольно долго караулил. Даже в толстовку влез. Никита, разглядев физиономию друга, хмыкнул:

— Ого! Чегось с фэйсом?

Тимка ухмыльнулся, но тут же скривился от боли.

— Чья б корова мычала… — буркнул он.

Ник фыркнул:

— Ну… меня батя отоварил, а тебя? И когда? Ты ж вчера днем был нормальный.

— А сейчас ненормальный что ли?

— Ну типа… короче, не грузи. И это… А ты чего в школу еще не утопал?

— Решил тебя проводить, а что?

— Ну… я вообще-то с Никой иду…

— Ну и иди! Я просто в школу… А что?

— Тимыч, тебе заняться нечем?

— Пока нечем, а что?

После просмотра «Холодного сердца» Тимку периодически клинило фразочкой простоватого Олава. Уваров умудрялся повторами «а что?» довести до белого каления кого угодно, но Ник нашел способ останавливать подобное издевательство.

— Так что с рожей? — спросил он, шагая рядом с другом.

Тимка, которому будто на мозоль наступили, не знал, как рассказать о том, что случилось вчера. Можно было рассказать, как есть, но тогда пришлось бы говорить о том, что Карина пыталась Нику поучить жизни. Если Егоров об этом узнает… додумывать не хотелось. Тимка сам тащился так рано в школу, чтоб выцепить одноклассницу и во всем разобраться, и хорошо бы обойтись без свидетелей.

— Да так… ерунда, — уклонился он от ответа.

Ник глянул на него и промолчал.

Тимку он знал всю жизнь. Сколько себя помнит, тот был рядом. Сохранить что-либо от него нереально. Тим словно чувствовал, что Никита врет или недоговаривает, и смотрел пытливо, как сотрудник ФСБ: дотошно-безразлично, словно пытаясь залезть в подкорку. Ник и трех минут не выдерживал, выкладывал всё как на духу. А вот у самого Тимки от друга были секреты…

В тот вечер Егорову позвонил Сашка, пацан из спортшколы, который был старше на два года, и попросил прийти к заднему входу в кинотеатр. Когда Никита подошел, то увидел Саню, отвешивающего подзатыльники напившемуся младшему брату. А рядом с ними, сгорбившись на узенькой полоске металлической ограды, сидел Тимка и смотрел на свои кроссовки. Он держался обеими руками за взлохмаченную голову и молчал.

Этот балагур и балабол так и не открыл рта до самого дома. И такой тихий Тимка ужасно пугал. Никита притащил его к себе, радуясь, что родители пустили корни на даче. В тот вечер Уваров нарушил зарок и закурил. Закурил впервые с того дня, как бати отучили двух глупых, но таких взрослых третьеклашек, курить (матери, правда, пап чуть не прибили после такого «отучения», потому что мальчишки, выкурив с папами по три сигареты, блевали и на ногах не держались). Стоя на шикарной лоджии, опираясь локтями в оконную раму, Тимка затягивался и поднимал голову к небу, когда выпускал дым. Ник сидел рядом в кресле и, глядя на друга, молчал. Лишь раз нарушил молчание, спросив:

— Расскажешь?

Но Тимка мотнул головой.

И, правда, не рассказал.

Но городок крохотный — чуть больше тридцати тысяч душ — слухи разлетаются мгновенно, и Ник скоро узнал, что Тимка переспал с девчонкой из четвертой школы (это уже в августе Карина перевелась в десятый к ним во вторую). Но напрямую так и не спросил друга. Иной раз замечал ненависть, с которой Карина смотрела на Уварова, тот отвечал тем же. Порой они ругались как в тот день, когда Тимка увидел в школе Веронику. Но иногда он смотрел на Карину с какой-то не то болью, не то досадой. И Егоров понял: Тимке стыдно.

— Нехилая такая ерунда, — проговорил Никита, разглядывая разбитую губу друга. — Фиг ли так подставился?

