Кисельные берега

Глава 86

-----------------------------------

Люди захихикали, будто заговорщики, приготовившие для своего приятеля весёлый сюрприз на день рождения.

- Девочка до сих пор не знает, где находится? – раздавались вокруг восторженно- недоумевающие смешки. – Неужели её многомудрые наставники так плохо преподавали бедняжке географию? Может, она просто до сих пор не поинтересовалась у приютивших её хозяев, как называется наша деревня?..

- Как? – уцепилась Кира за последнюю реплику. – Как называется ваша деревня? Я и в самом деле не спросила!

Кудрявый мужчина, что помог ей подняться, с досадой хлопнул себя ладонью по лбу.

- Я болван! – воскликнул он. – Совершенно не подумал об этом! Селение, о дева из Пашмира, в которое привела тебя благостная Бхавани, называется Меендасари.

Народ замер, ожидая реакции растерянной туристки.

Та полупала глазами, шмыгнула носом и по-прежнему в недоумении уставилась на опекающую её пару.

- Кхм, - вздёрнул брови кудрявый. – Ты ничего не слышала о Меендасари??

Что отвечать? Кира сглотнула противный ком в горле: скажешь «нет» - ещё накличешь обиду правоверных краеведов. Мало ли во что она в этом диком мире вылиться может…

- Признайся, дева, - кудрявый поскрёб в затылке, - ты, наверное… не из… Пашмира? И, может даже, вообще не из Страны Слонов?

- Я… никогда и не говорила, что из Пашмира, - уклончиво заметила самозванка. – Баларама… он… ну… он жрец в вашей деревне – знаете? Ещё этот… премудрый пандит и брахман… Короче, это он сам так решил. А я – нет! Я вообще не из этих мест! Я очень издалека. И ничего про вашу Меендасари не знаю!

Деревня уставилась на кудрявого в немом ожидании. Тот заметно смутился. Женщина с косами взяла его за руку и весело, совсем не обидно рассмеялась.

- О да! – проговорила она, ласково поглаживая мужчину по плечу. – Баларама – великий жрец и пандит – тот ещё гусь! Всё-то он знает лучше всех! Не так ли, дорогой?

- Не понимаю, - как-то очень знакомо нахохлился «дорогой», - что это вдруг за фантазии взбрели ему в голову…

Кира уставилась на кудрявого подозрительно:

- А вы, случаем, ему не сын? Или внук? Или брат?

Мужчина мотнул головой, словно стряхивая морок случайного сходства с вредным, ленивым, тщеславным и плешивым дядькой, женатым на злобной старой толстухе, и широко улыбнулся:

- Я, случаем, не брат и не сват Баларамы, милая. Я он сам и есть.

Народ загудел, вполголоса обсуждая то потрясение, которое в данный момент должна испытать чужестранка, ничего не знающая о Меендасари. И то, которое ещё предстоит испытать, когда вся полнота информации станет ей доступна.

- Со мной ты тоже знакома, - заметила миловидная пышечка с косами и прильнула к плечу кудрявого. – Меня зовут Каришма.

Оправдывая ожидания народа, Кира ошеломлённо попятилась. И чуть не опрокинулась, наступив на мягкое и лохматое. Мягкое и лохматое пронзительно завизжало и шарахнулось у неё из-под ног, оказавшись Сырником – живым и невредимым. Ну… теперь-то уж не то, чтобы совсем невредимым – лапу-то она ему, по всей видимости, отдавила.

- Сколько раз тебе говорить, чтоб не лез под ноги! – закричала Кира на собаку, преобразуя таким образом смятение в раздражение. – Вечно подкрадёшься сзади, усядешься за спиной – ну откуда мне, скажи, знать, что ты там?! Неужели настолько балбесина, что не можешь усвоить простую причинно-следственную связь, а? Сел сзади – приготовься к отдавленной лапе!.. Как всё это понимать? – повернулась она без перехода и без изменения интонации к самозванцам, прикидывающимся зачем-то Баларамой и Каришмой.

Ну что за бред, честное слово! Даже в сказке в подобное поверить затруднительно!

- Давай присядем, - миролюбиво предложила якобыкаришма и поправила за спиной объёмный плащ. – Ненадолго. Нам сегодня недосуг рассиживаться.

