Кисельные берега

Глава 18

Она прислушалась: из вишнёвых зарослей, требующих обрезки, доносилось шорканье пилы. На эти звуки она и устремилась, рассчитывая подле работающего садовника обнаружить и свою неуловимую пропажу.

Так и вышло.

Вацлав, стоя на стремянке, отпиливал сухую ветку. Тут же, с восхищением таращась на производимые им работы, топталась дочка пана Збжевского. Время от времени она предпринимала корявые попытки завести светскую беседу.

Чепец её, как водится в таких случаях, уже съехал набекрень, а сзади, на юбке зияла огромная прореха, открывая желающим панорамный вид на штопаные панталоны. Охотясь за своей симпатией по кустам, Пепелюшка, видимо, на одном из этапов на учла проходимость чащи, а именно – густоту ветвей и остроту шипов.

Правда, о произошедшем с ней конфузе она совершенно не подозревала, напротив: именно в этот раз ей захотелось утвердиться в силе своих чар и поупражняться в искусстве кокетства. Ужимки она подсмотрела у разбитной Зоси и вовсю, неуклюже жеманясь, крутясь перед стремянкой, их практиковала: то упрётся кулачком в бок и отставит ножку, то фартучком обмахнётся, то начнёт строить завлекательные гримаски и неистово подмигивать - так, что глаз слезился…

Бедный Вацлав сначала отвечал ей доброжелательно, потом криво улыбался, а потом принял решение не смотреть в сторону дурочки – авось, отстанет. Дурочка не отставала. Поэтому садовник в раздражении так орудовал пилой, что вокруг него кружился целый опилковый смерч. Он, конечно, парень хоть и незлой, и ловелас патологический, которому любая юбка интересна, но навязчивое внимание Пепелюшки даже его стало, в конце-концов, тяготить.

«Да уж, - подумала Кира, оценив открывшуюся перед ней картину, - бедный Вацлав… То есть… Нет! О чём это я? Не того жалею! Бедная Пепелюшка! Вот уж в самом деле…»

И она ринулась к девушке, по пути стягивая с себя фартук. Налетев на избранный для сострадания объект заботливой фурией, накинула передник на прореху, молча развернула к себе незадачливую кокетку, завязала тесёмки на животе. Потом поправила её чепец, взяла за руку и сердито поволокла прочь.

- Куда мы идём? – безмятежно поинтересовалась Пепелюшка, семеня следом и пытаясь вывернуть шею, дабы заглянуть себе за спину – что за манипуляции с фартуком?

Естественно, ответа от немой она не получила.

Не получила бы она его, правда, даже если бы коровница могла говорить. Потому как Кира злилась ужасно: она пыталась отыскать в душе хоть каплю искреннего сочувствия выбранной подопечной, но увы… Находила там только брезгливое раздражение.

«Чёрт, у меня ничего не получается! Я ведь должна сочувствовать! Ну да, именно сочувствовать… Ведь пожалеть – значит ощутить сострадание, как движение души? Ведь так?»

Занятая этим невесёлым самоанализом, Кира не заметила, как приволокла подопечную к чёрному входу господского дома, втащила по крутой лестнице в мансарду и завела в полутёмную спальню-каморку. Да уж, так себе помещеньице для дочки хозяина… Она сердито распахнула сундук, порылась в тряпках и выкинула на кровать сменную юбку. После чего размотала свой фартук с Пепелюшкиной талии и, оттянув рваный подол, продемонстрировала растяпе причину их поспешного бегства.

- Ого! – изумилась та. – Как же я так неосторожно… - она покрутилась с перекошенной шеей, стараясь рассмотреть себя сзади, что, в общем-то, ей слабо удалось. – Спасибо тебе большое, дорогая Вонючка! Ты так добра ко мне! – горячо поблагодарила она и принялась весело переодеваться.

Кира ей чуть затрещину не влепила. Вонючка?! И это после всего, что она для неё сделала? Вот курица! Как её жалеть после этого прикажете? Да я её!..

Так, спокойно. Спокойно, Кира, закрой глаза, дыши глубоко… Перестань злиться на девушку – она же бедная дурочка, блаженная – разве не так? Она достойна жалости, что бы не говорила и не делала – ведь не со зла же она, а от скудоумия. Понимаешь? Безответная… несчастная… всеми презираемая… Ну что, жаль тебе её? Да ни разу, блин!..

- Я готова! – воскликнула «несчастная» и закружилась по комнате. – Эта юбка мне даже больше нравится! Посмотри, какая!.. Посмотри, Вонючка, как кружится! Замечательная, верно?