Тимка махнул рукой:

— Не бери в голову…

— Не, я не понял… Ты чего меня ждал-то?

— Вдруг заблудишься, — усмехнулся друг и опять скривился, трещина в губе жутко мешала.

— А если по чесноку… что стряслось? Колись давай! — не унимался Ник.

— Да желание загадал — бац, губа треснула. Как-то так.

Егоров поджал губы, отвернулся, и Тимка устыдился этой лжи. Никита участвовал во всех памятных событиях Тимкиной жизни. Во всех, кроме одного. И Ник это тоже понимал. Но рассказать другу о том постыдном вечере Тимка не мог. Язык не поворачивался. Но и обижать своим молчанием, в котором явно читалось недоверие, точно не хотел.

— Ник, — позвал он.

— Не парься, — буркнул тот, глядя вперед.

— Ну…

— Я же сказал: не парься! Не хочешь — не говори. Вот только… А, да плевать!

— К Лере какие-то упыри пристали, — пробормотал Тимка, не зная, как рассказать, чтоб не сболтнуть лишнего.

— К какой Лере?

— Соколовой!

— Это кто?

Тимка даже обалдел, остановившись.

— Угораешь? — спросил он.

Ник пожал плечами:

— Нет.

— Подружка Ники твоей!

— А!

— Бэ!

— Не заводись! Я не помню ее фамилию. Что с того?

— Угу!

— Так, погодь… она же спортсменка… Как там? Вольная борьба…

— Рукопашка!

— Да не бесись! А разве она не чемпионка?

— Чемпионка! Только и этих уродов было трое!

— На девчонку? Ни хрена себе! А с какого?

— Ой, а не пофиг? Трое против нее, ну я и…

Никита посмотрел на озлобленного Тимофея и вдруг усмехнулся. Тимка разозлился:

— Ты что лыбишься?

— А ведь, глядя на наши рожи, подумают, что это мы с тобой подрались!

Тимка уставился на друга и улыбнулся, но тут же зашипел от боли.

Вероника ждала на тропинке около своего дома и, увидев рядом с Никитой Тимку, удивилась. Ребята поздоровались, и Ник забрал у девочки рюкзак. Ника присматривалась к Тимке, а потом хмыкнула:

— Если бы я не видела Никиту вчера вечером с этим синяком, решила бы, что вы подрались. А ты чего тональником-то не замазал фингал?

Егоров на это лишь плечами пожал, дескать и так сойдет. Тимыч же опять включил режим балагура.

— А почему ты не спрашиваешь, откуда у меня травма? — поинтересовался Уваров. Втайне он надеялся на то, что Лера обо всём рассказала подружке. Но Ника вскинула глаза, где мелькнуло недоумение, и Тим даже расстроился.

«Она не рассказала обо мне,»— подумал он удрученно, но вида не показал.

— И откуда? — спросила Вероника.

— Целовался с разбега! — чуть наклонившись к ней, шепнул Тим.

— Врать — не мешки ворочать, — усмехнулась девочка, и у Тимки вспыхнуло сердце: Лера рассказала. На душе посветлело.

Ребята уже вывернули к проспекту, откуда должны были повернуть к скейтпарку, как у Ники вжикнул телефон.

— Ну вообще! — возмутилась она, прочитав сообщение.

— Что? — спросил Ник.

— Да блин! Нам ко второму оказывается. Истории не будет!

— Черт! — хором воскликнули парни и даже остановились.

Вероника уставилась на них, а те поглядывали друг на друга с издевкой. Ник ожил первым.

— Ну ладно я! — усмехнулся он и ткнул кулаком Тимке в плечо. — Но как ты свалил к первому, когда матушки дома нет?

— Да я только сейчас вспомнил, что у нас первым русский! — возмутился Тимка.

— Вы чего? — не поняла Ника.

— Да нам тоже ко второму. Елена Николаевна сегодня в Питер на какие-то курсы по проверке ЕГЭ поехала, — ответил Ник и с упреком посмотрел на Тимыча.

