Твоя реальность — тебе решать

Глава 57. Личный ад

Несчастная любовь — это как... боль в горле.

Вполне совместимая с жизнью,

просто неприятно, но и

не думать о ней невозможно.

Помогает ненадолго чай с лимоном

и медом, а ещё — время и молчание.

Когда говоришь, только больнее

становится — даже дыхание перехватывает.

Эльчин Сафарли, «Если бы ты знал...»

— Тим, тебе же сказали не напрягаться! — повторяет Елена Николаевна на автомате, подкрашивая у зеркала глаза.

Тимка натягивает в это время рубашку, повязывает галстук (у формы настоящий галстук, а не обманка на резинке).

— У меня ничего не болит, — бубнит сын в ответ.

— Вот чего неймется! Сидел бы дома, — вторит жене Алексей.

— И ты, Брут?! — восклицает парень.

Батя тихо посмеивается.

— Это всё любовь! — картинно вздыхает Дашка, и все начинают хохотать.

Сообщения от Леры короткие, как точки в азбуке Морзе: «ок», «угу», «спс», «пжст», «не». У Тимки даже зубы сводит! А полностью написать «нет» вместо «не»? Вчера они не виделись. Только созвонились, и то на три минуты, а потом понеслась шпионская переписка Интерпола. Тимку хватило на три ответных сообщения, а потом купол сорвало.

«Привет!»

«Угу» (и ни одного знака препинания, и почему «угу», ведь ни о чем не спрашивал?).

«Как чувствуешь себя?»

«Ок» (и опять сил на точку не хватило!).

«В школу идешь?»

«Угу»

«Я за тобой зайду?»

«Ок»

Вопросительные знаки в голове заполнили всё свободное место:

«Что? ЧТО ЭТО ТАКОЕ??? Какого писать на всё ок??? И почему ок?»

Тимка стал оставлять наговорки, подбивая девушку на это же, но… у нее сломаны наушники и слушать аудиопослания ей неудобно. Тимка едва не взвыл.

— Соколова, это ж не секс по телефону? С чего неудобно-то? — пробормотал парень, но вынужден был смириться. И понеслись все эти «угу», «ага» и прочее.

Лера была с одним локтевым костылем и на ногу почти наступала. Ей тоже необязательно было идти в школу, но… если не пойти, значит признать вину, признать себя виноватой в произошедшем. Да и как не идти, если Тим идет? И ей было невдомек, что парень идет в школу из-за нее. Вот даже у подъезда встретил, рюкзак со сменкой отобрал, шел рядом, готовый поддержать, понести и прочее. Лера ловко управлялась костылем, не опираясь еще полностью на покалеченную ногу. Так и дошли до кабинета, где сидел Лерин класс. Как бы между прочим Тим заглянул в класс и тяжело вздохнул: Страхова не было.

«А ведь эта разборка может тянуться еще ого-го сколько»,— подумал Уваров с горечью. Решение проблемы было, но мама… мама была против, как Тимка не уговаривал, и пока сын сделал вид, что смирился.

Ребята в классе окружили его, о чем-то спрашивали. Сердобольные девчонки охали-ахали, интересовались самочувствием. Тимка отшучивался. Выхватил из общей массы серо-зеленые глаза Клинкиной, смотрящей таким красноречивым взглядом, где читалось «идиотизм не излечим!», что парень даже усмехнулся. Теперь Карина сидела с Ником, и тот будто даже не возражал. Тимка иной раз чувствовал девичий взгляд на своем затылке, но молчал. Ко второму уроку Тим понял: что-то произошло в классе, пока его не было. Сэм, та еще заноза в неудобном месте, смотрел на девушку исподтишка, она же делала вид, что не замечает этого. А когда на химии нужно было разбиться на команды, Карина даже перетянула на свою сторону Антонину Викторовну, попросив вместо Семёна, сидящего одного, Дэна Кручинина, который на «раз» решал сложнейшие задачи по физике, но в естествознании не блистал.

— Нужно уравновесить команды, а то так нечестно получится, — сказала Карина, и учитель с ней согласилась. Сэм, скрипнув зубами, сел к ребятам на второй ряд, а Денис подсел к Тимке.

— Ну вы, если чё, сами так решили, — отшутился он.