Ну всё, с меня хватит! Кира развернулась к двери. Хватит себя уговаривать! Да и зачем? Бесит она меня – и всё, более никаких чувств по отношению к ней вызвать у себя я не могу! К чему себя насиловать? Лучше другой объект для жалости себе поищу, более располагающий. Свет на этой Пепелюшке клином не сошёлся!..

- Уже уходишь? – расстроилась хозяйка комнаты. – Ой, подожди меня, пожалуйста! Можно я с тобой? – она бросилась вслед за гостьей, на ходу нахлобучивая чепец.

Кира не обернулась и ждать не стала. Даже когда за спиной у её раздался грохот, звон и тарарам. И причитания Пепелюшки.

«Это не человек, а лихо ходячее», - подумала коровница и прибавила шагу.

Но напрасно. Спастись бегством не удалось – «лихо» настигло её на крыльце.

- Спасибо, что подождала! – пропыхтело оно, запыхавшись. – Представляешь, задела нечаянно умывальный столик – кувшин закачался. Я попыталась его подхватить, но он каким-то образом выскользнул у меня из рук, упал и разбился! Надо же такому случиться!

«Действительно, - ядовито прокомментировала Кира про себя, - невероятное событие в твоей безоблачной жизни, идиотка! Дня ещё не проходило, чтобы ты чего-нибудь не раскокала…»

- А ты куда сейчас? В коровник? А чего сейчас? Стадо пригонят? Вечерняя дойка? А можно я помогу? Ну пожалуйста, Вонючечка! Тебе же одной тяжело!.. А я буду очень-очень стараться!..

Словами послать Кира, к сожалению, не могла. А испепеляющих взглядов непрошенная помощница не замечала. Она вприпрыжку бежала рядом, непрерывно щебеча о пережитом происшествии с кувшином и засыпая коровницу безответными вопросами о специфике работы с её безрогим дойным контингентом.

«Да чтоб ты провалилась!» - думала взятая в оборот несостоявшаяся благодетельница, уже позабывшая о бесславных потугах к состраданию сиротке. Она кляла себя за дурацкую, непродуманную инициативу, благодаря которой избавила садовника от надоедливой докуки в кудряшках, перевесив её на собственную шею.

Докука, кстати, оказалась не только надоедливой, но и разрушительной: от её суматошной помощи был сплошной урон – то подойник полный опрокинет, то корову напугает, то через кошку кувыркнётся прямо в поилку… Наконец, коровница не выдержала и вытолкала кулёму из ворот хлева взашей. Пихнула на стоящую тут же колоду, гневно фыркнула и погрозила кулаком. Пепелюшка виновато уселась, куда указали, и припухла.

Там она смиренно просидела всё время вечерней дойки. Когда Кира без рук и без сил выползла на закатный двор после окончания работ, вяло удивилась такому постоянству неугомонной девчонки. Она плюхнулась рядом с панночкой, прислонилась гудящей спиной к тёплому дереву стены… Сейчас бы спать завалиться… Нет, сперва каши похлебать… И захребетникам ужин снести, а то… потом… после ужина она совсем сомлеет… Сил останется только до сарайчика своего доплестись…

Усилием воли, которой у прежней Киры Волошкиной было хоть отбавляй, коровница заставила себя подняться. Кряхтя, она извлекла из поленницы заранее припрятанные узелок с хлебом и кувшин с молоком. И, вздохнув, поплелась в направлении боковой садовой калитки, за которой, почти забытой и заросшей плющом, и поджидал её каждый вечер Спальчик.

Пепелюшка, конечно же, увязалась следом. Поглядывая на Киру сбоку, искоса, грустным собачьим взором, она искала повод выслужиться, загладить вину и получить прощение этой столь великодушной и заботливой девушки.

- Ты так устала, милая Вонючка… Разреши мне помочь? Можно?

Она забрала из ослабевшей руки полусонной спутницы узелок и немного повеселела: существование приобретало осмысленность – наконец-то она была полезна! Вон, коровница боле не зыркает зло, оттаяла наверное, простила Пепелюшкины оплошности. Снова будут с ней дружить. Это так здорово – дружить и помогать друг другу во всём! И работу делить пополам, и в болезни заботиться, и поверять сердечные тайны… Как же замечательно иметь подругу! Вот было бы здорово, если бы они с Вонючкой подружились прям по-настоящему и…

Пепелюшка взвизгнула – кто-то, подкравшись сзади, дёрнул за узелок. Замечтавшись, она не заметила, как за ними увязался и трусит, принюхиваясь к вкусно пахнущей котомке, огромный Гжегошев кобель. Такой же наглый беспредельщик, как и его хозяин. Когда ему надоело наблюдать мелькание перед носом узелка со съестным, он, ничтоже сумняшеся, рванул его зубами и унёсся с добычей вскачь. За сараи.

