Кисельные берега

Глава 52

Найти главное сокровище Колбасковских садов было не так трудно, как предполагала Кира, накрученная россказнями о его неимоверной ценности: надо было просто двигаться по указателям, подсвеченным ради праздничка масляными фонарями и ни о чём не париться. До тех пор, пока не увидишь на пригорке, поросшем рафинированной стриженной муравой, узорчатую клетку в виде беседки.

Охотница за достопримечательностями остановилась у подножия холма, задрав голову. Ясные летние звёзды подмигивали ей с чёрного бархата неба. Осень до этих краёв ещё не добралась – тепло и томно, зелено и ароматно…

Кира вдохнула душистый воздух, на секунду прикрыв глаза… В груди сладко защемило предвкушением несбыточного, но возможного – как в юности.

«Наверное, я не совсем ещё настоящая старуха, - решила она с облегчением, нянча возникшее чувство, словно любимое чадо. – Правда, Бригитта говорила, чем дольше я буду под чарами, тем меньше у меня шансов от них… Стоп! – она потрясла головой, отгоняя страшные мысли. – Сейчас не об этом!»

А о чём? Ах да! Порфирий Никанорыч… Где-то здесь должен томиться в темнице незадачливый промысловик-сувенирник. Жалко дядьку, хоть и дурак. Надо бы помочь. Если, конечно, получится… В смысле, если это её не затруднит: там, на минуточку, чудище трёхголовое в сторожах! Как начнёт возражать категорически! Как начнёт на героическую бабку зубы скалить!.. Упаси боже… На рожон Кира не полезет – ещё чего не хватало!

Поддакнув своим размышлениям, спешащая на помощь спасательница фыркнула по своему обыкновению, огляделась и двинулась кругом холма, по дорожке, посыпанной красным песочком…

- Милостивая государыня! – вдруг окликнул знакомый голос, в котором явственно проскальзывали плачущие интонации. Кира подпрыгнула от неожиданности. – Будьте снисходительны к несчастному узнику! Снизойдите, матушка, к его нижайшей просьбе!..

«Милостивая государыня» завертела головой в поисках источника жалобных призывов. Да где же он? Тьма кромешная…

В это мгновение из-за холма вынырнула луна, решив, видимо, помочь по мере сил в добром деле добрым людям. В призрачном свете небесного фонаря Кира разглядела, наконец, чернеющую дыру поруба: вырыт он был прямо в склоне и прикрыт тяжёлой решёткой. На тостых прутьях белели, освещённые луной, пальцы узника.

- Милостивая государыня… - раздался оттуда жалобный глас.

К решётке вели удобные земляные ступени, по которым Кира не замедлила торопливо вскарабкаться.

- Что, Порфирий Никанорыч, - вопросила она в темноту погреба, - сидим?

К сцепленным на прутьях пальцам вынырнуло из мрака белое лицо с нечёсаной бородой, вытаращило на пришелицу изумлённый взор:

- Бог ты мой, - поражённо прошептало оно, - пресвятой Никодим-великомученик… Неужто, ты, матушка?

Кира продемонстрировала профиль, подставив луне лицо.

- И в самом деле… Как же это ты, странница боголюбная, спободилась в такую-то даль забраться?

- Да вот, - Кира оправила платок на голове, - с богомолья шла, дай, думаю, зайду, проведаю сидельца нашего. Всё ж таки не чужой человек… Хоть и заклеймил себя, прямо сказать, славой мелкого садового воришки – вот сраму-то!

Купец застонал скорбно, прижавшись лбом к решётке:

- Мучительны укоры твои, матушка!.. Дочерям-то уж не сказывай…

- Не скажу, не трепыхайся, - успокоила его божья странница, - бо не увижу я девок твоих боле.

- Что так?

- Дале пойду, в страны полуденные.

- А… Габруся? Она с тобой?

Кира усмехнулась:

- Ну, можно и так сказать. Пришла со мной, а уж уходить я, по всей видимости, без неё буду… Впрочем, довольно языком ляскать. Скажи лучше, могу я тебе как-то помочь?

Никанорыч помотал кудлатой головой и понурился:

- Чем-от поможешь? Выкупа король Колбасковский не берёт – больно спесив и важен, не снизойдёт. А бежать отсель – дело немыслимое. Так, видать, и сгнию в этом порубе, аки тать последний.

- Отчего ж немыслимое? Пробовал что ль?