Взяв Киру за руки, она усадила её на ступеньку перед входом в храм, опустилась рядышком и задумчиво прикусила нижнюю губку, отчего ямочки на щеках обозначились отчётливей.

- Видишь ли, девочка, сегодня то самое единственное полнолуние – первое после окончания сезона дождей – которое жители Меендасари ждут с превеликим нетерпением и замиранием сердца целый год. Ждут и боятся. Потому что сердце замирает в нашей груди не только от восторга и предвкушения чуда, но и от тоски и ожидания боли…

Та, что называла себя Каришмой, замолчала и уставилась на собеседницу, словно ожидая от неё чего-то. Ответной поощрительной реакции? риторического вопроса? потрясённого восклицания?

- Можно, - поинтересовалась Кира, прерывая затянувшуюся паузу, - я не буду после каждой сентенции озвучивать наводящий вопрос? Пока мне ничего не понятно и спросить по существу нечего. Так что продолжайте, уважаемая, я вас не перебиваю.

- Ты, чужестранка, должно быть, желаешь узнать, - рассказчица решила подсказать несознательной слушательнице правильную схему беседы, - о каком чуде я веду речь?

- Ты, поселянка, - в тон ей заметила чужестранка, - невероятно проницательная особа.

- А ещё о том, чего именно боимся мы в знаменательную ночь превращений?

- Именно!

- Я расскажу тебе, - снисходительно покивала пышечка и вновь замолчала, оглядываясь.

- Ну?! – не выдержала Кира.

- Вот только светильники зажгу на алтаре и заправлю курильницы… - она озабоченно привстала со ступенек, собираясь немедленно выполнить свою угрозу, но Кира сердито дёрнула её за руку назад, шмякнув круглой попой о деревянный настил.

- После! – велела она отрывисто. – После зажжёшь и заправишь. Ты же сама хотела быстро рассказать, ибо недосуг. Чего время тянешь? Впрочем, - гостья хлебосольного Меендасари обмотала скрученный платок вокруг ладони и размотала его обратно, - я, кажется, и так догадываюсь: всему кривому старичью вашего дивного местечка это полнолуние на одну ночь в году дарит молодость, силу и красоту? Так?

- О! – восхитилась догадливостью гостьи Каришма и всплеснула руками. – Но как ты догадалась?

Кира решила не тратить время на объяснение процесса сопоставления очевидного с очевидным, только вздохнула:

- Просто я чёртов гений… Ладно, ребята, - ухмыльнулась она и покачала головой, - это и в самом деле прикольное свойство – возвращать себе молодость, хоть и всего на одну ночь в году, но… Мне всё же непонятно, почему – если вы в самом деле Баларама и Каришма – вы ведь в самом деле они?.. Почему вы изменились не только внешне? А куда подевалась ваша, извиняюсь, гнусная сущность? Её-то вы куда спрятали? Где склочность, злоба, корыстолюбие старухи? Где напыщенная глупость и тщеславие дуралея-брахмана?.. Э-э… - она осеклась, - вы уж простите, может, я слишком… резко…

Каришма поникла головой, ссутулилась и прижала ладони к щекам. Чёрные косы стекли вдоль щёк, скрыв от зевак страдальчески искривлённые губы.

- В этом всё дело, - услышала Кира и перевела взгляд на присевшего перед ней на корточки парня, называющего себя Баларамой. – В этом всё дело, чужестранка. Полнолуние раз в году не просто возвращает нам молодое тело. Оно возвращает нам нас самих, понимаешь?.. Ну как тебе объяснить… - он запустил пятерню в густые кудри и подёргал их на макушке, стимулируя мыслительную деятельность. – Уже младенцами приходят люди в эту жизнь с предопределёнными свойствами натуры, склонностями и собственным рисунком кармы. Потом мы растём, взрослеем, усугубляя то, что получили в приданое. Потом стареем, обиженные на жизнь, потрёпанные пороками и страстями, пестуем свою зависть и нетерпение, пустословим и праздномыслим; стремимся к пустым, ненужным нам целям и предъявляем бесконечные претензии ко всему: к погоде, соседям, детям, родителям, градоначальникам и царям, к богам и людям. Мы становимся теми, кого ты видела в доме жреца храма Бхавани из Меендасари, чужестранка… И это мы настоящие. Обычные люди – такие же, как повсюду на земле.

