Глава 12. Мальчики и девочки.

У женщин ведь как?

Пристаёшь — козёл, не пристаёшь — дурак.

Вот и пойми их логику, особенно когда её,

в мужском понимании, нет.

Юрий Корчевский. «Фельдъегерь. Книга первая. Центурион»


— А Егор что-нибудь обо мне спрашивал? — поинтересовался Никита.

— Спросил. Спросил, ходишь ли на физру. Я сказала, что ходишь и даже в соревнованиях участвуешь, — не моргнув глазом соврала Ника, глядя под ноги.

Ник даже опешил и остановился.

— Ты…

Вероника обернулась и захохотала в голос:

— Ага, испугался?

— Блин! Прикалываешься?

— Да о чем он может спросить? Я ему сказала, что ты соблюдаешь все рекомендации доктора. Что еще я могла сказать? Тем более это — правда.

Никита глянул на девочку сверху-вниз и улыбнулся.

Здорово было идти с ней на расстоянии локтя. Шли в школу длинной дорогой через дворы, свернув к скейтпарку. Неподвижный воздух набух влагой, и, несмотря на раннее утро, было тепло и очень душно. Деревья замерли как в стоп-кадре: ни веточка не шелохнется. А с запада, с Питера, на город наползали пепельно-синие воздушные, как хлопья зефира, облака. Вероника оглянулась назад.

— А где твоя подружка? — так понял ее парень.

Ника усмехнулась:

— А… твоя фанатка?

Никита скривился и поправил лямки рюкзака, словно ему было неприятно или неудобно. От девочки не ускользнул его какой-то недовольный вид, словно ему не нравится эту тема разговора.

— Катьке сегодня к стоматологу, — пояснила Вероника.

— А я думал ты ее высматриваешь?

— Нет… Я вот думаю, а мы успеем до дождя?

Ник оглянулся. Небо из зефирно-синего прямо на глазах становилось пепельно-серым, клубилось, всё больше походя на выхлоп вулкана.

— А у тебя зонтик есть? — не глядя, спросил парень.

— Нет, а у тебя?

Никита одной рукой сдернул с Вероники рюкзак, девочка даже не успела возразить.

— Давай ускоримся, — предложил парень и прибавил шаг.

— Твоя нога!

В ответ над головами громыхнуло: казалось, небо вздрогнуло. Ребята даже пригнулись и побежали. Ветер, словно сорвавшись с цепи, на которой его удерживали до этого какие-то невиданные силы, ударил в спину, поднимая пыль с земли, пригибая тоненькие деревца, высаженные прошлой осенью. А потом рухнул ливень. Ник схватил девочку за руку и бросился под навес трибуны баскетбольной площадки, показавшейся впереди, Веронике не оставалось ничего другого, как поспевать за парнем. Под навес они влетели, промокнув до нитки, запрыгнули сразу на третью ступеньку, прячась от косых полос дождя, похожих на удары копий.

— Офигеть! Как из брандспойта! — ругался Ник, скидывая рюкзаки.

— Пейнтбол, блин! Больно как, синяков бы не осталось? — усмехнулась девочка, поглаживая мокрые руки. От ударов тяжелых капель болели не закрытые одеждой участки тела, больше всего досталось рукам. Парень сосредоточенно посмотрел на Веронику. Мокрые косы — хоть отжимай — казались тоньше и темней, они больше не пушились, золотясь на свету. Челка прилипла ко лбу, и с нее тоже капала вода. Ника, скрестив руки на груди, обнимала себя за плечи, видимо, стараясь согреться. Егоров шагнул к ней, положил руки на плечи, и девочка вскинула на него удивленные глаза.

— О… ты не красишься? — будто удивился он. Вероника почувствовала, что краснеет. — Боялся, что ты на панду будешь походить.

И глаза, удивительные, синие с темно-серым ободком по краю, смотрели немного насмешливо. Пушистые ресницы намокли, кое-где слиплись из-за воды, которая не переставала бежать с густой челки.

— Ну да… зачем тебе, — тут же заметил сам, — ты и так красивая.

Едва не поперхнувшись от такого признания, Ника, собирающаяся уже вставить что-то едкое, вынуждена была проглотить все готовое сорваться с губ. Так растерялась, что даже руки опустила, не сводя глаз с парня.

«Придуривается?»— мелькнуло в голове.

Но нет, Никита не придуривался, не шутил. Он действительно считал Нику красивой. Вот только не думал, что ляпнет вот так, неромантично, что ли… Даже досадно стало… Он опустил глаза и в то же мгновение немного растерялся и руки с хрупких плеч убрал. В принципе, ничего удивительного в этом не было. И так понятно, что белое после контакта с водой становится почти прозрачным, но… как сказать об этом вслух, да еще и… девочке? Вероника ерошила свою челку и на Егорова не смотрела, а тот косил глаза. Даже повертел головой. Здесь, спрятавшись за завесой дождя, они были одни. Совсем одни. Более того, вряд ли их видно снаружи: дождь стоял живой стеной, иногда шевелящейся под порывами ветра. Но как сказать Веронике, что ее блузка теперь…

«Так и сказать, дескать, у тебя лифчик видно? Блин! Что ж так сложно-то?»— подумал Ник, облизав вдруг ставшие сухими губы.