— Не ссы, просто поддакивай, когда скажем, — усмехнулся Ник.

Они всё равно победили.

— Да это изначально было понятно, — проворчала Олеся.

— Точняк! У них три медалиста в команде! — крикнул Кир.

— Да, не гоните! У меня четыре по матеше будет! Какая медаль? — возмутился Тим.

— Серебряная, блин!

Антонине Викторовне пришлось даже успокаивать расшумевшихся подростков. Звонок прозвенел как спасение, и учитель отпустила детей на перемену.

Прошло еще два урока. Друзья отправились в столовую. Тимка встал в очередь. Впереди стояли девчонки из «девятого».

— Да капец какой-то! Говорят, ее едва спасли! — выдохнула одна, тараща глаза.

— Да ладно? А как нашли-то? — спросила вторая.

— Типа мать вернулась. Заглянула в ванную, а там кровищи! Бррр!

— Вот дура!

— Ну… типа из-за парня.

— Ну, я и говорю дура! Из-за козла вены себе вскрыть! Идиотка.

— А мне ее жалко. Она же тоже в «девятом».

— Из какой, говоришь, школы?

— Из «первой». Да ты в инет глянь! Там в городском сообществе такой треш!

— Да ладно? Из-за дуры-малолетки?

— А фигли! Как никак, а попытка суицида.

— Ну да, — и девушка достала телефон, — а как ее зовут-то?

— Щас, погодь, я тебе ссыль сброшу! — ответила вторая и тоже достала мобильник.

— А! Вижу. Карина…

— Да блин! Кира она! Где ты там Карину увидела?

— А! сорян. Кира… Волкова?

Тимку будто оглоблей огрели, он поддался вперед и даже вытащил из рук девчонки телефон, уткнулся в него, а ладони предательски потели.

— О! Тим, кажется? Ни фига себе, что у тебя с фейсом! — сказала хозяйка телефона, но Уваров ее не услышал…

Он вообще сейчас никого не слышал. Да и не видел толком. Пост в ВК был страшен: «Вчера вечером шестнадцатилетняя школьница, ученица «СОШ №1» канцелярским ножом перерезала себе вены. В бессознательном состоянии девушка была доставлена в больницу, где ей была оказана медицинская помощь. Но из-за сильной, почти критической, кровопотери девушка находится в реанимации. В предсмертной записке причиной своего преждевременного ухода она обозначила несчастную любовь…» и еще бла-бла-бла. Но смысл слов Тим уловить не мог.

Кира Волкова — та самая его проклятая любовь. Он влюбился, как и все пятнадцатилетние мальчишки. Смотрел на нее и думал, что это любовь навсегда. Дымчатые глаза, темно-русые густые волосы, улыбка естественных пухлых губ. Она была первой, кого он поцеловал. Они встречались каждый день, сидели сутками в ватсапе, а потом… спустя полгода начался ад. Стоя на крыше заброшки, она говорила об остывших чувствах, о том, что «нужно взять паузу» (как взять паузу в отношениях? Ну как?)… Чисто киношная фраза — словно удар под дых!

Но Уваров не сдался. Встречал у школы, провожал домой, говорил о том, что во всём виновата та странная компания, с которой связалась девочка. Кира фыркнула и ушла. Тимка смотрел ей вслед, а душа выворачивалась наизнанку от боли, рвущей ее на части. Эта любовь так сильно ударила его, что подросток даже скатился до «троек». Мама быстренько вывела его на чистую воду, но чистосердечное признание не облегчило душевной муки. И когда он почти смирился, почти свыкся, Кира пришла к нему. Сама. Она плакала, рассказывала о каком-то подонке, которому Тимке реально хотелось пустить кровь.

— Прости… — прошептала девочка и подняла на него свое заплаканное лицо. Тимка готов был умереть за нее… или это просто так казалось?

Он простил. Киры хватило на два месяца, а потом к ней в класс перевелся новенький…

Семь кругов ада на земле…

Семь раз повторялась эта история…

Семь раз он прощал, а в восьмой не простил. Даже не подпустил к себе, чтоб не давать слабину. Чтоб больше не ошибаться. А сейчас…

Как прошла литература Тимка не помнил. Елена Николаевна специально обходила его, видать, боялась переутомления сына. А тот и не рвался в бой. Сидел тихо-тихо. Даже рта не открыл. А перед глазами была фотография Киры из соцсети с размытым в фотошопе лицом, но Тим видел не пятно, а улыбающиеся лицо, и скулы сводило в бессильной злобе.

