Глава 52. Нет ничего интереснее, чем пробовать новое.

Нет ничего интереснее, чем пробовать новое.[1]

Когда учишь кого-то чему-нибудь,

кое-что новое открываешь и для себя.

Пауло Коэльо. «Одиннадцать минут»


Ника всё никак не могла собраться с мыслями. Амалия Станиславовна уже в шестой раз останавливала и просила играть сначала. Вероника вздыхала и начинала заново. Любовь Николаевна, ее постоянный учитель по фортепиано, слегла с ковидом, но отчетный концерт должен был пройти по расписанию, поэтому на замену вышел другой педагог.

— Попробуй почувствовать музыку. Пусти ее в сердце, — приговаривала учитель, которая сидела и перелистывала страницы партитуры.

Девочка лишь вздохнула. Легко сказать «пусти в сердце»… Сердце, да и голова сейчас заняты: не вздохнуть! Лучшая подруга на костылях, ее парню бешеная мамаша разбила лицо так, что смотреть страшно! Пока ее оттащили от Тимки, который просто стоял между ней и Леркой, тетка успела поцарапать ему и лицо, и руки, и шею. Говорят, кровища рекой лилась! Даже «скорую» вызвали, думали, что она ему глаз… того… Тьфу, тьфу, вроде обошлось. Любимый с травмой. Вот сейчас как раз должен прыгать. И если он возьмет высоту, то поедет на чемпионат, а если нет...

— Вероника! — окликнула педагог, и девочка вздрогнула.

— В чем дело? Что-то случилось? — спросила Лариса Станиславовна, глядя ей в глаза.

— Что?

Учитель вздохнула.

— В каких облаках ты сегодня витаешь? До пятницы всего четыре дня!

Ника еще раз вздохнула.

«И эта туда же! Мать, как заведенная, будто телик в преддверии нового года, ведет обратный отсчет, теперь еще и эта…»,— подумала устало девочка, но промолчала.

Но тут дверь приоткрылась, и в комнату заглянула какая-то женщина.

— Амалия Станиславовна, вас ждут внизу, — проговорила она.

Учитель оживилась, подскочила на ноги и поспешно вышла из комнаты, не забыв бросить ученице:

— Занимайся, занимайся! — и дверь за ней захлопнулась.

Ника огляделась. Большое светлое окно было открыто настежь, а створку, чтоб не закрывалась, придерживал бюст Баха. Белый невесомый тюль то надувался парусом, то ослабевал и опадал. Ветер, врывающийся в комнату, шевелил суховатые листья пальмы, и те шелестели, будто перешептывались. С улицы доносилась музыка: в соседнем кабинете кто-то играл на кларнете, играл монотонно, тягуче, неизбежно и безнадежно...

— А Клара украла у Карла кораллы, а Карл у Клары украл кларнет… — пробормотала Ника, а потом усмехнулась, — хорошая детская скороговорка… о воровстве…

Вероника опустила голову. Руки лежали на коленях, а на партитуре стоял Шуберт… Черные запятые-ноты сегодня не привлекали. Даже немного отпугивали своей навязчивостью.

— Надо, Ника, надо! — приказала сама себе девочка и вновь стала играть, но уже спустя минуту сбилась…

— Как там Ник? — спросила она тихо и посмотрела на часы. Тренировка уже началась, поэтому звонить бесполезно. Нужно как-то отвлечься. У Ника соревнования, но и у нее самой тоже серьезное испытание.

Вероника встрепенулась, пару раз ударила себя по щекам, а потом опустила пальцы на клавиши и закрыла глаза. Был у нее свой способ, как отогнать ненужные мысли, и девочка вновь прибегла к нему. Пальцы побежали по клавишам. Ника не задумывалась над тем, что играет. Это была свобода. Ее свобода. А из открытой крышки рояля полилась «Leidenschaft» («Страсть») Флориана Кристла. Во второй части композиции абсолютная музыкальная память тут же подключила звучание струнного оркестра, и действительность перестала существовать.

Когда Ника впервые услышала эту мелодию (до всей этой дурацкой пандемии они с матерью успели съездить дважды на концерт Флориана, когда тот приезжал в Питер), расплакалась, а потом вдруг осознала, что «Страсть» — чисто мужская мелодия, и за роялем видится только мужчина. Но неугомонная, растревоженная душа не желала мириться с этим осознанием, и по возвращении домой Ника нашла ноты в интернете и смогла подобрать мелодию. Пальцы скакали по клавишам с такой скоростью, что в глазах рябило, однако Нику это не сломило, и она не сдалась. Девочка играла и играла, играла, упиваясь музыкой. Всего 2 минуты длилась композиция, но зато какая композиция! Но тогда… тогда чего-то не хватало, и Ника не понимала, чего именно, но сейчас… сейчас поняла и играла так, что душу охватывал трепет, а за спиной, казалось, вырастали крылья. Невероятные ощущения!

