Твоя реальность — тебе решать

Глава 38. Высказаться – значит облегчить душу.

Глава XXXVIII. Высказаться – значит облегчить душу[1].

— Может обсудим, что с тобой происходит или как?

— Или как!

Сэм Винчестер, Дин Винчестер

«Сверхъестественное»

От тарелки поднимался густой вкусный пар. Карина нюхала его и удивлялась тому, что ее не мутит. Вернее, мутит, но не смертельно.

— Ешь, — сказала Елена Николаевна.

Карина взяла ложку, подчерпнула бульон…

— Как я у вас… — спросила девушка, исподлобья поглядывая на классную.

— Тебя Тим нашел, — ответила та.

Карина поперхнулась. Этот Уваров и так всю ночь снился. Спьяну не сон, а бред, какой-то. Дескать, даже обнимались.

— Не спеши, ешь спокойно.

Карина кивнула и вновь наклонилась к тарелке.

— Где нашел? — спросила она. Последнее четкое воспоминание связано с квартирой Жеки, приятеля из четвертой школы. Тому уже восемнадцать, так что он без проблем купил вина. Потом еще кто-то пришел, но уже с пивом. Уварова там точно не было…

Елена Николаевна вздохнула и будто улыбнулась.

— Ты лежала на тропинке вдоль «четверки» и орала дурниной песни, — ответила она.

Ученица подняла глаза и уставилась на нее.

«Стебётся?»— мелькнуло в мутном сознании.

— Позвонил нам, мы с мужем приехали и забрали тебя. Тебе на вчера полиции было мало? Что за выходка? Узнать бы, кто споил…

— Мне не пять лет и даже не одиннадцать. Меня никто не спаивал. Захотела выпить и выпила, — ответила с нажимом Карина.

Елена Николаевна уже вдохнула воздуха, чтоб высказать всё, но посмотрела на девчонку и передумала.

— Вот именно, что не пять и не одиннадцать. Подумала бы, чем это кончиться могло.

Карина помешала ложкой бульон, огляделась и усмехнулась:

— А это точно. Я и подумать не могла, что проснусь у вас дома.

— Сколько выпила-то?

— Кто ж считал…

— Зачем? — тихо спросила классная.

— Просто так. Думала, ну немного, чтоб отпустило, а оно вот что вышло.

— Как себя чувствуешь? Желудок болит?

— Голова болит, а желудок не очень. Даже странно.

— Это из-за того, что тебя всю ночь полоскало.

Карина подняла глаза.

«Я блевала? Ну, капец!»— обдало жаром.

— Тимка с тобой полночи провозился.

Рука дрогнула, и ложка выскользнула из пальцев.

«Уваров? Уваров??? Так это был не сон? Лучше было сдохнуть под забором…»

— Ясно, — она заставила себя сказать вслух и вновь вернулась к супу.

— Твоя одежда высохла, сейчас волосы высохнут, и можешь вернуться домой. Ты у гимназии живешь или у «четвёрки»?

— Когда как. И там, и там… У «четверки» лаборатория. Мне каждый день нужно записывать данные.

— А, точно! Это то, про что говорила Антонина Викторовна? Серьезный проект.

— Серьезный.

— Ты ведь неглупая девчонка, так зачем это всё?

— Что всё?

— Драки, выяснения отношений…

— Не собиралась я ее бить!

— Ты ее ударила!

— Не отрицаю, но на этом бы всё и закончилось. Вы на меня посмотрите. Форма с коротким рукавом…

— Карина, в том, что произошло дальше, виновата ты. Умей признавать свои ошибки! Прошла бы мимо — ничего бы не случилось.

— Елена Николаевна, я уважаю вас и благодарна вам за то, что не бросили под забором, привели к себе. Прошу прощения за мое… неприличное поведение в вашем доме, но! Не надо меня лечить! Мне стыдно только за то… за то… что блевала тут у вас.

— Ты так говоришь, потому что знаешь, что я на тебя доносить не буду?

Карина кивнула.

— Я знаю, что вы не станете доносить. И знаю почему…

— И почему?

— Вам меня жаль.

Елена Николаевна даже растерялась. Перед ней в вещах сына сидела девчонка, о которой ходила дурная слава… даже не дурная, а такая… лучше б уж дурная! Умная девочка с исполосованными руками, вымотанной душой и одиноким сердцем.

— Вам меня жаль даже не как классной, а как матери. Я знаю, что вы в курсе моих отношений с женщиной, что меня родила. Отчасти я ее даже понимаю, она сейчас за таким дядей замужем, что ей проще быть бездетной. Я ведь сначала думала, что, если вытащу на красный аттестат, она одумается. Ну, типа, дочка простая и дочка с красным аттестатом — разница всё ж есть. А ей пофиг. Ну и флаг ей в руки, барабан на шею! Обидно только… Папа… А что папа? Кому-то нужно работать. Он не от хорошей жизни подался в Выборг. Там он востребован как высококлассный специалист с нехилой такой ЗП. Вовремя подсуетился — сейчас бизнесмен. А мне Выборг не нравится. Я там честно училась целый год в лучшей школе. Повеситься хотелось каждые три часа! Уговорила… Папа разрешил домой вернуться, но чтоб ни-ни… А мне пятнадцать. И никого рядом, кроме таких же отвергнутых подростков. «Ни-ни» закончилось разбитым сердцем и потерей невинности. А потом…

Но договорить не успела… Сама, не зная, не понимая, изливала душу, швыряя обоюдоострые фразы, не родным маме или папе, а чужому человеку, своей классной, обыкновенной училке, на которую — в принципе, как и на прочих — смотрела сквозь пальцы. Человеку, у которого таких как Карина больше сотни! Зачем классной всё это?

А Елена Николаевна вдруг поднялась и, наклонившись, обняла несчастного ребенка, прижав к своему плечу взлохмаченную мокрую голову с путаными мыслями, с обидой, с болью, рвущей душу.

— Девочка ты моя хорошая, — тихо сказала учитель, погладив Карину по спине.

Она еще могла сдержаться и даже попыталась освободиться из объятий, но вдруг протяжно вздохнула и зарыдала… И рыдала долго, протяжно подвывая, не в силах больше держать маску безразличия, прижимаясь к теплому плечу своей классной. А та гладила по спине и всё что-то говорила и говорила, успокаивала и успокаивала…

Стукнула входная дверь, но Карина этого не услышала. Тимка, нагруженный пакетами, остановился в коридоре. Мама покачала головой, и парень, поставив пакеты, прикрыл дверь на кухню. Елена Николаевна чуть отстранилась, заглянула девочке в глаза.

— Ну всё! Китаянка чистой воды! И так-то опухшая! Карина, хватит реветь, ну? — усмехнулась женщина.

— Это всё вы виноваты. Залезли в душу… — всхлипывая пробормотала Карина.

— Ну да! Конечно, все виноваты. Ой, девочка ты моя!

А девочка еще всхлипывала, размазывая слезы по щекам.

— Ну всё, всё! Иди умойся, а я ложки в морозилку положу, потом приложишь к глазам, чтоб отек убрать.

— Хорошо, — ответила ученица и ушла в ванную.

Елена Николаевна проводила ее глазами и вздохнула. Как помочь Карине она не знала.

[1] Высказаться – значит облегчить душу. (Эрих Мария Ремарк. «Три товарища»)