Твоя реальность — тебе решать

Глава 43. Если не знаешь, что сказать, говори правду.

Глава XLIII. Если не знаешь, что сказать, говори правду[1].

— Кто вы?

— Мы друзья.

— Друзья друг друга в табло прикладом

не бьют, не кидают в лодку и

не везут черти куда.

— Только самых близких.

«Остаться в живых» («Lost»)

Вероника весь день просидела у подруги, с аккаунта которой написала Егорову, что Лере лучше, всё обошлось (если можно так сказать), но ей нужна поддержка. Никита в принципе и не настаивал на встрече, рассчитывая, что увидится с девочкой вечером. Напрягало, что он не мог дозвониться до лучшего друга. Поднимаясь к себе по лестнице, вновь набрал Тимку.

— Жив, здоров, сплю. Запись на аудиенцию после пяти, — ответил вдруг тот.

— Я подхожу к твоей квартире.

— Пи-пи… Абонент временно не доступен.

— Открывай.

В трубке горестно вздохнули. В пустом подъезде загрохотали замки. Ник задрал голову.

— Ну и где ты? — возмутился Тимка.

— Освободите посадочную полосу для боинга…

— Короче, сам закроешься. Я уже ни петь, ни танцевать…

Ник нашел друга на кухне, тот раздетый по пояс, втирал мазь в плечи. По голой спине с волос бежала вода.

— Чего творишь? — спросил Ник.

— Медитирую.

— И как успехи?

— Да капец!

— Давай сюда, сядь. Сколько отжался, что физуху дергает?

— Я бегал.

— На руках?

Тимка вздохнул. Никита решил облегчить ему жизнь.

— Мне Николавна сказала, что Лерка упала и ты ее на руках унес, — сказал он.

— Типа того.

— И далеко унес?

— Да потаскал немного. Ну она мелкая…

— Да какой бы мелкой не была! Вспомни, как мы с Дашкой в зоопарк ездили…

— Ну ты сравнил!

— Вот именно! Дашка тогда в первом была. Малявка!

— Да мы и сами были…

— Не гони! Дома я в тех же шортах гоняю. Капец твоим плечам! Компресс бы теплый.

Они всё знали о травмах и о том, как облегчить боль после незапланированной нагрузки. Пока Тим, навалившись на стол, что-то бормотал про медицинские познания Егорова и куда тот их лучше бы применил, Ник успел намочить в горячей воде полотенце, отжал и еще теплым возложил на сведенные плечи и руки друга.

— Горячо, блин!

— Ни фига ни горячо! Терпи. Сейчас отпустит.

Тимка что-то забормотал себе под нос, Ник сделал вид, что не слышит.

— А я все модули написал, — как бы между прочим сказал он.

— Точняк! Я уж забыл… И как? Не прощу…

— Не ссы! Все на «пять».

— Молоток! — выдохнул довольный Тимка.

Никита смотрел на его наклоненную голову, на прикрытый полотенцем загривок, стриженный затылок, и душу омывала благодарность.

— Мне Николавна сказала, что это ты с ней поговорил, — сказал Ник.

Тимка вздохнул:

— По гроб жизни должен будешь…

— Сказала, что ты никогда не просил за себя…

— А нафига? Если накатал на «три», значит реально «три».

— Ну я ведь тоже…

— Ник, не гони волну! Ты мой лучший друг, но я ни разу — слышишь? ни разу — не попросил матушку о твоей пересдаче. Мне проще самому пару лещей тебе отвесить, чтоб до тебя дошло то или иное задание, но матеша… Я помню все наши контроши, которые ты слил. И помню каждую причину, почему ты слил. Да и причина… уже который год одна. Да и вообще… Мне Настеньку было жаль. Она вышла, как оплеванная от Николавны. Так что…

— Настенька?

— Настенька. Мы же у нее первые. Она нас как детей своих… и приласкать, и по заднице хлопнуть.

— Ясно.

— Реально отпускает. Лерка вроде бы ничего, не тяжелая, но потом, когда отпустил ее…

— Спасибо, братан, — перебил Ник, и Тимка затих.

Поднял голову, посмотрел на друга. Тот сидел рядом, и горячая ладонь лежала на руке поверх полотенца. Наверно, из-за этой ладони со стороны Ника полотенце было еще теплым. А тот смотрел и не улыбался, а просто смотрел. Тимка хмыкнул и вновь опустил голову.

— Смотри не влюбись.

— Да пошел ты!

— Не… на сегодня хорош… вечером только, собаку выгулять.

— Тимыч, тебя контузило? У вас нет собаки.

— У нас нет, а у Леры есть. Кто-то ж должен ее выгуливать.

— А я смотрю ты прям уже ассимилировался…

— Не гони!

— Смотри, с ней поиграть не выйдет!

— А кто играть собрался?

— Ты что? Правда, на нее запал? Разбежитесь, а нам потом с Никой как?

— Не сыпь мне соль на сахар…

— Не, Тимыч, давай по чесноку, правда, запал?

Тимка только вздохнул.

— Не знаю.

— Как не знаешь? Я ж видел…

— Ой, не гони! Чего ты там видел?

— Ты ж смотришь на нее…

— Ну как? Как я смотрю на Валерию Соколову? — стал раздражаться Тимка.

— Как лев на кролика.

— Егоров! Там, где живут львы, кролики не водятся! Двоечник хренов! Лучше полотенце замени! Остыло…

Ник стащил мокрое полотенце и вновь намочил его в ванной. Он выкручивал банное полотенце и случайно столкнул стоящий на краю раковины флакон с раствором для ухода за контактными линзами. Подхватил, поставил на место.