Он посмотрел на Киру исподлобья, между широких бровей пролегла глубокая складка тягостных раздумий:

- Только на одну ночь в году и только тем, кто живёт здесь, на благословенной земле нашего селения, дарована возможность побыть тем, кем он мог бы быть, если бы не стал тем, кем неизбежно должен был стать.

- Чего? – захлопала глазами просвещаемая.

- Эта версия брахмана Баларамы – одна из его нереализованных возможностей, - постарался объяснить жрец. – Но нереализованная она не потому, что он чего-то не сделал или упустил, или когда-либо повёл себя неверно – вовсе нет! Сожаления об ошибках здесь напрасны. Как бы он не построил свою жизнь, никогда не смог бы достичь того образа, который был задуман для него великодушной Бхавани. Это… как нерождённый ребёнок! Который мог бы стать самым лучшим из всего потомства, но не станет. Потому что не родился. Потому что даже не был зачат! Понимаешь?

- Это трудно понять, - проговорила Кира, внимательно глядя на собеседника.

- Да, - сказал он просто, - это легче почувствовать.

Чужестранка задумалась, хмуря лоб. Почувствовать… Почувствовать что? Что ты – это не только ты, тот знакомый, с которым живёшь всю жизнь, знаешь вдоль и поперёк и, словно истеричный родитель, то избыточно нежишь и раскармливаешь, то садистки мучаешь, пытаясь слепить из глины марсоход. Либо… наоборот, забиваешь микроскопом гвозди… Такой, как есть, изуродованный временем, судьбой и ложными смыслами. Но, оказывается, не только такой: есть другая версия тебя – изначальная. В соответствии с ней ты был задуман таким, каким никогда бы не смог стать. Почему? Не в человеческой природе? И кто в этом виноват? Обстоятельства? Бытие? Или сознание? И какой версией себя была бы Кира?

Молчаливая Каришма неслышно поднялась со своего места и отправилась затепливать лампадки перед позолоченными изображениями Бхавани. Её жёсткий плащ мазнул по голому плечу Киры.

Мерцающие огоньки сделали сумерки ещё более ощутимыми, сгустили их, превращая в ночь.Над макушками деревьев всплывала огромная оранжевая луна.

- Ты не сказал, чего вы боитесь в ожидании этой ночи?

- Боимся посмотреть на себя со стороны. И вновь испытать ужас, стыд и бессилие. Бессилие от невозможности что-либо изменить.

- Почему же невозможности? Разве взгляд со стороны не смотивирует вас тех, обычных? Ведь до завтра вы не заспите свои сегодняшние ощущения? Проснётесь и захотите стать лучше…

- Это не так просто, как кажется, - горько усмехнулся брахман. - Впрочем, ты сама сможешь это проверить.

- Проверить? Каким образом?

- Ты же в Меендасари сегодня, дева. Значит и тебе дарована, как и всем нам, ночь полнолуния.

Баларама поднялся на ноги и подал Кире руку. Словно под гипнозом, не сводя с него глаз, она последовала примеру жреца. Духовному лидеру подали золотой посох с крыльями, тот самый, что вручил ему накануне знакового дня панчаят. Брахман почтительно принял его, ободряюще кивнул гостье и повернулся к ней спиной, лицом – к народу.

- Все ли готовы? – спросил он негромко и просто. – Бхавани дарит нам эту ночь блаженного полёта, мы облагодетельствованы ею более всех на земле. Но за это она берёт с нас тяжкую плату сожалениями о несбывшемся. Не стоит сегодня проливать об этом слёзы, жители Меендасари. Насладитесь божественным даром, а похмелье пусть приходит завтра!

Плащ за его спиной шевельнулся… дёрнулся… мгновенно и шумно распустился в огромные кожистые крылья, взмывшие над головой безумным видением.