Но тот вдруг опомнился, глянул на девочку.

— А кто тебе сказал, что вам ко второму? — спросил он, а у самого сердце так и ускорило темп в ожидании ответа.

— Лера, она пришла к школе, охрана не пустила. Дескать, приходите ко второму.

Тимка воодушевился.

— Лера?

От Егорова не ускользнуло, как друг интересовался Никиной одноклассницей, но промолчал, заметил лишь:

— Как это Людмила Анатольевна не пустила? Не похоже что-то на нее…

— А там какой-то левый мужик, — ответила Ника, не поднимая глаз от телефона. — Ну, и что делать будем?

— А она уже домой ушла? — спросил Тим.

— Кто?

— Лера.

— Нет, к воротам подходит.

У Тимки даже глаза вспыхнули, и он быстро предложил:

— Пошли тогда к площадке, и Лера пусть тоже туда подходит. Толку-то домой идти…

— Ну пошли, а ей сейчас напишу.

Ник ткнул друга плечом, но тот даже улыбку не мог стереть с лица. Он волновался, потому что скоро предстояла встреча с девочкой-драчуньей.

К площадке ребята подошли одновременно. По привычке Лера обнялась с Никой, Тим в шутку полез к Лере обниматься, но Ник, его успел перехватить по дороге, девочки даже ничего не поняли.

Просто сидеть на трибунах было зябко: на улице сегодняшним утром довольно свежо. Тим залез в тайник и вытащил мяч, Ника обрадовалась, открыла дверь ограды на площадке, но Тим выгнал ее.

— Пальцы, пальцы бережем! — сказал он и указал на трибуны. — Тебе, друже, кстати тоже нельзя. Мы с Лерой покидаем мяч.

Ник с Никой попытались возмущаться, но Тим был непреклонен, а Лера уставилась на него и ухмыльнулась.

— С чего ты решил, что я буду…

— И всё-таки ты будешь! — перебил Тим, ударяя по мячу. Тот весело и упруго отскакивал от покрытия, бил в руку и от нее пружинил вниз. Лера смотрела на эти действия, как завороженная.

Вообще ей не нравился баскетбол. С ее ста пятьюдесятью четырьмя было как минимум глупо скакать за мячом (именно так думала она), но наблюдать за тем, как играют другие, любила. Тимка стащил с ее плеч рюкзак, бросил его Нику, а сам, подталкивая девочку перед собой, завел в клетку. Поводил плечами и, вручив ей мяч, потянул с себя толстовку.

— Ты чего? — не поняла девочка.

Тимка сдернул кофту, тряхнул головой, чтоб волосы вновь легли в прическу, и вдруг, взяв толстовку за рукава, набросил ее на девочку, как аркан. Лера в ту же секунду напряглась, но Тим не дал ей опомниться. Подтянул к себе и связал рукава толстовки на девичьей талии. Завязывал узел, а сам смотрел в глаза, которые вновь казались янтарными, а сам улыбался, хотя губа ужасно ныла. А если говорить честно, то вот так, в такой близости от девочки не так уж болела.

— В лоб хочешь? — приглушенно, но в то же время жестко спросила Лера.

— А ты своими труселями собралась сверкать? — усмехнулся Тим. Девочка в ту же секунду рванула от него, но парень во второй раз проявил свое превосходство в силе. Притянул еще ближе. — Моя кофта тяжелая, да и длинная, закрывает тебя до колен. Можешь прыгать, сколько хочешь.

Янтарные глаза сузились.

— С чего решил, что хочу?

Тим улыбнулся, наклонился к Лере, которая в кедах была ему значительно ниже плеча.

— По глазам вижу, — только и ответил он и выпустил ее из рук.

Лера не Ника. Она не краснела, не смущалась, не отстранялась. Общаясь преимущественно с парнями, она не чуралась Тимки, однако сердце от такой близости ускорилось… или оно стучало так от предвкушения игры?