- Отдай! Отдай! Плохая собачка, плохая! – разорялась Пепелюшка, заламывая руки. – Как ты мог! Это же не твоё, нехороший, невоспитанный пёс!!

Псу, впрочем, на эти увещевания было плевать: за сараями, в крапиве и безопасности, он спокойно распотрошил свёрток, обнаружил там хлеб, разочарованно заворчал и, пренебрежительно копнув на него задними лапами песка, гордо удалился.

Кира попятилась к калитке, надеясь незаметно улизнуть от общества патологической неудачницы. Во-первых, нельзя общаться с лузерами – этому учит вся современная коуч-индустрия, проповедующая за ради вашего успеха в бизнесе и карьере. Лузеры - это компост мира избранных, каста неприкасаемых, чья тень вполне может осквернить вашу сияющую успешность. Эту заповедь из прошлой жизни бывшая успешная карьеристка помнила отлично.

… Она тихонько выскользнула в калитку, но прикрыть её уже не успела. Миниатюрная Пепелюшка упёрлась в неё с силой многотоннажного грузовика.

- Какой безобразник! – воскликнула она, вываливаясь следом. – Ни стыда, ни совести! Хотя, может… он голодный? Бедняжка! Надо будет завтра найти его и накормить… А ты кому хлеб несла? Ой! Ты этой собачке хлеб несла?

Сырник с готовностью вывалил язык и завозил хвостом в пыли.

- Какой он хорошеньки-и-ий… Ой, посмотри, посмотри – какой у него милый нос: розовый, с чёрными пятнышками! А уши! Какие замечательные шёлковые ушки!

«Хорошенький» пёс совсем размяк и от неожиданных восторгов, коих ранее на его долю ни разу не выпадало, и от интенсивного чесания «шёлковых ушек». Он был сражён сходу и навеки.

- Глянь-ка, Вонючка! Тут и мальчик какой-то… А, это твой знакомый мальчик? Здравствуйте, мальчик! Чудный вечер, не правда ли? – и Пепелюшка присела в вежливом книксене.

- Привет, - Спальчик с интересом оглядел явление. – Да, вечерок ничё так, слава богу… И комарья в лесу уж поменьше… Подружка что ль твоя? – поинтересовался у Киры, с беспокойством оглядывая её и нигде не обнаруживая заветного узелка.

Кира на предположение о подружке возмущённо фыркнула и сунула Спальчику кувшин.

- И всё? – вырвалось у него. – Ты не подумай, - он пристально уставился в посудину, надеясь, видимо, высмотреть в ней что-то кроме молока, - я не привередничаю… Просто… ты обычно всегда ещё и…

- Хлеб! – всплеснула руками Пепелюшка. – Ну конечно же! Этот хлеб был для вас, бедные сиротки! Боже, какая жалость… Представляете, дорогой мальчик, вот только что его украла у нас несчастная голодная собачка! Что же это… Какая неприятность… Как обидно…

- Ладно, - вяло резюмировал Спальчик, достал из кармана грязную плошку, плеснул туда для Сырника и утёр рот рукавом, намереваясь приложиться к кувшину.

- Стой! – взвизгнула новая знакомая, воздев руку.

Спальчик замер.

- Стой… Постой-ка… - приговаривала она, приближаясь к нему крадучись, не опуская поднятой руки. – Вот… сейчас… сейчас…

И, замерев на мгновение, как перед прыжком, вдруг звонко хлопнула мальчишку по лбу.

От неожиданности Спальчик попятился и икнул.

- Нет! Нет ещё!

Хлоп! Хлоп! – по щеке, по носу, по плечу…

- Отстань! – завопил обескураженный сиротка и выбросил вперёд свободную руку, чтобы отпихнуть драчунью.

Руки их столкнулись, спутались, оба участника странной сцены потеряли равновесие и шлёпнулись в траву. Молоко, булькая через узкое горлышко, быстро впитывалось в землю…

Видя такое дело, Сырник отвлёкся от представления и принялся торопливо лакать свою порцию – пока цела.

Пепелюшка резво подскочила с земли, отряхнула юбку левой рукой и победно разжала кулак правой. На ладошке серели останки большущего комара.

