Глава 66

Большое венецианское зеркало отражало ковры, подушки, резной столик эбенового дерева, фрукты на нём и высокие окна за ним: лёгкий морской бриз развевал невесомую паутинку занавесей, смягчая раскалённый полдень Джаханы.

А ещё оно отражало гибкую фигуру в кобальтовом шёлке шаровар с высокими разрезами по бокам и в коротком топе, открывающем более, нежели прячущем. Густые блестящие волосы заплетены в уложенные на грудь косы. На плечи спускается прозрачный, золотистый покров, удерживаемый на голове серебряным обручем с самоцветами…

Кира вгляделась в своё отражение: ну ни дать, ни взять – прекрасная пери из арабских сказок! Но это если смотреть издалека. А если поближе подойти, сразу станет заметно и бледное, напряжённое лицо, и плотно сжатые губы, и злые, потемневшие глаза. Её хозяин всё это прекрасно рассмотрел и оценил, скривившись. Поэтому перед смотринами, от греха подальше, вновь замкнул на её запястьях тяжёлые браслеты с цепочкой.

Вот тебе и пери. В кандалах…

И всё же… Кира медленно обернулась вокруг себя, склонилась к зеркалу… Как странно… За время своих мытарств она почти забыла о том, как выглядит, о том, что может быть очень красива; а за время страданий в тенетах неразделённой любви – о том, что может быть соблазнительна и желанна.

«Если бы он увидел меня сейчас… увидел такой… - подумала она, и лицо её невольно оттаяло, губы приоткрылись, а глаза потеплели. – Неужели он по-прежнему остался бы ко мне так обидно равнодушен? Ну хорошо, ладно, не любовь, но хотя бы желание я смогла бы у него вызвать?»

«Ах, зачем, боже мой? – возразила самой себе. – Чтобы страдать потом обоим? Мне оттого, что напилась, но жажды не утолила, а ему потому, что согрешил, поддавшись порыву, и погубил «невинную» девицу…»

«Ну и пусть! – тряхнула она головой, и подвески на обруче звякнули, закачавшись. – Гори оно всё синим пламенем! А мне за счастье хотя бы рядом с тем огнём постоять, поживиться объедками той нежности, что питает он к Пепелюшке! Ох, до чего ж я докатилась…»

Она провела ладонями по щекам, задумчиво огладила косы, плоский, подтянутый живот, задержалась на расшитом металлическими бляшками поясе…

«Это ведь всё не для него, - подумала с тоской. – А для какого-то похотливого, пузатого сатира, которому сегодня меня продадут… И что? Тебя это смущает? Отчего же? Вспомни, хабиби: Шагеев ведь тоже почти шах, и наложниц у него было не меньше, и «покупал» он себе кого хотел… С той лишь разницей, что ты сама себя ему сторговала, без посредников. И почитала эту сделку, кстати, за большую удачу! Совсем как эти овцы - Афифа с Ватфой. Чем ты от них отличаешься, а? И чего сейчас вдруг закипишевала, будто юная девственница?»

Сердито состроив своему отражению в зеркале гримасу, показав язык, оттопырив пальцами уши, Кира вдруг замерла… А что, если?..

Вдохновлённая наитием, повернулась боком, ссутулилась, выпятила живот… развернула носки туфель друг к другу, покосолапила… сдвинула обруч набекрень… нет, не так – нахлобучила на одну бровь – о! отлично! Теперь – туповато-бессмысленно выражение умственно отсталой, так… ещё бы хорошо струйку слюны из угла рта пустить…

- Ты не устаёшь меня удивлять, хабиби!

Кира вскинулась от неожиданности и чуть не подавилась слюной, накапливаемой во рту для эксперемента.

Отражение Асафа обозначилось в зеркале, будто материализовалось из комнатной пыли. Он приблизился, неслышно ступая по коврам и остановился за её спиной, почти касаяся грудью напряжённых лопаток рабыни.

- Вижу, готовишься блистать. Измаялась, наверное, придумывая, как больше понравиться покупателям и, тем самым, уважить и отблагодарить меня, твоего благодетеля…

Пленница сглотнула непригодившуюся слюну:

- Отблагодарить? – фыркнула она. – За что? – перестав кривляться, она позволила своему телу занять привычное положение в пространстве.

- Ну… - закатил глаза агарянин, имитируя раздумья. – Например, за то, о цветок моего сердца, что не продал тебя в каменоломни Джидды. И даже не выставил на торги на Исфаханском базаре. Или, может быть, за то, что не сдал тебя в публичный дом, убоявшись хлопот и вложений. За то, что решил вознести тебя, неблагодарную, на высшую ступень в иерархии невольниц – пытаюсь пристроить в наложницы великолепного Шахрияра (да продлит Аллах его благие дни и украсит их великими свершениями!)