Тим оказался прав: толстовка, завязанная на талии, не давала подниматься короткой юбке. Азарт проснулся после второго прыжка, но до кольца было, как до Луны. Ник и Ника, сидящие на трибунах, подбадривали игроков, но Леру это только отвлекало. Или из-за Тима она не могла сосредоточиться? Как бы там ни было, в кольцо ей попасть не удавалось.

— Ребят! Вы чего здесь? До звонка пятнадцать минут! — раздался за оградой веселый голос.

Дети присмотрелись. Подставив ладонь, как козырек, на них смотрела Настенька, бегущая в школу.

— Нам ко второму! — хором прокричали все четверо.

— А! Ну да, это же я скинула вам изменения! — засмеялась женщина и еще раз посмотрела на часы. — Девочки, думаю, сообщение вашим родителям придет не вовремя. Предупредите, их, что вам ко второму. А то начнут вас искать…

— Блин! Турникет! — воскликнул Никита и взялся за чуб.

Ребята оглянулись на него, а Настенька побежала в школу.

— Да не страшно, — сказал Тимка, ударяя мячом.

Егоров же махнул над головой пустым рюкзаком.

— Я сегодня прогуливаю, — сказал он, и друзья уставились на него.

— Не понял… — пробормотал Тим.

— Ты серьезно? — спросила тихо Ника.

— Серьезно, — ответил парень.

— А чего стряслось-то? — спросил Уваров.

Егоров усмехнулся, но Вероника, сидящая рядом, видела, какими серьезными у него были глаза. Сердце защемило.

— Никита, — позвала она несмело. — Что случилось?

Но парень молчал. Он почти не спал. Мысли ополчили измученное сознание. Никита провертелся до утра. А, завтракая вместе с мамой, вдруг решил, что в школу не пойдет. Просто не пойдет и всё. Классной Елены Николаевны сегодня не было, так что даже никто не кинется искать. Всё нормально. Плохо одно: мама была выходная, и домой не вернуться.

Тимка подошел к трибунам, где сидели Ник и Ника, посмотрел на друга, но промолчал. Ник выглядел уставшим и взведенным, как затвор арбалета, — только тронь!

— А ID-карта? Мать ведь потеряет тебя, — сказал Тимофей.

Никита пожал плечами:

— Скажу, что карту забыл дома…

— Ты… ты правда, не пойдешь в школу? — осторожно спросила Ника.

Парень взял ее за руку, посмотрел в глаза.

«Это ведь не из-за школы… это из-за тех людей у цветущей яблони?»

«И из-за них тоже…»

Подростки молчали, но словно слышали друг друга.

— На, — сказал Тимка и вытащил ключи от квартиры, протянул их Нику, но тот замотал головой:

— Нет, спалюсь. Ты ж знаешь, закон подлости. Подойду к дому и нарвусь на мать. Не хочу расстраивать ее еще больше…

— И куда ты? — поинтересовалась Ника.

— В парке погуляю. Не парьтесь.

Девочка опустила голову. Она чувствовала тепло большой руки, красивых длинных пальцев, сплетенных с ее пальцами. А в душе зрело решение. Страшное решение, если узнает мама.

— Я… я с тобой, — вдруг сказала она.

— Спятила! — выдохнула Лера.

— Нет! Я пошарюсь и… — запротестовал Никита.

— Нет! Я с тобой, и мы поедем в Питер! — вдруг заявила девочка и полезла в свой рюкзак, стала выгружать оттуда учебники, тетради и совать их Лере.

Ребята хором стали отговаривать ее от этой затеи, но Вероника будто не слышала их. Она открыла кошелек, потом по телефону проверила баланс на карте, затем вытащила свою ID-карту, протянула Лере. Подняла глаза, посмотрела на подругу.

— Только чтобы мать не узнала, — сказала Ника.

Лера вздохнула и взяла ученическую карту.

