Твоя реальность — тебе решать

Глава 36. Своя ноша еще ой как тянет!

— Нам досталась тяжкая ноша.

— Я так не могу.

— Можешь. Куда не кинь – всюду облом,

я знаю. Но ты возьмешь себя в руки

и двинешься вперед, как положено.

И после этого жить станет в разы проще.

Дин Винчестер, Кевин Трен «Сверхъестественное»

Странный вечер вчера получился. Что сказать…

Тим был растерян, смотрел на пьяную одноклассницу и молчал. Карину погрузили в машину и привезли домой. А куда еще? Адрес можно найти, не проблема. А дома как ее оставить одну? Бабушка живет на даче, а родители… А с ними «печалька», как сказал бы Тим. Мать живет в Питере, отец в Выборге. У каждого своя семья. Вот такой расклад.

— Положим у меня, — сказал Тимофей. Мама кивнула.

Он сам перестелил свою полутораспалку, вытащил новую футболку, протянул матери.

— Поможешь? Я ж…

— Выйди, — кивнула она.

А потом он уложил девушку, не давая маме ее поднимать, вышел и прикрыл дверь.

— В туалете нужно оставить включенным свет, — сказал Тим.

— Сынок, — позвала мама.

— И ночник в комнате. Проснется, испугается, — и Тим вновь вошел в комнату.

Елена Николаевна терпеливо ждала. Слышала, как он открывает окно, а потом тихо крадется, задвигая кресло, катит по полу тяжелые гантели…

— Давай поговорим, — сказала Елена Николаевна тихо.

Тим вздохнул и прошел за ней на кухню, по пути закрыв дверь в комнату, где сидела сестра. Она дурачилась со спальным мешком, то влезая в него, то вылезая. Отец, смеясь, что-то говорил ей. Он заметил Тимку и кивнул едва заметно.

— Ну-ка, а на время, как солдат, можешь? — засмеялся он.

— Могу! — заверещала радостно Дашка.

Они, мама и сын, сидели напротив. Тимка, опираясь локтями на столешницу, смотрел на стол. Сидел и ждал.

— Сынок, ты знаешь, — начала неуверенно Елена Николаевна, — я тебя спросить хотела… понимаешь, я слышала…

— Это правда, — ответил взрослый ребенок и поднял глаза. Глянул и вновь опустил взор.

Елена Николаевна вздохнула, да так и осталась сидеть. Потом встала, прошлась по кухне и села обратно.

— Когда?

— Прошлым летом, — нехотя ответил Тим.

— Прошлым летом? Тебе пятнадцать было!

— Ну, если технически, то шестнадцать без двух месяцев…

Мама молчала. Она не знала, что сказать своему сыну. Тимка поднялся из-за стола, отошел, выглянул зачем-то в окно, поправил занавеску, перевесил полотенце и тоже молчал.

— Это из-за Киры? — тихо спросила Елена Николаевна.

Тим скривился, будто зуб разболелся.

— Это всё было глупо и… подло. Неправильно! Так не должно быть!

— Зачем тогда…

— Мам! Я был в бешенстве! Кира… Ее «люблю-не люблю» мне снесли купол к фигам собачьим! И тут звонит пацан с атлетики, дескать, туса, приходи. Ты понимаешь, мне было всё равно! Я даже почти не пил.

— Так еще и по пьяни? — возмутилась Елена Николаевна.

— Да! Да, и я знаю, что здесь нечем гордиться! Мам, я своему лучшему другу даже не признался. Я ничего не сказал Нику! НИЧЕГО! Он забирал меня с той тусовки, а я… И ночевал у него, и даже… Знаю, что у него нет от меня секретов, но… язык не поворачивается. Гордиться перепихоном в туалете?

— Тим!

— Мам, а как это называется? Ты понимаешь, мне было всё равно, кто рядом. Не Карина, так другая бы!

— А ты… предохранялся? — едва слышно спросила мама.

— Предохранялся. У Карины был…

Тимка сел на табурет и вновь запустил пальцы в шевелюру. Тошно-то как… Грудь драла какая-то невидимая струнка… мучала… давила. Мама молчала. Сын тоже.

— Помнишь, когда меня пару лет назад начало клинить «а что» да «как», ты рассказала о вашем с папой первом разе? — вдруг спросил Тим.

— Тим, нам, конечно, не было восемнадцати, чего уж греха таить…

— Но вы любили друг друга! Ты знаешь, я понял это после того раза… Когда любишь, хочешь прикоснуться, хочешь поцеловать, потому что хочешь, чтоб этот человек был твоим. Хочешь узнать его и никому не отдавать. Мне же тогда… я даже не знаю, чего хотел… Секса? Так до этого я и не знал, что это такое, какие эмоции он дает… Мне не с чем было сравнить…

— А с Кирой...

— Мам, я не герой ее романа! Она вытравила мне всю душу… Если по-честному, я хотел бы с ней… Но она же маленькая, а я не дебил! Да она уже утешилась в других руках…

— Да ты что?!

Тим брезгливо сморщился.

— Знаешь, кажется, мне уже плевать… а вот Карина… Ведь не дура. С мозгами всё норм.

— Ну да. Входит в «пятерку» лучших учеников школы.

— Может, на передок слаба?

— Тим!

— А как это называется? Ей-то тоже было пофиг с кем…

— От Карины мать отказалась.

Тимка уставился на маму и даже рот открыл.

