Твоя реальность — тебе решать

Глава 70. Семейные узы прочнее каната.

Ребенок является зеркальным

отражением ситуации в семье,

отношений между родителями,

хотят это признавать родители или нет.

Лууле Виилма «Исток жизни»

Ник в одиночестве спешил на тренировку. Тимка свалил по делу, даже намекнул, но не объяснил. Дядя Леша, правда, намекнул, что им нужно сделать рентген «где-нибудь платно и анонимно», чтобы Елена Николаевна, не дай Бог, не узнала. Причина была резонная, но то, как выглядел друг, уезжая на этот самый рентген, навел Ника на мысль, что не всё так просто. Тимка был в классической двойке — брюках и жилете холодного синего оттенка, напоминавшего по цвету озерную гладь перед рассветом, голубую под цвет глаз сорочку, застегнутую под горло, и галстук. Он даже сменил старые отцовские часы с трещинкой на стекле на те, что еще два года назад преподнесли ему на день рождения родители. Но апофеозом всего была прическа. Вечно торчащий сеновал на голове друга был уложен в салоне! Тимка сразу стал старше лет на 10. Следа от царапины не осталось, да и желтое пятно у виска исчезло, и тут явно не обошлось без помощи чудодейственных косметических средств. Ник, увидев своего друга таким разодетым, дар речи потерял, притормозил у машины, к которой подходили отец и сын, и даже присвистнул.

— Э… Тимофей Ильич? — неуверенно позвал он.

Тимка, заметив малость обалдевшего друга, напустил еще большей важности, пошел чуть медленнее, взял под мышку небольшую кожаную сумочку (наверняка, батя снабдил) с планшетом и даже покрутил в руках солнцезащитные очки. По лицу скользнула усмешка. Егоров, подойдя чуть ближе, несколько раз зажмурился, потом подставил ладонь под козырек, вымолвил:

— О Боже! Слепит-то как!

Тимка замер, нацепил очки, Ник едва сдержался, чтоб не прыснуть с хохота.

— И это тот самый чувак, который еще не давеча, как вчера, валялся в моей кровати с накладной женской грудью и париком! Какие метаморфозы!

Тимка упрямо молчал, видать, вошел в роль. Губы кривила усмешка, но в полемику он не вдавался.

— О! Ник! Здоро́во! — крикнул дядя Леша и подошел, пожал протянутую руку, ткнул пальцем в Тима, равнодушно взиравшего на бренный мир. — Ну как?

— Теряюсь в догадках… Вы его на органы сдать хотите, а там без упаковки не берут, или в эскорт? — спросил Ник.

Тимка и здесь промолчал, только бровь правая приподнялась. Дядя Леша уставился на него так же, как и лучший друг. Со стороны смотрелось весьма комично: разодетый франт, а напротив простолюдины, стоящие плечом к плечу, с просьбой о милостыне.

— Не, ты честно скажи, как выглядит? — не унимался Тимкин отчим.

— Да как выглядит?! Глядя на вас двоих, сразу понятно, кто за рулем! Жаль, тачка не премиум класса. Он… женится?

— Придурок, — любовно проговорил Тим и направился к машине.

Ник бросился вперед, подлетел к задней дверце, распахнул, склонился в уничижительном поклоне.

— Прошу, Тимофей Ильич.

Уваров, всё так же сохраняя невозмутимость, подошел и захлопнул дверцу — часы блеснули на солнце. Ник тут же схватил его за руку.

— О, господин! Подайте моим несчастным детям…

Тимка кое-как вырвал руку и отвесил пинка другу, тот едва успел увернуться, оглашая окрестности хохотом. Уваров обошел машину и сел на пассажирское место рядом с водителем. Ник бросился за ним, как верный паж. Тимка открыл окно, выставил локоть. Дядя Леша протирал зеркала.

— Ой, не испачкайтесь, Тимофей Ильич, — предостерег Никита и быстро провел рукой по дверце. Друг лишь недовольно вздохнул. — Не, а если серьезно? Куда ты такой разодетый?

Тимка стащил очки.

— На знакомство с будущим тестем.

— Ой, да пошел ты! Еще друг называется…

— Я серьезно! Я же тебе говорил, мы нашли отца Леры. А это… я потом тебе обязательно всё расскажу в деталях, а пока… Он не стал бы встречаться со школьником. Это, типа, моя легенда. I'm a spy.

— Бонд! Джеймс Бонд! — подыграл Ник и протянул руку в салон, глянул серьезно. — Удачи!

— Ну да, ну да. Она нам точно не повредит. Пока, — пробормотал Тим, и только сейчас Ник заметил, как тот волнуется.

— Ну, мы погнали, — провозгласил дядя Леша и завел двигатель. Ник проводил их глазами, а потом рванул на тренировку: из-за Тимки он рисковал опоздать, Иваныч потом долго будет плеваться гневом, возомнив себя драконом.