- Что ты! Что ты! – испугался купец. – Не пробовал и не пытался – оттого жив! Али не слыхала о…

- Кстати, да! – оживилась Кира. – Где же знаменитое чудище трёхголовое? Я тут уже сколько времени топчусь, а оно и не чухается…

Из-за решётки обречённо махнули рукой:

- Да на тебя не нападёт, не опасайся. Разумно оно: имает лишь тех, кто на аленький цветочек – сокровище Колбасковских садов покушается. И коли покуситель пойманный бежать надумает. Вот тогда ему несдобровать…

Кира поёжилась. Всё ж таки неприятно сознавать, что из темноты на тебя сейчас пялятся кровожадные глазки невидимого монстра. Пусть даже и не расценивающего субтильную старушонку в качестве объекта нападения. Пока не расценивающего…

- Где ж оно, - старушонка с опаской оглянулась через плечо, - дислоцируется?

Купец, просунув руку сквозь прутья решётки, потыкал пальцем куда-то по направлению круговой дорожки, посыпанной красным песочком.

- А ты либо не заметила, когда сюды шла? Должно, луна тогда ещё не поднялась над холмом, в потёмка-то и не разглядела… Обратно пойдёшь, так уж смотри внимательней: столб врыт у подножия, до коего оно и прявязано на цепь. А цепь та длиннющая, что путь речной, да тяжкая, что судьбина моя…

Вот блин. Оно, оказывается, на свободном выгуле. Ну, почти свободном. Почему это Кире казалось, что чудище из клетки должно сторожить? С чего бы? Как из клетки прикажете воров ловить?

Да уж… Остаётся надеяться, что и вправду нападать на безобидную бабульку оно не станет…

- Ладно, - промолвила она несколько нервно. – Раз помочь нечем, пойду я. Одного не пойму: зачем окликал неизвестную прохожую, о чём просить хотел, если просить не о чем?

- Дык, - снова округлил глаза страдалец, - стражника бы мне позвать – другий день не приходит, баланду не приносит. Запил, должно, в честь праздничка… А я, болезный, хоть пропадай! Я уж и звал, и по прутьям грохотал, и, вон, миски все выставил за порог с намёком – всё без толку! Оголодал я, матушка, терпенья нет…

Кира машинально опустила глаза, глянув на указанные миски. Покивала сочувственно головой, обдумывая, как добраться до дворцовой кухни и вернуться к несчастному с харчами. Потом… снова глянула на миски… На решётку… На миски…

- Как? – воскликнула она, хлопая глазами. – Выставил за порог? В смысле?

Между прутьями решётки эти миски вряд ли пролезли бы.

- Так обыкновенное дело, - удивился в ответ узник. – Как… Приоткрыл дверку да выставил.

Собеседники уставились друг на друга в полном недоумении. Поморгав какое-то время глазами и по-рыбьи, беззвучно поразевав рот, Кира вышла из столбняка, взялась за решётку и потянула к себе. Дверь легко, хотя и со страшным скрипом, подалась…

Ещё раз подивившись на местные тюремные порядки, спасательница решительно откинула решётку. Та мягко хряпнулась о зелёную мураву склона.

- Ну, Порфирий Никанорыч, - покачала головой богомольная странница, - всяко видала, но такого… Чтоб узник по-чесноку томился в незапертом узилище!.. Чего ради?!

- Не-не-не! – решительно замотал головой узник, поспешно прикрывая дверь обратно. – И не уговаривай! Уж лучше в порубе чахнуть, нежели на зубах у чудища хрустеть!

- Да нет там никакого чудища! – воскликнула Кира и, ухватившись за решётку обеими руками, дёрнула на себя. – Эй, чудище-е-е-е!! Ау!

Купец не сдавался – держал дверь со своей стороны крепко. Куда ей его перетягать! Она всё ж таки старая женщина, а он крепкий, хоть и слегка удручённый тюремной диетой, мужик. Да уж… Под мышку его не засунуть и насильно на волю не унести. Насильно оно вообще никого спасти невозможно – хоть лоб себе расшиби в усердии: если человек решил страдать, то все мотивирующие силы вселенной бессильны…

- Ну и чёрт с тобой! – психанула Кира и пнула по клетке ногой. – Сиди, болван! Не хочешь на свободу – не надо, дело хозяйское! – и сердито зашагала вниз по ступенькам.

