--------------------
Кира с ненавистью уставилась на кривое персиковое дерево. Оно было подрезано садовником столь своеобразно, что спутать его с каким-то другим не представлялось возможным. Особенно, если пробегаешь мимо уже в пятый раз.
Тяжело дыша от бесплодных и беспорядочных метаний в кольце каменных стен султанского сада, незадачливая беглянка в отчаянии влупила по стволу кулаком. И тихонько заскулила – более от бессильной злости, чем от боли в руке. Неужели всё зря? Неужели удача благоволила их предприятию только наполовину? И какой смысл в этой половинчатости, если вырваться за пределы сада, благоухающего садовыми розами и солью близкого моря, нет никакой возможности?!
- Зарема! – воззвала Кира к своей отставшей подруге, которая задыхаясь и держась за бок подковыляла, наконец, к злополучному персику. – Ну воспользуйся уже что ли даром своим! Блин, что ты всё жмёшься? Лимит у тебя на него?
- Фухх… ух… ых… - пропыхтела персиянка, плюхаясь задом на шёлковую мураву и силясь восстановить дыхание.
- Ну посмотри! – молила Кира. – Глазом своим всевидящим! А вдруг узришь выход?
- Что… я… сейчас…м…могу? – выговорила с трудом ясновидящая. – Нужен… настрой…
- А, чёрт! – Кира с тревогой огляделась. – Ну попробуй… Ну отдышись! Давай быстренько успокоимся… Слышишь? Давай сосредоточимся… быстренько…
- Повремени маленько… - пробубнила Зарема. – Ещё чуточку… Я попытаюсь.
Дрожащими пальцами она заправила за уши мокрые от пота пряди, попыталась сесть прямо… придать разгорячённому лицу медитативное выражение… устремила остановившийся взор вглубь себя…
- Ну? – подпрыгивала вокруг неё в нетерпении спутница. – Ну что? Что там? Получается? Видишь что-нибудь?
- Вижу… - прошептала побелевшими губами Зарема.
Глаза её округлились от ужаса и уголки губ поползли вниз, искривляясь страдальчески…
Кира замерла. Её заполошно стучащее сердце споткнулось и оборвалось в пятки.
- Что? – выдавила она из себя немеющими губами.
- Стражу, - ответила Зарема и вытянула дрожащий палец Кире за плечо.
Ох, как же не хотелось беглой наложнице оборачиваться! И видеть, как за её спиной неспешно, но неотвратимо вырастают силуэты солдат дворцовой стражи. Они негромко переговаривались, пересмеивались, никуда не торопясь – они знали, что две дурные девки, вдруг отчего-то вздумавшие носиться по саду, словно бешеной лисой покусанные, никуда не денутся: бесконечно бегать по кругу всё равно невозможно, да и незачем, не на третьем, так на двадцать третьем вираже свалятся – хоть лопатой их тогда грузи.
Одну из них, кстати, грузить уже можно – силы девку совсем оставили. До сей поры Зарема марафонов, должно быть, не бегала – это был первый в её жизни. И, по всему видать, последний. Сил и благородных кровей ей хватило теперь только на то, чтобы с достоинством подняться и величественно вскинуть голову навстречу своим палачам.
В Кире царственной крови не содержалось даже в гомеопатических дозах. Величественно принимать поражение она не была склонна и сдаваться не умела. Подпрыгнув, как подстрелянный заяц, она дёрнулась прочь. И врезалась в персик, заверещав совершенно не эстетично. Внезапная встреча с деревом обернулась стремительным падением в клумбу. Пострадали дюжина томных лилий и Кирины коленки.
Солдатня развеселилась, развлечённая забавным зрелищем, а после вздёрнула незадачливую невольницу за шкирку на ноги. Шнуровка парчового лифа не выдержала подобной бесцеремонности и с треском лопнула, превратив соблазнительный наряд одалиски в ещё более откровенный.
Впрочем, Киру это не смутило. И не только по причине отсутствия нежной девичей стыдливости. Её отвлек и вверг в оцепенение знакомый голос: приятный, благородный баритон показался шипением гремучей змеи:
- Ну что, - вопросил визирь с убийственным радушием, - набегалась, хабиби? Не пора ли отдохнуть твоим резвым ножкам и дурной головушке?
Кира перестала дышать. И дураку понятно, о каком именно отдыхе свистел этот злобный дядька.
-Сейчас-сейчас… - ласково пообещал дядька, склоняясь к Кириному уху. – Я уж тебе поспособствую, не сомневайся. Так уж ты меня сегодня выручила, хабиби – вовек не забуду… Эй! – крикнул он страже. – Зажгите огня, остолопы! Темно, как у ишака в заднице…
Новый порыв предгрозового ветра шумнул по макушкам деревьев, они отозвались дружным и шумным рукоплесканием. Вдалеке блеснула зарница. У стражников в руках замерцали, разгораясь, масляные светильники.
Заложив руки за спину, визирь показушно обтёк Киру по широкой дуге и пошёл во главе процессии, сразу за солдатом с фонарём. Пойманную беглянку подпихнули в спину, и она вяло поплелась, в окружении конвоя, навстречу трагической развязке.
«А разве так может быть? Разве бывает в сказке трагический конец? – Кира оглянулась назад, на гордую Зарему, вышагивающую, будто на параде. – Бывает?»
Вспомнить никак не получалось. Все сказки повылетали из головы. Как же там… Где эта, как её… Которая потом… Ох, ну знала же всегда…
Процессия прошла сквозь гулкую арку. Сапоги стражников протопали, рождая эхо, по мощёному двору-колодцу. Остановились. О чём-то перетёрли со встречной группой, подсвечивающей себе путь парой факелов. Передали пленниц под их сопровождение.