- Слава богу! – воскликнула она с облегчением. – Он чуть тебя не укусил!

- Дура! – чуть не плача заорал спасённый. – Лучше б ты мне поесть позволила! Я б и для комара тогда не пожмотился! А теперь что?! Оба мы, считай, пострадавшие!..

Пепелюшка заметила опрокинутый кувшин и ахнула. Беспомощно и виновато перевела взгляд на коровницу… и открыла рот от удивления.

Её немая подруга хохотала почти беззвучно, сгибаясь пополам и постанывая от изнеможения, безуспешно пытаясь справиться с вновь и вновь подкатывающими приступами истерического смеха. Остолбеневшая троица какое-то время заворожено наблюдала одиночное сие веселье. Потом Сырник заворчал и гавкнул. Кира обессилено сползла спиной по забору и уселась на траву. Потёрла ладонями лицо, успокаиваясь…

- Право, - прошептала, потупившись, Пепелюшка, - мне так неловко… По моей вине бедный мальчик остался голодным… Но я могу всё исправить – правда-правда! – она усиленно закивала головой и умоляюще сложила ладошки. – Здесь недалеко, в лесу, живёт моя фея-крёстная. Мы отправимся к ней немедленно и, уверяю вас, она с удовольствием накормит нас прекрасным, сытным ужином! Правда-правда! Идём?.. Ну идём же, пожалуйста!

Кира пренебрежительно мотнула головой и уже взялась за скобу калитки, чтобы ползти к своему тюфяку, но… вдруг передумала. Фея? А что, если… А вдруг она сможет ей помочь? Как там по классике: колдуньи злые, всех заколдовывают; феи добрые, всех расколдовывают. Ну, насколько смогут. В крайнем случае, выписываю рецепт в виде поцелуя истинной любви. Так себе, конечно, вариант, но… Но попробовать стоит.

Она решительно развернулась к ожидавшим её решения гаврикам и снисходительно кивнула.

Пеплюшка бурно возликовала – запрыгала и захлопала в ладоши. Сырник запрыгал тоже - вокруг неё. Даже Спальчик повеселел в предвкушении полноценного угощения и нетерпеливо принялся подпихивать распрыгавшуюся феину крестницу в сторону леса. Та не стала сопротивляться – радостно и вприпрыжку ринулась вперёд. Честная компания поспешила следом.

Солнце, медленно наливаясь красным закатным жаром, коснулось горизонта…

* * *

Зачем лисица вновь затеяла игру,

пиная лягушонка, словно мяч,

От испытанья к испытанью?..

Там же.

В лесу, под сенью деревьев уже стемнело. Вечерний прощальный свет не в силах был продраться сквозь буйную преграду зелени и осветить тёплым розовым сиянием малохожую тропку, по которой пробирались незваные гости.

Глаз уже с трудом различал очерченную травяными обочинами траекторию нужного пути. Бредущая по нему компания кучковаласьвсё плотнее: Пепелюшка уже не скакала далеко впереди, Сырник уже сильно не отставал. Как во всякие прочие сомнительные времена возможной опасности, он жался к Кире, усердно путаясь у неё под ногами.

Дурацкие сомнения, по мере сгущения темноты и продвижения в лесные дебри, всё сильнее терзали немую коровницу, подтачивая изначальный боевой настрой. И надежды на фею уже не казались такими радужными, как возле безопасной калитки знакомой усадьбы… Да и само существование этой феи честно говоря…

Кому она поверила? За кем пошла? Не отупела ли окончательно, целыми днями вдыхая ядовитые миазмы навоза? Это же Пепелюшка!! Пе-пе-люш-ка! Человек-злосчастье! Если они сейчас, следуя за ней, не свалятся в волчью яму, не заблудятся и не попадут в болотную топь, то уж непременно, на крайний случай, встретят кровожадного дровосека-маньяка…

Кира мысленно выругалась и оглянулась назад. Может, вернуться, пока не поздно?

Вернуться… Куда? К каторжной работе? К унижениям и безнадёге? К прозванью «Вонючка»? Невероятно – неужели это всё я? неужели это всё со мной? Какой ужас… Эх, Кира Волошкина, в кого ты превратилась в оковах этих дьявольских сказок… В бледное дрожащее подобие себя прежней? Идёшь и трясёшься, раздумываешь: рискнуть или нет? Пожертвовать тарелкой каши или крепче в неё вцепиться? Та бы Кира ни на миг не задумалась уцепиться даже за призрак призрачной надежды всё изменить! Хотя, впрочем… той Кире ничего подобного переживать и не приходилось… Она могла себе позволить быть решительной и смелой.