- Матушка! – застонал купец ей вослед. – Благодетельница! Ты уж не забудь словечко за меня на кухне замолвить!..

Благодетельница ответом его не удостоила. Кипя раздражением на трусость такого важного в Вышеграде мужа, неудавшаяся освободительница томящихся в неволе размашисто замаршировала по круговой дорожке. Вон, за изгибом холма уже и аллейка с фонарями показалась, по которой она сюда пришла… А окрестностей – да! – она, действительно, по пути к порубу не рассмотрела без лунного света: и этих выстриженных из кустов зверообразных фигур, и серебрящихся струй фонтана, и чугунных, узорчатых скамеек, и этого огромного, прямо-таки монументального, столба, опутанного тяжелым железом цепи…

Кира будто споткнулась на ровном месте. Остановилась, боязливо попятившись… Кто его знает, это чудище… Может, с тех пор, как оно её в ту сторону пропустило, настроение у него изменилось? А, может, оно спало тогда? А, может, сейчас проголодалось?.. Пойти, что ль, холм кругом обойти, да с другой стороны к аллейке подобраться?

Любительница парковых достопримечательностей вгляделась подозрительно в залитые белым светом силуэты…

Чёртов садовник! Понастриг из кустов всяких диковинных фигур – каждая ночью может чудищем помститься… Какая же из них? Та, должно быть, что первая шевельнётся… зарычит и… прыгнет? Ой, мамочки…

Тихий звук звякнувшего железа заставил её вздрогнуть и снова попятиться, пока… не коснулся её под коленками холод металла.

Кира обмерла, плюхнулась на подвернувшуюся ей под ноги садовую скамейку и заголосила:

- Я не за цветком! Не за цветком я! Сто лет он мне не сдался! Я тут просто гуляю, смотрю! Слышишь меня?

Вцепившись в чугунный подлокотник скамейки пальцами, она со страхом озиралась вокруг – ни один из стриженых кустов и не думал шевелиться. Зато шевельнулась тень у столба.

- Уваж…аемый, - дрогнувшим голосом проговорила туристка, таращась в темноту с таким усердием, чуть глаза не лопались. – Не знаю, как к вам обращаться… Вы уж пропустите меня, пожалуйства, обратно! Я, правда, ни на что не покушаюсь и… Вот! – она воздела над головой руки. – У меня ничего нет! Я могу пройти? Ай! – взвизгнула она и поджала ноги на скамейку так стремительно, будто ей двадцать пять лет, и колени её вполне могут позволить себе столь стремительные манёвры.

Тень у столба снова колыхнулась и потянулась вверх…

Как-будто… Как-будто человеческий силуэт? Сидел, скрючившись у столба, опираясь на него спиной, а теперь… Теперь поднимается на ноги…

- Кира? – проговорило чудище устало и немного удивлённо. – Перестань ужо верещать. И так голова трещит от превращений…

Сердце замерло. Рухнуло куда-то в живот, а потом забилось заполошно в горле.

Кира сползла со скамьи и медленно пошла к столбу, боясь поверить.

Он стоял, слегка покачиваясь, держась одной рукой за столб. Другой он придерживал слишком тяжёлую и толстую для человека цепь, оттягивающую шею вниз за огромный, словно хомут, железный ошейник.

- Медведь… - произнесла она срывающимся голосом прежде, чем рассмотрела знакомые черты лица, искажённые чёрно-белыми бликами лунного освещения. – Ты… Как это? Чего здесь? Ты, что ли, будешь чудище трёхголовое?

- Отчего ж трёхголовое? – он поморщился и подтянул цепь повыше. Она звякнула холодно и зловеще. – А то, что чудище… Ты ведь ведаешь о моей беде. Почто спрашиваешь?

- Ну, - недоумённо развела руками Кира, - может, я чего пропустила за время отсутствия, но… Разве медведь и чудище – это одно и то же?

Собеседник неловко повёл плечом:

- У страха глаза велики. А у сказочников языки длинны.

- Это да… - машинально согласилась Кира, глядя на него, как заворожённая.

- Но не это чудно, - продолжил расколдованный стражник. – Чудно, что отчего-то вдруг, ни с того ни с сего снизошло на меня ныне прежнее обличье, – он с трудом повернул голову в оковах, пытаясь разглядеть кого-то в тени холма. – Ты с ней разве? Тогда где же она? Я и звериным взором её не углядел, а человечьим уж и подавно… Как же перекинулся? Как это вышло? – в голосе его ещё слабом и слегка хриплом после мучений трансформации явственно зазвучало настороженное беспокойство.