Киру втолкнули в низкую дверцу. В спину ей ткнулась Зарема. Девушки ойкнули и огляделись: в каменном помещении с низкими сводами мерцал трепещущий огонёк масляной лампадки. Он бросал тёплые костряные всполохи на камни стен и раскачивал чёрные тени находящихся здесь людей: двух растрёпанных девиц, визиря с сопровождением, плешивого широкомордого мужика, похожего на барбоса, ещё двоих стражников, полирующих на лавке свои ятаганы и немедленно вскочивших при виде высокого гостя…
Высокий гость кинул на стол к светильнику кожаный кошелёк. Огонёк затрепетал, заметался, тени на стенах покорёжились, изломались…
- Сделай так, почтенный, - царедворец поджал губы и процедил с нескрывамой злобой, - чтобы смерть этих мерзавок не была быстрой. Я знаю, ты умеешь, ибо слывёшь великим искусником в своём ремесле, Исмаил ибн Абульфади.
Барбос молча поклонился. И, не удостоив приговорённых взглядом, нахлобучил на квадратную голову колпак палача.
Направляясь к распахнутой перед ним двери, визирь остановился на секунду и посмотрел на Киру мёртвым взором замороженной трески:
- Весело провести тебе свою последнюю ночь, хабиби, - со вкусом пожелал он и, удостоив её напоследок змеиной усмешки, шагнул через порог.
Сосотящий при палаче караул подтянул пояса, зевнул, почесался и, подхватив составленные в угол пики, направился к трясущимся от страха девицам. Палач мотнул подчинённым спрятанной в колпаке головой и, сняв со стены блестящий, начищенный топор, нырнул в неприметную боковую дверцу. Лениво перехватив пики наперевес, стража принялась энергично подпихивать конвоируемых в том же направлении.
- Зарема… - прошептала Кира в растерянности. – Это всё что ли? В самом деле - всё?
Она только сейчас поняла, что до последнего ждала и надеялась на спасение: что-то вмешается, что-то изменится, судьба непременно кинет если не спасательный круг, то уж соломинку – наверняка!..
Зарема не ответила. Она брела с закрытыми глазами, бледная и прекрасная. Губы её шевелились - то ли молитву читали, то ли проклинали причастных к происходящему.
Девушек долго вели по коридорам и переходам. Время от времени они выныривали из них в каменные дворы, где жадно глотали ночной предгрозовой воздух, а после вновь погружались в лабиринты дворца.
Чу! Свет факела впереди.
Пляшущие рыжие отблески на колпаке палача.
Сырой, стылый дух погреба.
Чёрная, посечённая плаха.
Желобки в каменной полу. Для стока. Крови…
«Что это? Дурной сон?»
Ноги вдруг стали ватными – ослабели, подогнулись. Стражники едва успели подхватить несчастную под локти. Голова Киры безвольно мотнулась.
- Давай быстрее! Девка ужо сомлела от страха, - буркнул один из стражей. – Как бы вовсе не окочурилась…
Киру торопливо поволокли через пыточную. Замешкались у выхода, протискиваясь в него сам-третей. Осторожно усадили на прохладную траву…
- Эй, ты как? - её потрясли за плечи. – Поглянь-ка, очумела совсем.
В небе пыхнула беззвучная зарница, осветив каменную стену, башню с узкой дверцей, чёрный силуэт Заремы и склонившихся над Кирой стражников.
Несчастная жертва кровожадного султана подняла глаза к искрящемуся электричеством небу и вздрогнула: небо закрыл колпак палача. Его носитель, буд-то что-то вспомнив, вскинул руку, стянул устрашающий убор и присел перед Кирой на корточки, явив чёрный силуэт всклокоченной головы.
- Сможешь идти? – спросил он обеспокоенно. – Нам нельзя здесь долго задерживаться.
Услышав этот голос, Кира задохнулась. А когда вновь смогла дышать, обнаружила, что тяжкий камень страха и тревог, придавивший её к земле, вдруг стёк с плечей прохладной талой водой. Потому что ОН пришёл. ОН пришёл за ней. И спас её. А это значит… Что это значит?
- Кира, слышишь меня? Ох, сердешная, что ж тебе пришлось пережить… Встанем? Я помогу тебе, давай руку…
Она с готовностью вцепилась в его горячие пальцы, выпрямилась легко и свободно. И тут же качнулась к нему, уткнувшись носом в плечо. Прижалась всем телом, впитывая его тепло и силу.
- Ты приехал за мной?
Он приобнял её за плечи, погладил по голове, жалея:
- Конечно за тобой, горемыка. Какого ляда мне в этом дворце понадобилось бы окромя того?
- Ох, Медведь… - всхлипнула спасённая.
- Ну будя, будя… - он ласково похлопал её по спине. – Опосля всё… Надо торопиться, - он сдёрнул с себя плащ, накинул на дрожащие плечи Киры. – На-ко, прикройся. Уж больно одёжа срамная…
Беглая одалиска послушно стянула ткань плаща на полуобнажённой груди и с готовностью, всё более ускоряя шаг, потрусила за своим спасителем. Позади шуршали мелкими камешками тропы один из псевдостражников и молчаливая, не задающая глупых вопросов Зарема.
Когда тропа, изогнувшись, нырнула вниз, зовя за собой к глухо ворочающемуся внизу морю, Кира обернулась. Беспрестанно вспыхивающие зарницы осветили белокаменные стены и башни дворца, столь же великолепного снаружи, сколь беспощадного в сути своей.