Кира тяжко, исподлобья, уставилась в глаза отражению Асафа:

- Благодарю тебя, о благодетель бесправных невольниц, – процедила она с ненавистью, - что не сдал меня в убыток себе в публичный дом, а решил навариться как следует! Не убоявшись хлопот…

Асаф расхохотался своим дурацким раскатистым смехом, а, просмеявшись, поднял руки и поправил перекособоченный обруч у неё на голове. Дотронулся до голых плеч рабыни и сжал их длинными смуглыми пальцами.

- Я догадываюсь, что вызывает твою ярость, - проговорил он, мерзко лыбясь. – Но не смущайся - любая на твоём месте желала бы того же: чтобы я оставил тебя себе, не так ли?

Озвученное хозяином откровение оказалось столь неожиданным, что Кира растерялась.

- Не сердись, хабиби, - он провёл пальцами по её рукам вниз, к браслетам наручников. – Поверь, подобная мысль посещала меня… И я был готов её рассмотреть, даже несмотря на твой вздорный нрав, но… - он на секунду замер, склонившись губами к самой её шее. – Но, знаешь ли, очень деньги нужны.

И он снова заржал, запрокинув голову.

Посчитав таким образом, что поставил заносчивую девку на место, высмеяв её нелепые притязания на его неотразимую персону, Асаф отлип от глупой невольницы и подхватил с фруктового столика персик.

- Али! – позвал он.

Бесшумно отворившись, дверь пропустила в глухую ковёрную тишину покоев незаменимого слугу.

- Упакуй товар и доставь его уважаемому Бухейту на Чахарбаг. Это… ну, ты знаешь, где он обычно останавливается.

Али поклонился и вновь скрылся в темноте дверной щели.

- Как?! – вскричала Кира, резко обернувшись к своему хозяину. – Мы не едем в Исфахан? – к такой скорой развязки она явно не была готова.

Асаф сверкнул белыми зубами в обезоруживающе-очаровательной, по его личному мнению, улыбке и впился ими в сочный персик.

- Ну да, - прочавкал он самодовольно. – Зря ты тут кривлялась перед зеркалом, готовясь отпугивать покупателей – не придётся им, хвала Аллаху, подвегнуться подобному испытанию… - Представляешь, хабиби, - он вздёрнул брови, демонстрируя восторженное удивление невероятным стечением обстоятельств, - пока я искал верблюдов и договаривался с ближайшим караваном, отправляющимся в любимый тобою Исфахан, добрые люди донесли мне чудесную весть: Бухейт собственной персоной здесь, в Джаханы! Само собой, я немедленно поспешил к нему. Добрейший кызляр-ага принял меня благосклонно, и, доверяя моему вкусу и слову купеческому, заплатил за тебя названную мною цену, не торгуясь! Даже без осмотра!

Асаф доел персик, зашвырнул косточку в окно и вытер липкую руку о дорогой шёлковый кафтан.

- Подозреваю, правда, - хмыкнул он, - что дело вовсе не в его беспечной доверчивости к моим, вне всякого сомнения, превосходным качествам. Дело, скорее всего, в том, что у него недобор в пятьдесят девушек, а рынки Исфахана он уже все выгреб… Поэтому и примчался в Джаханы, перехватывать товар прямо с кораблей. Не до осмотров ему с таким-то дефицитом - покупает сейчас всё, что движется…

Кира почувствовала наприятный холодок в животе:

- Зачем ему столько? – мысль о невероятных аппетитах благодетельного шаха богоспасаемого Эль-Муралы впервые заставила её задуматься.

- О! – нервно хмыкнул Асаф. – Тебе повезло, глупая дева - его мужская сила бесконечна, словно полноводный Евфрат! – заявил он не совсем уверенно.

- Ты что-то не договариваешь… - осенило Киру. – Так?

- Эээ…

Скрипнула дверь, впустив вернувшегося Али. Тот развернул притащенную с собой чёрную простыню с сетчатым окошком для глаз и накинул её на сторгованную рабыню.

- Маленькое привидение из Вазастана, - пробормотала Кира, посмотрев через сетку в зеркало, - жуткое, но симпатичное…

- Что? – не понял агарянин. – Жаль, хабиби, - скорбно сдвинул он брови, - не увидишь ты садов и дворцов славного Исфахана… Многое теряешь! Хотя… На что оно женщинам и мулам? Может, и не к чему им эти красоты, особенно если есть под бокомпахлава и прохладная купальня… А всё это вскоре будет у тебя, хабиби, радуйся! Верно я говорю?

- Верно, о мой господин! – отозвался Али. – Позволите отправляться?

- Отправляйся! – махнул рукой купец. – И не забудь взять расписку о сдаче-приёмке с писаря-учётчика! Пусть хоть он осмотрит её, подпишет, что видимых повреждений и уродств не наблюдается…

Загрузка...