- А? С ней? Нет, что ты! Её здесь нет. То есть именно здесь, в парке нет, она во дворце сейчас отплясывает. Со своим разлюбезным принцем, - добавила Кира с мстительным удовольствием.

- Выходит, - сделал вывод оборотень, - мне уже нет нужды видеть её воочию. – Достаточно присутствовать неподалёку… - она тяжело сполз по столбу на землю и сел, устало обхватив голову руками. – Стал быть, и обратно я могу перекинуться внезапно, никак не опасёшься…

Кира прикусила губу и подняла глаза к луне. Небесное светило по-прежнему горело ярче всех колбасковских фонарей, но чёрные подвижные облачка, кляксами переползающие по небу, угрожали отключить её в любой момент.

- Нет, - сказала она и ухватилась за его ошейник обеими руками, - не перекинешься. Заклятие с тебя снято окончательно. И вовсе не потому, что она здесь…

Кира спокойно стащила огромный, медвежий ошейник через голову человека, бросила его в траву и решительно отряхнула руки.

- Никто тебя здесь в человечьем обличье не видел?

- Не было сего…

- Ну и отлично! Вставай! – она потянула стража за руку, вынуждая подняться на ноги. – Здесь на празднике столько народу сейчас – челядь уж точно никто не считает и не переписывает. Пошли, провожу тебя на кухню. Подкрепишься и вперёд! – вали в свой распрекрасный Мокроград!.. Как ты вообще на цепи оказался? Вот же, блин, угораздило!

Медведь потёр освобождённую шею:

- Обыкновенно, - не очень охотно сообщил он. – Попался в медвежью яму. Ну а дале, сама ведаешь, как бывает…

- Вообще-то, - фыркнула Кира, - не ведаю. Но, в целом, догадываюсь.

Выбравшись на краснопесочковую дорожку, она сложила ладони рупором и прокричала в сторону узилища:

- Порфирий Никанорыч, друг любезный! Может, передумаешь насчёт побега? Чудище я обезвредила путём усекновения всех его огнедышащих глав!

Темнота помолчала в недоумении, потом всё же отреагировала:

- Потешаешься надо мной, коварная злободейка? – буркнул купец сердито. – Нешто заслужил я сие за свои благодеяния? Приютил, накормил, напоил, пожалел бесприютность твою старушечью – и вот те на! Кушай таперича, Порфирий Никанорыч, свою благодарность с хреном, не обляпайся!..

- Да не пойдёт он, - Медведь потянулся, заново обвыкая к человеческому телу. – Я уж сколько ему пенял на сиденье его пустое. А он токмо крестится да глаза закатывает. Я и отстал…

Кира плюнула в сердцах и махнула сердито рукой:

- Вот дубина стоеросовая! Ну и бес с тобой!

Она развернулась и быстро зашагала в сторону кленовой аллеи, прислушиваясь к шороху нагов у себя за спиной.

Медведь нагнал её и пошёл рядом:

- Ты, навроде, оговорилась, будто бремя колдовское снято с меня насовсем… Или ослышался я?

Кира глянула на него исподлобья:

- Не ослышался, не боись.

Он резко остановился, перехватил её за локти, развернул к себе и уставился выжидательно, напряжённо, боясь поверить… Молча.

- Ну… - Кира смутилась. – Встретили мы Бригитту. Попросили за тебя. Она не отказала, как видишь. С чем и поздравляю…

Страж шумно перевёл дух, разжал пальцы на предплечьях старухи:

- Неужто… - пробормотал он глухо. – Слава богу… Как мне отблагодарить её?

- Кого? – Кира потёрла онемевшие от его стальной хватки руки. – Бригитту?

- Да нет же! Чем простой стражник может порадеть всемогущей колдунье? Я не о ней, о Габрусе! Ведь это её ангельское заступничество снова вернуло меня к жизни?

- Э… - растерялась Кира.

- Я знал! Я верил, что её нежная, чистая, добрейшая душа не сможет остаться глухой к чужим страданиям!

- С чего ты, интересно, взял, что заступничество было именно её?

Мечтательное, размягчённое выражение нехотя сползло с его лица:

- Прости, Кира, - он взял её руки в свои и быстро пожал, - вы ведь вместе были. Само собой, я вам обеим благодарен… Так как её увидеть?