Никита уже подлетал к школе, как вдруг увидел своего отца, стоящего у ворот гимназии, а заметив сына, он выпрямился и уставился на приближающегося ребенка. Ник решил проскочить мимо:

— Привет, у меня тренировка, скоро соревнования…

— Иван Иванович задерживается. Его еще нет, — проговорил отец и глянул на часы, — у нас полчаса.

Никита не хотел говорить с отцом. Совсем не хотел говорить. Ни говорить, ни выслушивать объяснений. Но тут он вспомнил без вины виноватого маленького Сашку. Отравленное молчание затянулось на десять лет. Пора решить этот вопрос.

— Пошли тогда в сквер, — предложил Ник и махнул рукой на лавочки.

— Может, в машине поговорим…

— Я не сяду к тебе в машину, — буркнул Ник и направился к скверу. Отец вздохнул и пошел следом.

Этот сквер тоже появился только прошлой осенью. Жалкие деревца, высаженные, едва опередив снег, чахли всю промозглую осень, а зимой, казалось, умерли, но весной ожили, будто проснулись от гнетущего сна, взъерошились зеленью, раскудрявились. Деревянные лавочки, выполненные в форме полукруга и напоминающие букву С, стояли напротив и сверху напоминали круг, разрезанный пешеходной дорожкой на две половины. Они почти никогда не пустовали. То мамочки с колясками, то недовольные жизнью бабульки, то детвора, вырвавшаяся из школы-тюрьмы, сидели и сетовали каждый на свое. Однако сейчас в сквере не было ни души.

Они сидели рядом, отец и сын, и оба молчали. Нику нечего было сказать — отец собирался с мыслями. Долго собирался. Парень глянул на часы в третий раз, когда мужчина вздохнул и полез в нагрудный карман пиджака. Извлек оттуда подарочный конверт, протянул сыну.

— С днем рождения, — только и сказал он.

Ребенок посмотрел на конверт, потом поднял глаза на отца.

— Ты уже заплатил в ресторане, не нужно, — ответил он и вновь отвернулся. Смотреть на предавшего их семью человека сил не было. Ни сил, ни желания.

Мужчина вздохнул, сжал конверт, а потом сунул его в приоткрытую сумку сына, которую тот вертел в руках, пояснил со вздохом:

— Ресторан — это не подарок. Это традиция. Да и в конверте не деньги. Там сертификат оплаченных курсов в той школе, о которой ты говорил.

Парень уставился на отца, потом достал конверт. Так и есть. Авиаклуб «Peter Polet». Перечень каких-то названий, рядом ценник, и Ник заметно напрягся. Понятно, что отец неплохо зарабатывает, вернее, отлично зарабатывает, да и никогда не скупился на подарки, (в прошлом году купил за 90 тысяч компьютер, и, если бы не коробка со всеми чеками и прочим, что нужно было хранить до окончания гарантийного срока, парень никогда бы об этом не узнал), но сейчас, глядя на ряд выстроившихся цифр, было как-то не по себе. Но обида тлела… тлела и жгла, незаметно, невзначай, но жгла…

— Подкупить меня хочешь? Или вернее, откупиться? — проговорил подросток.

Отец хмыкнул:

— Дурак. Откупиться? И когда я от тебя откупался?

— А всегда! Хотите на море — вот вам море, но я на море не поеду!

— Да я пашу с утра до ночи…

— Угу, но при этом ты всё же выкроил время и завел вторую семью!

Отец, побагровев, открыл рот и тут же закрыл, откинулся в бессилии на лавочку, сцепил руки в замок на груди.

— Чтобы жениться на маме в свое время, ты даже ушел из дома!

Мужчина вздохнул:

— Ты правильно сказал «в свое время». Это было. Когда-то.

— Ты меня прости, конечно, но я не втупляю…

— Мне нечего сказать. Да, с Анжелой мы уже давно. И это не блажь, и не флирт. Она в двадцать три Саньку родила…

— Ты десять лет — десять! — жил на два фронта! Десять лет е… мозг маме и этой…

Мужчина вытаращился на сына. Чего-чего, а матов он явно не ждал.

— Базар фильтруй! С отцом говоришь, — процедил сквозь зубы, а синие глаза, почти такие же, что и у Ника, вспыхнули, как газовая горелка.

— Ну, извини! Но этот глагол как нельзя лучше описывает то, что ты делал.

Отец засопел, отвернулся.

— Прости, что вчера так получилось… я…, — но договаривать не стал, будто понимал, что Ник не станет слушать оправданий.

Но парень повел себя иначе.

— А ты правда забыл?

— Нет, конечно! Собирался утром выловить тебя у школы. Но у Анжелы схватки начались вечером в среду, а я на работе… Ковид еще этот! Наш-то роддом закрыт. Повез в Гатчину, а там… Сама так и не смогла родить. Кесарили. С Улькой-то всё нормально, а Анжела… в реанимации.