Вероника сыграла 4 или 5 раз подряд, когда вдруг услышала за своей спиной:

— Что это такое?

Девочка вздрогнула и обернулась. Амалия Станиславовна стояла в двух шагах от нее (и когда успела вернуться?) и смотрела на юную пианистку широко распахнутыми глазами, словно впервые видела.

Ника поджала губы и промолчала, а потом вновь стала играть Шуберта, но учитель стремительно подошла и взяла за локоть: пальцы задели несколько лишних клавиш, и мелодия размазалась, больно ударив по слуху.

— Что это за мелодия? Что это? Откуда? — спросила педагог, и в ее голосе ребенок услышал нервные нотки.

Ника, опустив голову, скривилась, и Амалия Станиславовна, казалось, перевела дух и пояснила:

— Да я же не ругаю тебя! Мне просто интересно! Это… это… так невероятно!

Девочка вскинула глаза. Молодая учитель музыки смотрела с таким восторгом, с таким азартом, что Вероника даже удивилась.

— Это Флориан Кристл, немецкий композитор, а композиция называется… — но вымолвить название почему-то было неловко.

Педагог смотрела с любопытством и отступать не собиралась.

— «Leidenschaft»… в переводе с немецкого… «Страсть», — кое-как проговорила Ника.

У женщины округлились глаза, и она, кивнув, многозначительно выдохнула:

— О!

— Но…

— Боже, да не оправдывайся ты! Это же… Это же… Господи, это так… даже слов подобрать не могу!

Ника оживилась:

— То есть вам нравится?

— Да не то слово! Это же… невероятно, чудесно! Волшебно!

— Там во второй части играет струнный квинтет.

— Да? А нет оригинальной версии?

— Есть! — и ребенок, достав телефон, быстро нашел оригинальную композицию.

Амалия Станиславовна слушала, не отрывая глаз от клавиш рояля, словно пыталась увидеть исполнение на инструменте. Вероника сжалилась.

— Есть видео. Хотите посмотреть?

Учитель хотела, а потом смотрела и даже не моргала. Когда композиция закончилась, Амалия Станиславовна с какой-то тоской наблюдала за тем, как Ника убирает телефон.

— Понравилось? — тихо поинтересовалась девочка.

— Да, — рассеянно ответила та, — он очень красивый. Удивительный…

Ника улыбнулась:

— Кто красивый: Флориан или мелодия?

— Флориан… В смысле, мелодия и композитор. Очень… завораживает, да? — промолвила учитель.

— Завораживает. Точно. Ему тридцать два, — как бы между прочим сказала девочка.

— Завораживает… Что ты сказала?

— Ну вы сказали, что Флориан красивый, вот я и говорю, что ему тридцать два в августе будет.

— О, Господи! А это-то здесь причем? — усмехнулась Амалия Станиславовна.

— Ну вы… мне показалось, что вам композитор понравился больше.

— Вот бы вживую увидеть! — на какой-то своей волне отвечала учитель.

— Ага, как же! Все концерты отменили! И его, и корейского композитора Син Джи Хо, прям злость берет.

— А… ну да… пандемия… — обреченно проговорила Амалия Станиславовна.

Она подошла к роялю и, не садясь, сыграла несколько аккордов из полюбившейся композиции. Вероника даже опешила.

— Вы… вы два раза только прослушали! — воскликнула она.

— Не два… Я слышала, как ты играешь. Невероятная мелодия, — ответила Амалия Станиславовна. — Но пока я не всё запомнила. В голове играет только кульминация.

— Всё равно круто!

— Да… наверное… — учитель посмотрела еще раз на клавиши, а потом перевела глаза на ученицу. — А ты не хочешь ее сыграть на концерте?

У Ники даже дыхание перехватило.

— Что? — только и смогла вымолвить она.

— Сыграть эту «Страсть» не хочешь?

— А можно?

— А почему нет?

— Но как же…

— Ты знаешь, есть мелодии, которые должны жить. Шуберт… прекрасный композитор, и его произведения переживут еще нас с тобой, но… Есть и другие. И они не хуже. Возможно, кто-то скажет, что не лучше. Они другие… понимаешь? Просто другие. И они тоже достойны жизни! Достойны того, чтобы о них знали. Чтобы их ценили. Чтобы ими восхищались. Достойны!

— А если я поменяю мелодию, вдруг…

— О! не бери в голову! Такое происходит сплошь и рядом. Тебя не станут ругать.

— А по сложности?

— Эта композиция точно не простая! А ну-ка сыграй еще раз!

И Ника с удовольствием еще и еще, раз за разом играла любимую композицию любимого композитора, а педагог стояла, чуть облокотившись на инструмент и не отводила от быстрых пальцев своей ученицы, а в голове зрела идея, вот только сначала нужно попробовать самой, а уже потом…


[1] Нет ничего интереснее, чем пробовать новое. Ганнибал Лектер «Ганнибал»

Загрузка...