— Елена Николаевна опять линзы носит? — прокричал Никита.

— Нет, она в них близко ничего не видит.

— Я тут флакон снес с раствором.

— Ну ты, блин, бегемот!

— Да нет, вроде немного вылилось.

— Блин! Давай резче! Я уже околел!

— Иду!

Ник вновь укладывал полотенце.

— Хорошо-о, — выдохнул Тимка.

— Кайф?

— Кайф.

— Добро пожаловать в наш SPA-салон «Грабёж»! Уход за руками — двести долларов, плечами — триста долларов. Массаж за отдельную плату, — проговорил Никита писклявым голосом.

— Ни хрена себе расценки!

— Стараемся соответствовать названию, дорогой клиент.

— Харэ угорать! У меня от этого маньячного голоса мурашки!

— Мурашки? Можем дунуть в шейку! За отдельную плату!

Тимка поднял глаза, улыбнулся.

— Мне сегодня уже дунули в шейку. Чуть не выронил.

Никита усмехнулся и облокотился на стол.

— И кто это сподобился?

— Кто, кто… Лера. Говорю ей, чтоб не дышала в шею, а она как дунет…

— Стоп. Откат. Давай по порядку. Что было, как?

Тимка вздохнул и всё рассказал. Ник ни разу не перебил, сидел слушал, иногда вставал и менял полотенце.

— Тимыч, она, конечно, ничего так, но… Братан, если ты не всерьез…

Тимка вздохнул, стащил полотенце, поднялся, начал разминать руки, двигать плечами.

— Не маши, впишешься! — предостерег Ник.

— Не знаю я. Понимаешь? Не знаю. Мне она очень нравится. Чуть сердце не вылетело сегодня. Если бы не Арт, я б к ней бросился…

— Тим, ты бы бросился к любому…

— Не думаю… Прикидывал про себя и понимал, что не ко всем. Только к ней.

— Когда Нике прилетело по пальцам, ты первый подбежал к ней.

— Да? Не помню.

— У тебя сидром «доброго самарянина»… Ты всем помогаешь. И здесь ты помог.

— Я и тебе помог, но только, даже несмотря на наши теплющие отношения, мне никогда не хотелось тебя поцеловать, уж извини.

— Свят, свят! Каминг-аут с твоей стороны я не переживу!

— Да какой к фигам каминг-аут? Ты же знаешь, что я спал с Клинкиной.

Ник посмотрел другу в глаза. А тот, словно жалея о сказанном, отвернулся, налил в стакан воды и жадно к нему припал. Егоров молчал. Молчал и Уваров.

Тимка поставил чайник на газ, спросил небрежно:

— Есть будешь?

— Ты никогда мне об этом не говорил, — ответил Никита.

— Потому что говорить не о чем. Ни говорить, ни хвалиться. Сунул, вынул и пошел.

— Понятно.

— Только за Клинкину обидно. Она напилась и то пела, то ревела. Ее сегодня всю ночь полоскало. Я полночи с ней пропрыгал. Это же ей мама раствор для линз...

— Стоп! С кем ты пропрыгал? — оживился Ник.

Тимка скривился.

— Набухалась она вчера. Помнишь, меня мама в магаз отправила? Ну так оттуда я вернулся уже с Клинкиной бухущей… просто жесть! Мама офигела просто.

И Тим рассказал и о вчерашней встречи, и о ночном разговоре, и об утренних откровениях. Егоров вздохнул, откинулся на спину, вздохнул:

— Нике ее жаль. Меня, блин, злость рвет, а она говорит, что ничего страшного. Типа, Клинкиной и так хреново по жизни. А чего хреново? Папаня — миллионер…

— Ник, твой тоже не хило забашляет, а счастья на твоем лике я что-то не наблюдаю. Только вот у тебя мама есть, которая кого угодно за тебя порвет, а Клинкина вообще одна. Папаша притопал в полицию, отсидел с ней и умотал к своим заводам-пароходам, а девчонка пошла и нажралась.

— Тимка, ты чего… втрескался?

— Гонишь что ли? Просто… словно увидел ее без маски… настоящей. И многое понятно стало… Я не девчонка, но жизнь без мамы просто не представляю. А девчонке мама позарез нужна! Кстати, мама поржала с моей реакции на Дашкино взросление.

— Да кто б не поржал?

— Говорю, кастрирую любого, кто на Дашку позарится, так она…

— Тимыч! Ну ты, блин, дебил! — захохотал Никита.

— А чего дебил-то? Упыри всякие…

— А сам-то?

— Блин! И ты туда же!

— Ты кормить меня будешь?

— А сам без рук что ли? Встань, наложи. И мне заодно. Плечо дергает…

— Ладно. Сиди уж…

Никита стал хозяйничать на кухне, которую знал, как свою собственную. Тимка спрашивал о Нике, о модулях, о Николавне. Потом позвонил Ксении Николаевне, узнал, когда выгуливают Графа. Женщина пыталась отказаться от помощи, но Уваров настоял, и та сдалась.

После обеда усталость навалилась и, казалось, придавила своей массой. Тимка рухнул на кровать и провалился в сон. Какое-то время он слышал, как на кухне Ник гремел посудой, как бежала вода, но потом и эти звуки отошли на задний план. Перед глазами на миг показалось лицо Леры, и парень улыбнулся. Через несколько часов он вновь увидит эту девочку-драчунью. Через несколько часов…

[1] Если не знаешь, что сказать, говори правду. (Марк Твен).