Парень кое-как дождался перемены. Открыл страничку городского сообщества. Под постом о суициде прибавилось комментариев. Кто-то сочувствовал, кто-то злорадствовал, кто-то осуждал. Равнодушных не было. Словно всех и каждого коснулась чужая история несчастной любви. Страшно, что были те, кто желал пятнадцатилетней девчонке смерти. Тимка стал листать страницы в ВК, и наконец нашел страницу бывшего Киры, увидел имя и усмехнулся: Тимофей. Правда, на страничке был указан несколько иной вариант: Тимон. С аватарки смотрело нечто, так и не разобрать. Но потом Уваров нашел это фото в полный рост. Капюшон на глазах, рваные джинсы, рукава поддернуты почти до локтя, на правом запястье тату (потом на другом фото она крупным планом — череп в окружении роз с шипами). Парнишка прямо в камеру обеими руками показывал средний палец.

«И она… вот с этим? Вот с этим??? Вот из-за… этого?»— обжигало сознание.

Руки задрожали. Но это было только начало, дальше — хуже.

Все совместные фотографии с Кирой подверглись вандализму. Тимка ничего не имел против фотошопа, но ему бы в голову никогда не пришло такое! Лицо девочки везде зачеркнуто, не заштриховано, а именно зачеркнуто могильным крестом (не спутаешь ни с чем). На некоторых даже надпись: покойся с миром. Не обошел стороной тот страшный Тимофей и комментарии: «б….ь какую еще поискать», «тупая овца, никому не надо?», «голова без мозгов, тело без сисек» и всё в таком духе. Чем больше Тим читал, тем больнее становилось самому. Словно это не ее полоскали в соцсетях, а его, Тимофея Уварова, или даже не его, а Дашку!

— Убью, — вынес Тим приговор.

Он нашел маму в ее кабинете.

— Слушай, ты на днях говорила, что тебе нужно документы Светлане Анатольевне в «первую» отнести. Отнесла? — спросил сын.

Елена Николаевна просматривала план урока и на ребенка не глядела.

— Да нет, конечно! Сегодня обещалась, а что?

— Ну, я тут подумал. Давай я отнесу.

— Так урок!

— Да, голова что-то разболелась, — проговорил Тим, и мама тут же подняла глаза.

— Голова? То-то ты тихий такой…Сильно болит? — всполошилась она, провела рукой по голове.

— Нет, но хочу домой, а по дороге могу занести.

— Ничего себе по дороге! Это ж крюк! — усмехнулась Елена Николаевна.

— Ой, да ладно! В нашем городе все далеко, что дальше ста метров. Давай, а то тебе еще бегать. Я потом оттуда просто по шоссе пройду до самого дома.

— А, ну да! А может, всё же домой?

— Мам, скоро звонок, — нетерпеливо напомнил Тим.

Елена Николаевна еще раз взглянула на сына и вынула из ящика стола пухлый конверт, протянула ребенку.

— Помнишь, как выглядит Светлана Анатольевна?

— Мам! Ну я же не имбицил!

— Тим!

— Ладно, я пошел. Отдам лично в руки!

— Пошли, скажу на выходе, чтоб тебя выпустили.

— Елена Николаевна, у меня такая репутация в школе, к тому же я учительский ребенок, так что…

— Точно?

— Точно! — и с этими словами Тим засунул конверт в рюкзак. — Всё. Пошел.

— А потом лежать! Понял?

— Понял.

В дверях Тимка еще раз оглянулся на маму. Что-то тяжелое ворочалось в груди, и даже дышалось с трудом.

— Сынок? — неуверенно позвала Елена Николаевна, глядя на измученное лицо ребенка.

— Пока, — бросил Тим, развернулся и пошел по коридору.

Он специально спустился по крайней лестнице, чтоб не попасть на глаза друзьям.

Он знал, куда шел.

Он знал, зачем шел.

И он шел.