Отец замолчал. Сын посмотрел на него и только сейчас заметил то, что не увидел вчера: темные круги под глазами, морщину, насмерть впечатавшуюся между бровями, усталость, давящую на плечи. Отец, наверняка, и идти не хотел в пиццерию, Санька уговорил. И звонил весь вечер, потому что там всё сложно.

А с другой стороны мама, не какая-то там неизвестная Анжела, а мама, своя, родная, единственная. Мама, плачущая из-за отца. Вечно плачущая из-за отца. Из-за его остывших чувств, любви, угасшей как уличный фонарь поутру. Из-за собственной любви. Из-за той безысходности, когда понимаешь, а принять не можешь. Это как фантомная боль — руки уже нет, но она по-прежнему болит. Любви нет, брака нет, а сердце страдает. И маме десяти лет не хватило переболеть.

— Тебе нужно было сразу уйти, — сказал подросток.

Мужчина вздохнул.

— Ты был маленький…

— Ага! А Санька большим! Просто мегавзрослым. Хоть раз признайся, что тебе так просто удобно было! Из-за твоих метаний два ребенка выросли без отца! Ты вечно занят! И теперь я понимаю, когда мы уезжали, ты контролировал вторую семью. Я, правда, охреневаю, как в нашем городище, где все всех знают, ты десять лет их прятал!

Мужчина вздохнул:

— Что теперь-то?

— Да уж… теперь-то что…

Отец молчал. И Ник, выговорившись, затих.

— Та девочка с рыжими волосами?

— Моя девушка. Вероника.

— Одноклассница?

— Нет. «Восьмой» окончила.

— Красивая.

— Угу.

— Как окончил год?

— На «отлично».

И вновь тишина. Машины изредка проезжают, с детской площадки у соседнего дома доносятся крики. А потом вновь воцаряется прозрачная тишина.

Сознание обжигает одна мысль: вот о чем должны говорить отец и сын! Должны говорить о школе, о девушке сына, о чем угодно, а не выслушивать объяснения отца после его бегства. Кому нужны эти оправдания?

— Никита, извини… я тебя ударил…, — вдруг сказал отец.

— Мне тоже тебе врезать хотелось, — сознался ребенок.

— Что ж не врезал?

— Отец всё же…, — нехотя проговорил Ник.

Мужчина хмыкнул, потрепал по голове.

— Отец…, — повторил он с усмешкой.

— Ульяна значит.

— Ну да. Красивое имя. Редкое.

— Редкое? — фыркнул Никита. — В каком веке редкое-то? У меня в бывшем классе было две, в нынешнем нет, но потому что все Ульяны, видать, гуманитарки. В «десятом А» их четверо — со всей школы слились в один класс! Самое популярное имя!

— Да? А в мое время Ульян не было совсем. Зато звучит, Ульяна Александровна.

— Звучит, — согласился Никита, потом глянул на часы, поднялся. — Мне пора.

Отец встал, одернул брюки, поправил ремень и пошел следом за сыном. У машины он остановился, и Ник тоже притормозил. Стало неловко. Можно было просто уйти, но что-то не давало покоя… И тут отец протянул руку.

— Ну, давай, сынок, — сказал он.

Никита вздохнул и вложил ладонь в сухие отцовы пальцы, сжал. Отец качнул рукой, а потом потянул легонько (будто проверял) на себя. Подросток вздохнул, но не шагнул к отцу. У того по лицу скользнула тень, но мужчина промолчал.

— Прости, сын, — только и сказал он, выпустив широкую ладонь сына.

Никита стоял и смотрел то куда-то в сторону, то на собственные кроссы. Смотреть на отца в открытую не получалось.

И тут у отца зазвонил телефон. Мужчина вытащил из кармана смартфон, сощурился, пытаясь разглядеть номер, потом спохватился нажал «вызов».

— Да! — рявкнул он в трубку. — Егоров. Слушаю! Что? Очнулась? Слава Богу… А Уля как? Дочка! А… ну ясно… Что привезти? Хорошо, хорошо. Понял. Да, давайте. Спасибо.

— Очнулась? — спросил Ник, но не столько из-за любопытства, а потому что понимал: в данном случае полагалось спросить.

Отец не ответил, только улыбнулся.

— Ну, я побежал!

— Ага. Давай, сын.

— Пока, пап.

Никита перебежал дорогу, влетел во двор гимназии, дальше нырнул в калитку спортивной школы и припустил.

Он не простил отца. Не забыл маминых слез. Но нужно признать: тот тоже не забыл о своем старшем сыне, и дело не в стоимости подарка и попытке отца откупиться. Он не откупался. Он приближал своего сына еще на один шаг к мечте. Отец помнил о Никиной мечте, а значит не отказывался от Никиты.