Кира вздохнула и прибавила шагу. И тут же запнулась о корень – чёрт! Ни зги не видать! Уже и тропа почти не различима…

- Ты уверена, - осведомился идущий сразу за вожатой Спальчик, - что мы не собьёмся с пути? А то, чую я, попадём мы сёдни на ужин… Тока не на тот, где мы будем ужинать, а на тот, где нами…

- Не беспокойтесь, прошу вас, милый мальчик…

- Спальчик, - подсказал тот недовольно.

- Не беспокойтесь, мальчик Спальчик! Я столь часто наведываюсь к своей любимой крёстной, что смогла бы найти дорогу к ней с закрытыми глазами! К тому же…

- Хотелось бы на это посмотреть…

- …к тому же, крёстная всегда знает, если я спешу к ней, и всегда мне помогает в пути! Потерпи немножко, милый мальчик, думаю, мы скоро сможем увидеть знаки её гостеприимства… О! Ну вот – что я говорила!..

В чёрно-синей темноте мелькнула искорка. Ещё одна… Ещё две…

- Светляки… - прошептал Спальчик заворожено. – Какие яркие, заразы…

Золотистых огоньков становилось всё больше и больше – на ветках сверкали целые новогодние гирлянды. Их мечущийся блескучий хаос постепенно упорядочивался, выкладываясь по обочинам тропинки взлётно-посадочной полосой.

- Ах, божежки, как красиво! – выдохнула Пепелюшка.

Она медленно двигалась меж огоньков, крутила головой в восхищении, протягивала руки к сказочным насекомым, собирая живые блёстки рукавами платья. Её медленное кружение среди волшебного сверкания не могло не завораживать. Все ею невольно залюбовались. Даже Кира. И, как оказалось, ещё кое-кто…

- Что за прелестное дитя! – восхитился за спиной коровницы знакомый рыкающий голос, чуть приглушённый восторженным благоговением.

Кира вздрогнула и обернулась. Позади неё, присев обалдело на задние лапы и по-заячьи держа на весу передние, проникался волшебством момента Медведь.

«Вот подкрался, скотина лохматая! Так и до смерти, между прочим, испугать можно».

- Это Пепелюшка. Из той усадьбы, где нашанемая служит, - отозвался Спальчик, также поглощённый зрелищем.

Девушка приподнялась на носки и закружилась, запрокинув голову и разведя в стороны руки, создав вокруг себя золотистый водоворот. Засмеялась счастливо:

- Я лечуууу, - пропела она, - среди звёооооозд! На облачном корабле с парусами из лууууунного светаааа!.. – и резко остановилась, смеясь.

Дезориентированный вестибулярный аппарат впал в ступор – пришлось Пепелюшке, заваливаясь на сторону, мелко просеменить вбок и упасть прямо в меховые объятия огромного дикого и свирепого зверя.

- Ой! – пискнула она, сфокусировав взгляд. – Мишка! Какой милый… - она провела ладошкой по огромной лапе. – И мягкий… Ты не кусаешься?

- Не всегда, - в неожиданно тёплый голос Медведя можно было укутаться, как в одеяло.

- Тебя крёстная послала к нам навстречу? Проводишь нас?

- В общем-то, я сам пришёл, милая девушка. Догнал своих друзей, - он мотнул огромной головой в сторону прочей компании. – А заблудитьсявам, как мне видится, и без провожатого теперь невозможно…

- Да… - Пепелюшка огляделась. – Милая-милая крёстная…

Она высвободилась из ласковых медвежьих объятий и понеслась по праздничной тропинке вперёд, вдоль светлячковых указателей, на отдалённые мелодичные звуки колокольчиков. Откуда они? Всё ближе и ближе…

А! Вот оно: небольшой заборчик из прочерневшего от старости плетня и поросших мхом камней в его основании. За распахнутыми воротами – огород с огромными, ярко-оранжевыми тыквами. За огородом – пряничный домик с карамельными ставнями. Всё, как полагается – типичное обиталище феи.

В центре этой пасторали порхала сама хозяйка. Вернее, висела, трепеща радужными крыльями, в проёме ворот. Платье из органзы сверкало и переливалось, светляки водили хороводы под её ногами в золочёных тапочках, а на старом, ехидном и до боли знакомом лице сияла наигостеприимнейшая, наидоброжелательнейшая улыбка.

- Бригитта!! – не удержалась Кира и тут же, в страхе перед последствиями, зажала рот ладонями.