Дрожа, словно в лихорадке, Кира таращилась круглыми от невообразимости открывшегося ей зрелища глазами на то, как один за другим псевдоплащи распускались за спинами людей на предхрамовой площади. Вот… тот, с краю… уже забил крылами, взметая просохший сор с ещё влажной земли, его ноги повисли в воздухе, лицо запрокинулось к небесам… Он поднимался всё выше над головами собратьев, пока судорожные взмахи не увенчались одним плавным размашистым движением – человек взлетел навстречу луне, паря по-орлиному, закладывая всё более длинные круги над храмом…

Гудя взбиваемым воздухом, люди ринулись ввысь, в безоблачное небо, подсвеченное фонарём луны. Они взлетали по-одиночке и группами, беспорядочно и внезапно, как вспугнутая стая голубей в парке, пока на площади не осталось никого. Никого, кроме чужестранки с собакой и приютившей её пары.

- Ты с нами? – спросила Каришма, разворачивая за спиной то, что Кира принимала за плащ.

Заметив её обалдевшее лицо, чернокосая рассмеялась:

- Попробуй, ну же! У тебя получится!

- Я?

Кира пошевелила лопатками и, внутренне замирая от щекочущее-восторженного ужаса, почувствовала, как откликнулись они внезапно и с готовностью мощным движением – непривычным и чужеродным.

- Боже мой… - прошептала она, косясь за спину.

За спиной неуверенно трепетали полусложенные, неразомкнутые, тяжёлые крылья.

- Я смогу? Правда? Как же это… делается-то?..

Баларама с Каришмой подсмеивались над неофитом, подбадривали и засыпали советами, пока она привыкала к своей новой, неожиданно обретённой части тела. Пока пыталась рассмотреть её, кружась вокруг себя, как пёс за хвостом, пока училась расправлять крылья, уверенными взмахами вздёргивая себя в воздух, повизгивая при этом от совсем детского восторга, пока с горящими глазами кидалась обниматься со своими покровителями… Или друзьями?

«Друзьями! Друзьями! – звенело в голове. – Конечно же, друзьями! Какая удивительная, какая чудесная, волшебная, потрясающая сказка! Как невероятна и замечательна жизнь! И луна! И небо, которое зовёт и манит к себе – такое глубокое, такое родное… Я счастлива! Я влюблена! Я умею летать! Я наполнена жизнью по самые уши!»

Она поднималась над храмом всё выше и выше – над маленькой, неказистой, но милой и трогательной избушкой с мерцающими светляками зажжённых лампад… Ограда, увитая лианами, пальмовые крыши деревенских домов… Кира развернулась навстречу огромному апельсину луны и рассмеялась - легко, счастливо. Радость, бурлящая внутри, словно шампанское, искрилась, щекотала, пьянила.

«Вот оно! – плясали в голове ликующие мысли. – Я познала дзен! Я постигла смысл жизни – он в полёте! Да-да-да! Больше ни в чём! Господи, милостивая Бхавани, как просто! Как же всё просто! Небо и крылья! Крылья и небо! И… Сырник! – она опустила глаза вниз. – Как же с ним?.. Ну о чём ты, дурочка? Какие могут быть вопросы, какие сложности в такую ночь?! Ведь всё легко! Легко и воздушно!»

- Сырник! – позвала она звонко и рассмеялась простоте решения. – Ко мне!

Снизу раздался заливистый лай, что-то метнулось над храмовой площадью, подобно большой, неуклюжей птице и, неуверенно набирая высоту, пронеслось перед ней, мотыляя розовым языком и беспорядочно хлопоча шерстяными крылышками.

Последними поднялись в воздух брахман Баларама и жена его Каришма из Меендасари. Нагнав уже вовсю резвящуюся в воздухе Киру, они полетели вместе в сторону обточенных морем скал, откуда не так давно явилась в деревню и попросила помощи жалкая голодная оборванка с бело-рыжим псом.

Теперь она летела над тёплым ночным морем, сверкающим под полной яркой луной, захлёбываясь упругим встречным воздухом и казалось ей, что и море, и скалы, и весь маленький подлунный мир лежит сейчас в её ладонях. Как трогательный тёплый шарик новорождённого котёнка. И нет в нём более ничего страшного – ни опасностей, ни угроз, ни страданий. В нём есть безграничное счастье и восторг бытия.

«Как глупо я жила раньше, - подумала она со стыдом и недоумением. – Неужели я этого не видела и не понимала? Это же так очевидно… Я обязательно всё изменю! Я стану совсем другой! Ни за что не забуду о своём решении завтра!»