А Вероника на него не смотрела, она глядела на часы.

— Черт, звонок через десять минут, — пробормотала она и спустилась на одну ступеньку ниже.

— Это ведь горошек? — вдруг брякнул позади нее Ник, и она оглянулась.

— Что? — не поняла Ника.

— Я говорю, он у тебя в горошек черный? — опять спросил парень и спустился к ней на ступеньку.

— Да какой горошек? Тебя контузило, что ли? — усмехнулась девочка.

Егоров чуть не скрипнул с досады зубами.

— Что ж ты такая… непонятливая? Лифчик твой… в черный горошек?

Вероника вспыхнула в тот же миг. Скосила глаза вниз и бросилась к своему рюкзаку, прижала его к груди, чувствуя, как бешено колотится сердце. От стыда хотелось умереть. Или сбежать! Она даже шагнула мимо Ника, прямо под дождь… вернее, почти шагнула. Никита будто уловил, прочитал ее действия, опередил на секунду. Поймал в этом прыжке за локоть и дернул на себя, Вероника, теряя равновесие, ткнулась носом в его широкую грудь, хотела отпрянуть — он не дал, прижал к себе. Едва дыша от стыда, она подняла на него глаза. Егоров на нее не смотрел. Между ними был зажат ее рюкзак, а большие раскрытые ладони парня лежали на острых девичьих лопатках.

— Чего ты… так? Подумаешь… — но договаривать Никита не стал, как и смотреть на Нику. — Куда под такой дождь? Еще немного, и он стихнет.

В ответ сверху громыхнуло так, что гул отозвался от ребристой крыши навеса. Ребята подняли глаза наверх, а потом их взгляды пересеклись, открытый взгляд парня и девочкин — из-под опущенных ресниц, застенчивый. Ник вдруг осознал, что держит ее уж очень крепко, ослабил хватку и даже почувствовал, как перестали вдавливаться в собственную грудь острые казанки маленьких кулачков, в которых Ника зажимала лямки своего рюкзака (а ведь наверняка ей больно, пальцы-то только-только гнуться начали). Она вновь не смотрела на него, впряглась в рюкзак, перевесив его на грудь, присела на ступеньку, опустив голову. Сты-ыдно, хоть сквозь землю… Ник сел рядом, водрузив собственный рюкзак на колени, открыл его, словно что-то искал. Глянул на поникшую девочку, вздохнул.

— Так в горошек? — не унимался он.

Ника, глянула на него, но тот не смотрел, продолжая раскопки в недрах собственного рюкзака.

— Дурак, — тихо ответила девочка.

— Чего?

— Чего слышал!

— Так я не слышал ничего. Значит, правда, в горошек.

— Это звездочки! — с какой-то непонятной запальчивостью ответила Ника и сама удивилась.

— О! покажешь? — сам от себя не ожидая, ляпнул парень и даже прекратил поиски, уставившись на Веронику.

Девочка вытаращила на него свои зеленые глазища.

— Во дурак!

— Ника…

— Извращенец! Гормоны взбесились?

Ник готов был провалиться сквозь землю. Он просто ляпнул. Просто так! Само вырвалось! Правда, само! Но девочка смотрела, не мигая, и словно сверлила взглядом. Она вдруг подалась вперед, Ник даже опешил.

— А что? Может, правда, показать? — предложила она.

Он едва успел поймать свой открытый рюкзак, так огрели ее слова, произнесенные с усмешкой. Кое-как отвел глаза, дернул молнию на большом кармане.

— Извращуга, — пробормотала еле слышно Вероника и отвернулась.

— Вот не согласен, — вдруг ответил парень, а потом выдохнул: — Слава Богу! Я уж думал, выложил…

Ника, все так же прижимая к себе рюкзак, перевела взгляд на Егорова. А тот тряс какую-то белую тряпку, потом понюхал, еще раз встряхнул, и лишь после этого протянул девочке.

— Вот, надень. Она чистая. Я ее лишь раз надел, и то потом снял, и забыл вытащить, — сказал он.

Ника повертела в руках тряпку, которая оказалась трикотажной жилеткой. Три года назад в гимназии ввели обязательную школьную форму. Вот такая жилетка входила в комплект одежды. У Ники тоже была такая, только дома. Жара стоит с десятого мая, какой смысл таскать жилетку? Только вес лишний. Девочка повертела в руках жилет, пальцы наткнулись на вышитый именной бейдж. Егоров Никита — значилось на нем. Вероника перевела на парня взгляд.

— Так тут…

Ник глянул и вздохнул.

— Ну что сказать… У тебя в принципе есть выбор: слушать от парней вопросы по поводу лифчика, ну горошек там или звездочки…

— Никита!

— … или прикидываться глухой, когда будут донимать девчонки… как бы сказать?

— Фанатки твои? — усмехнулась Ника, все еще не решаясь натянуть жилетку.

— Да мне они… до лампочки, — как бы между прочим заметил Егоров.