— Что-нибудь придумаем, — заявила она и посмотрела на Тимку. Возможно, в другой ситуации он бы возразил, отговаривал, но сейчас, глядя в ясные глаза девчонки-драчуньи, согласился, кивнул.

— Блин! — вдруг воскликнула с досадой Вероника, и ребята посмотрели на нее. — Если не приду, Настенька позвонит матери…

— Иди в школу! — настаивал Никита.

Но девочка будто не услышала. Взяла телефон и посмотрела на него.

Настеньке можно позвонить. Но сказать-то что? Ника не с бухты-барахты сказала о Питере. Есть идея. До тридцать первого всего ничего. Нужно выяснить, можно ли помочь Нику? Неужели из-за травмы он пропустит соревнования? Может, не всё так критично? Может, можно что-то сделать? Нужно к Егору, он поможет. Сестренка верила во всемогущество своего старшего брата.

Видимо, девочка соображала уж очень долго. Никита поднялся и встал рядом, улыбнулся.

— Со мной всё в порядке! Иди в школу. Хочешь, буду писать каждую перемену? — проговорил он.

Но Ника набрала номер и отошла от ребят. Гудки лились и лились в ухо. А если Настенька не сможет ответить сейчас? А если… Но в трубке щелкнуло.

— Вероника, в чем дело? — раздался запыхавшийся голос Настеньки.

— Анастасия Петровна, я не приду сегодня в школу.

— Что случилось? — испугалась классный руководитель. — Кто травмировался?

— Да нет! У нас всё нормально. Просто… — но закончить девочка не успела, Ник выхватил телефон.

— Это из-за меня, — быстро сказал он в трубку.

— Никита? В чем дело?

Ребята не видели учителя, но слышали волнение в голосе. Посторонний шум стих, видимо, Настенька закрыла дверь в класс. Парень вздохнул.

— Вы же помните, ну… разборки родителей?

Женщина вздохнула:

— Всё-таки развелись?

Никита молчал. В принципе, он мог ничего не объяснять, но по ту сторону была Настенька. Та самая Настенька, которая прошлой зимой перед Новым годом отпаивала его чаем после очередного скандала родителей. Тогда Егоров молчал и смотрел куда-то в пустоту, и молодая женщина не знала, что сказать и как утешить взрослого ребенка, и потому тоже молчала. Они, учитель и ученик, так и просидели в пустом и словно оглохшем классе. Чай остывал в кружках. Из коробки конфет каждый взял только по одной. Ник вертел шуршащую обертку, скрутив ее в тугую трубочку. Настенька вертела свой фантик, сложенный квадратиком, и то сворачивала, то разворачивала его, иной раз поглядывая на тихого ребенка. Выросшая в полной семье, где друг к другу относились с трепетом и заботой, она жалела мальчика. Его молчание пугало, угнетало, но за пять прошедших лет Анастасия Петровна успела узнать своих ребят. Кто-то плакал, изливая душу. Кто-то ругался, фильтруя речь при учителе, а Ник молчал. Молчал с надрывом и болью. Страшно молчал.

И вот опять. Очередной скандал родителей, и Настенька в очередной раз волнуется из-за выросшего ребенка, который теперь даже не был ее учеником…

— У отца другая семья, и... скоро будет ребенок, — очень тихо сказал Никита.

Настенька молчала. Что сказать на это она не знала.

— Я хотел, чтоб Ника пошла в школу… — продолжал парень, но учитель перебила:

— Хорошо, что она с тобой! Я вас прикрою. НО! Никита, ты за нее головой отвечаешь!

Подросток опешил и уставился на Веронику, та забрала у него трубку.

— Анастасия Петровна! Мы не прогуливать, честно! Мы в больницу к Егору поедем, он, если нужно, напишет справки! — затараторила девочка.

— Ника, будь рядом с Никитой, — только и сказала учитель, и девочка замерла. Настенька не просто говорила, она просила. Просила, и у Ники мурашки брызнули по рукам. — Он хороший мальчик. Очень хороший!