— В смысле?

— В прямом. Написала заявление, что снимает с себя все обязательства перед ребенком, а заодно и ответственность за него.

Тимка вновь прошелся по кухне, попил воды и вновь сел к столу.

— Карина как-то сказала, что все мужики — козлы. Одинаковые. Не думаю, что в матери дело. Хотя… нет, в ней, потому что мама должна сказать девочке: «Он урод, не смей с ним встречаться»… А ей некому было сказать…

— Скорее всего.

— Дашка наша тоже вырастет. Кастрирую, кто…

— Тим!

— А что? Она меня на днях выгнала из душевой кабинки, расплакалась… Ник говорит, что взрослеет. Грудь растет… Сказал, гад, что систер у меня разрешения не станет спрашивать, чтоб целоваться с каким-то прыщом!

— Тим! — улыбнулась мама.

— В паркет закатаю!

— Он будет хорошим…

— Да каким бы ни был! Всем парням нужно одно!

— Значит, и тебе! Ты же парень!

Сын тут же сдулся.

— А чего же ты столько времени с Кирой валандался? — сказала Елена Николаевна.

Тимка отвернулся, стал рассматривать рисунок на обоях.

— Карина… жалеешь? — спросила мама тихо.

— Словами не описать! — выдохнул взрослый мальчик. — Не знаю, как там у нее было раньше… а я воспользовался, понимаешь? Как салфеткой или туалетной бумагой. Она мне не нравится. У меня первого сентября чуть сердце не накрылось, когда увидел ее! Да и городище наш… Хрен что спрячешь! Все всех знают. Все всё про всех знают! Как там: в одном углу чихнул, в другом кричат «будь здоров»? Узнать бы кто слух пустил, я б тому табло поправил.

— Тим, ну что за речь! Уж лучше сказать «дал бы в морду»… Табло поправил… Фу. Сам ведь накосячил!

— Сам, — тут же согласился Тимка.

— А Нику расскажешь?

— Мам, ну скажи зачем?

— Что Иваныч сказал? — мама резко сменила тему. Была у нее такая манера. Чувствовала, что разговор дошел до точки и всё — переходит на другую тему. Тимка только ресницами хлопнул:

— Который? Они сегодня на пару над нами глумились.

— Над вами?

— Зарница завтра.

— Блин! Тим, а я забыла!

— О! Мам, давай не будем! Чего вы там не видели? Езжайте в свой Питер. Я потом приду, спать лягу.

Елена Николаевна улыбнулась, погладила по волосам.

— Ты всё больше походишь на отца, — сказала она тихо.

Тим поднял глаза.

— У меня глаза твои, — ответил сын, прижимая руку мамы к щеке.

— Да, но фигурой, волосами… даже характером весь в Илью.

— Ты его очень любила? — вдруг спросил сын.

Мама улыбнулась, глаза, наполнившись теплом, заблестели. Елена Николаевна несколько раз кивнула.

— Всем сердцем, каждой своей клеточкой. До умопомрачения! До бабочек в животе и чувства невесомости. Иной раз рядом с ним дышать забывала. И он тоже. Наверное, поэтому я верю в школьную любовь.

— Это от чувств зависит. Родители Ника тоже со школьной скамьи, а разошлись…

— А я была счастлива все двенадцать лет! Каждый день! Даже когда он был в армии, потому что у нас была любовь. Тим, мир держится на любви!

Она поднялась и подошла к плите. Газовая горелка вспыхнула красивым светом, на который был водружен чайник. Большие руки, очень похожие на другие, (даже родинка та же у основания большого пальца) обвились вокруг талии Елены Николаевны, сцепившись в замок на животе, щеки коснулась немного колючая щека, а в плечо уткнулся нос. Женщина улыбнулась и погладила сына по щеке.

— Я тебя очень люблю, мам, — пробурчал куда-то в шею ребенок.

— И я тебя, сынок! Но учти, это не мои слова, а папа так сказал, после того, как… Тяжело, дескать, сдерживаться, если уже знаешь, что можно получить и почувствовать. Твоя нынешняя девочка еще совсем маленькая.

Тимка напрягся. Оторвался от матери.

— Не понял…

Мама хмыкнула:

— Девочка с пирогом. Кажется, Лера…

— Мисс Марпл, а вы откуда про нее знаете?

— Высоко сижу, далеко гляжу…

Тимка убрал руки, шагнул назад.

— Мам!

Елена Николаевна обернулась и улыбнулась.

— Принесла протоколы, и вдруг вижу у подсобки спортзала мой большой сын помогает переобуваться какой-то малышке. Ты знаешь, меня сначала чуть Кондратий не хватил, я ж, грешным делом, подумала, что это — мальчик. Ну что ты смотришь? Сама вот такая, в футболке, в шортах, стрижка короткая, у нас половина мальчишек школы с такой стрижкой! А потом… и я поняла…

— Что потом?

— А что потом?

— Ты сказала: «а потом»?

— Не говорила я такого!

— Мам, ну ты чего заднюю включаешь?!

— Да в профиль она повернулась. В профиль! И я поняла, что девочка. И от сердца отлегло.

— Ну, она фигуристая, — хмыкнул Тим.

— Вот именно! А тебе семнадцать почти. Да и невинность свою ты уже потерял…

— Мам…

— Ладно, чего уж теперь. Но тебе будет непросто.

Тим на это промолчал.