— Может, лучше пусть парни…

— Не лучше. Точно не лучше! Абсолютно! Вот стопудово не лучше.

— С чего вдруг? Узнаю, сколько у нас извращуг…

Никита закрыл рюкзак и вдруг спустился на еще одну ступень трибуны, встал напротив Ники, и девочка смолкла, не договорив. Егоров смотрел без упрека, без злости, но было в его взгляде что-то такое, что не позволяло договорить.

— Мне вот что интересно… вы девчонки часто визжите: «Фу, извращуга!» Извращенец — это кто? — вдруг спросил он.

Вероника даже удивилась.

— Ну… это тот, кто подглядывает, хватает там… пристает…

Ник кивнул, мол, понял.

— А я почему тогда извращуга?

Девочка вздернула брови.

— Ника, ты меня дважды назвала извращенцем…

— Да ты ж посмотреть хотел!

— Да… вернее, нет! Ну… Черт! Согласен, хотя, клянусь, вырвалось само. Но я тебя не хватал ни за что, не приставал, не подсматривал. Просто увидел. Знаешь, сколько я передумал, пока сказал тебе? Мы не извращенцы! Как ты сказала: гормоны взбесились? Вот это точно! Страйк! А гормоны контролю, извиняй, не поддаются. Ни контролю, ни дрессировке! Вот будешь ты ходить пару уроков, пока блузка высохнет, по школе в лифчике в горошек, а парни будут таскаться за тобой, спорить, лезть с дурацкими вопросами, а это знаешь, как… Прикинь, толпа малышей, им показали конфетку, перед носом поводили, а в руки не дали. Типа того...

Вероника молчала. Что-то такое говорил Егор, вот только подавал под каким-то другим соусом…

— Нафиг дразнить лишний раз, — проговорил Ник и вновь сел рядом, глянул на притихшую девочку, вздохнул, — а по поводу бейджа не парься. Кому я сдался? Да и коса будет закрывать. Никто не заметит. Да и всего на пару уроков, потом снимешь.

Ника потрогала еще раз жилетку, перевела взгляд на ее хозяина, смотрящего на отвесную стену дождя. Почему-то в голове мелькнул вопрос: а если бы не она, а какая-то другая девочка попала в эту ситуацию, Ник бы тоже отдал свою жилетку?

— Блин, звонок уже, — проворчал он, поглядывая на небо.

— Может, добежим? — робко спросила девочка.

— Ага, щас! Разбежался! Мне, если помнишь, вообще бегать нельзя! Посидим еще.

Вероника стала складывать жилетку в рюкзак. Ник поглядел на нее, не понимая:

— Всё ж решила подразнить…

— В школе надену.

— Если наденешь в школе, точно поймут не так, — сказал Никита и передразнил писклявым голосом: — «Ой, что-то не того с нашей Вероникой! Пришла в блузке, а теперь ходит в жилетке… Чья же она, а?»

— Ну… может, тогда у школы? Под навесом?

— А смысл? Там даже рюкзак некуда будет деть…

— Ну… я думала, ты подержишь…

— Ага! Так и представляю. На урок опоздали, стоим под навесом, я чемодан твой держу, а ты мою жилетку натягиваешь прямо напротив окон учительской! Да меня учителя линчуют, причем им пофиг будет что да как! Они, когда не надо, всё видят, но трактуют каждый со своим прибабахом.

— Ну да, я как-то не подумала. Только блузка-то мокрая…

Никита покачал головой, произнес удрученно:

— И чему вас в школе только учат?… Создадим паровой эффект! Типа утюга. Твоя температура и жилетка нанесут двойной удар по мокрой блузке, быстро высохнет.

Ника отставила рюкзак и натянула трикотажный жилет, поднялась, оправилась. Егоров был высоким мальчиком, его жилетка была ей до середины бедра. Вероника даже усмехнулась:

— Еще немного, и все бы решили, что я юбку забыла надеть.

Никита глянул на нее, хмыкнул удовлетворенно:

— Всё норм!

— Слушай, пошли, а? Как потом оправдываться будем?

— Не парься!

— А как же паровой эффект?

Ник усмехнулся:

— Подколола! Пусть стихнет. Хоть немного.

Ника спустилась на последнюю ступеньку и подставила раскрытую ладонь под поток, беспрерывно льющийся с крыши. Капли ударили с силой, пальцы дрогнули, но одернуть руку девочка не успела. Горячая ладонь Никиты легла поверх ее ладошки, закрывая от безжалостного напора. Вероника перевела взгляд на парня. Тот смотрел на нее, не мигая, не отворачиваясь, а у нее сердце ухнуло куда-то вниз, и вспыхнули щеки. Хорошо, что здесь, под навесом, сумрачно, и Никита, скорее всего, не видит этого румянца-предателя.

А парень легонько сжал пальцы, опустил руку и просто смотрел на дождь. Стоял рядом, так, что Ника локтем чувствовала его локоть. Иной раз глядел на часы, а потом опять смотрел на дождь. Так они и стояли под навесом, взявшись за руки, и наблюдали за первой грозой в этом году.


Загрузка...