Вероника молчала, а потом кое-как сказала:

— Я… знаю, Анастасия Петровна.

— Дай-ка мне этого охламона, — вдруг сказал Настенька.

Ника протянула телефон Егорову.

— Слушаю, — сказал тот.

— Значит так! Фотоотчет каждый час! Если вам стукнет выпить, покурить…

— Анастасия Петровна! — возмутился подросток.

— …шкурку сниму ровными красивыми полосками, самому понравится! Усёк?

Никита улыбнулся:

— Усёк.

— Не попадитесь. Жду фотоотчета! — и она нажала отбой.

Никита отдал телефон Веронике. Девочка смотрела на парня, потом глянула на экран, всполошилась:

— Ник, ноги в руки, бегом на вокзал! Скоро «ласточка»! Рискуем опоздать! У тебя ученический с собой?

И тут Егоров, не смущаясь стоящих рядом друзей, обнял девочку. Она замерла, чувствуя, как его дыхание касается ее волос. Видела, как отвернулась от них Лера и стала заталкивать Никины учебники в свой рюкзак. Но Тимка не дал, и забрал всю стопку себе. А под ухом билось сердце Никиты. И руки сами обняли парня.

— Ник, твоя ID-карта где? — спросил Тим, глянув на часы. — Нам нужно бежать. Пока сейчас толпа проходит, может, успеем проскочить через оба турникета.

Он посмотрел на Леру, и та улыбнулась:

— Хорошо, что сегодня на охране левый мужик.

— Вы давайте, бегом на электричку! — поторопил Тим друзей.

Ник отпустил Веронику, достал ID-карту и протянул другу. Тимка смотрел на них, те на него и Леру.

— Давайте резче! Опоздаете! — воскликнул Тимка. — Капюшоны на головы и вперед. Ника, косы спрячь, а то они как визитная карточка. А ты, дылда, пригнись, чтоб не узнали!

Ребята засмеялись, похватали пустые рюкзаки и рванули в сторону вокзала, на ходу натягивая капюшоны.

— Лер, а тебе не кажется, что это преступление превращается в приключение? — проговорил Тим, глядя вслед Нику и Нике.

Девочка хмыкнула:

— А что же с ними не поехал?

— Три причины, — ответил Тим и стал развязывать стянутые на талии девочки рукава своей толстовки.

Он смотрел на узел, и глаз не поднимал. Но Лера, которая была ниже его на тридцать сантиметров, не подозревала, что он видит, как она на него смотрит. А она глядела с интересом, но тут парень поймал взгляд янтарных глаз и улыбнулся. Лере стало неловко. Она попыталась отстраниться, даже шагнула назад, взялась за тугой узел, но пальцы лишь легли на пальцы парня, но одернуть руки девочка не успела: Тимка сжал их в своих кулаках. Лера потянула на себя руки, но Тим не пустил, и ей пришлось поднять голову. Небо плескалось солнцем в голубых глазах, на губах играла улыбка, хотя ощущения, наверняка, не самые приятные. Из-за трещинки нижняя губа чуть припухла, но именно поэтому так и притягивала взор. И вот тогда Лера смутилась. Тим заметил это и отпустил руки.

— Сможешь сама развязать? — тихо спросил он.

В другой раз Лера смогла бы развязать этот тугой узел, но сейчас… девочка даже отошла от Тимки, чтобы хоть так избежать близости с ним, но руки будто стали деревянными, и узел не поддавался.

— Ты на морской узел, что ли, завязал? — спросила она, стараясь отогнать от себя смущение.

«А ведь я ей нравлюсь»,— подумал Уваров, и улыбка слезла с его лица.

Он смотрел на нее, подошел, и на удивление быстро развязал рукава толстовки.

— Пойдем, не то опоздаем. Пять минут до звонка, — сказал он, закинув рюкзак за спину.

— Пойдем, — ответила девочка и заспешила следом.

Подростки убежали, а на опустевшей баскетбольной площадке остался лежать всеми забытый мяч.