«Великая и всеблагая Бхавани, - истово воззвала Кира к богине, подарившей ей полёт и прозрение. – Благодарю тебя! Ты самая лучшая из всех экзистенциальных сущностей, признанных человеком! Нельзя ли сделать так, чтобы полёт этот длился вечность, а? Прошу! Что тебе стоит!..»

Парящая рядом в струях воздушный течений Каришма махнула Кире рукой, привлекая её внимание, и указала вниз: по сверкающей глади моря медленно скользила тёмная тень корабля.

Сердце у летучей девы отчего-то ёкнуло. Она заложила круг и принялась спускаться по спирали к маленькой букашке, надеясь и одновременно боясь опознать: знакомый рисунок на парусах и деревянную голову дракона, задранную над корабельным носом…

- Значит, нельзя… - сказала она вслух.

Кира помахала приблизившейся к ней паре и крикнула:

- Я остаюсь здесь! Этот корабль – тот самый, на котором я прибыла в ваши земли. Прощайте, друзья!

Баларама кивнул головой и улыбнулся:

- Счастливого тебе возвращения домой, Кира!

Он впервые назвал её по имени. Может быть, поэтому девушке показалось, что простое пожелание содержит в себе нечто знаковое – может… и впрямь этот корабль возьмёт, наконец, правильный курс? Бригитта сочтёт миссию выполненной и позволит Кире вернуться в свой мир? Может быть. Только… Теперь она уже совсем не уверена, хочет ли этого по-прежнему…

Последний раз взмахнув крыльями, летунья опустилась на палубу. Следом за ней плюхнулся Сырник, взвизгнув при падении. Он тут же вскочил на лапы, энергично отряхнулся и, закинув голову за спину, с остервенением попытался выгрызть блоху в крыле.

Стоявший на руле матрос – суровый морской волк, дебошир и забияка, не гнушающийся в портовых трактирах лихой поножовщины, жестокий и мутный тип – бросил штурвал и попятился, выпучивая глаза, пока не осел на доски палубы без чувств, подобно нежной аристократке.

-------------------------------

- Пхмм, - задумчиво пыхнул кальяном богоподобный султан богоспасаемого Эль-Муралы. – Так это и есть Земля Крылатых? Та самая, куда мечтал попасть Синдбад? Ради путешествия в которую он копил дирхемы, словно старый ростовщик? И к которой судьба сама привела его корабль с помощью ниспосланной Аллахом бури?

- Это безусловно так, о проницательнейший, - склонила голову дочь визиря.

- Вот ведь болван! – расхохотался Шахрияр. – Жалкий болван! Быть рядом со своей мечтой и не заметить этого!

Шахзадэ улыбнулась своей мягкой, загадочной улыбкой и непринуждённо облокотилась на подушки. Уже двадцатую ночь подряд коротала она в султанских покоях, наутро неизменно возвращаясь домой живой и невредимой. Небывалый случай. Вопиющий, прямо сказать, прецедент! Немудрено, что ушлая сказочница несколько расслабилась. На качестве её ночных выступлений это сказалось наилучшим образом: речь лилась свободнее, образы рождались легче, внутренний взор, следивший за персонажами сказок, становился острее и внимательнее, прозревая не только их внешние деяния, но душевные порывы.

Прозревал он, кстати, не только вдаль, подмечал и то, что поближе: принял во внимание, например, как плотно подсел на её истории и её общество повелитель Эль-Муралы. Он более не заговаривал об утреннем эшафоте, не шантажировал Шахзадэ проштрафившимся папенькой и не кидался её душить, если вдруг ему не нравились открывшиеся истины. Он слушал внимательно, смотрел задумчиво и молча выпускал дымные кольца к расписному потолку.

Чувствуя своё всё возрастающее влияние на этого грубого, несимпатичного и психически неуравновешенного царька, дочь визиря становилась смелее в суждениях.

Пережидая взрыв гомерического хохота своего повелителя, потешающегося над лузерством знаменитого Синдбада, она отпила из бокала сладкого щербета и отщипнула кусочек пахлавы.

- Разве он виноват, о мой господин, - заметила сказочница, когда султан угомонился, - что Аллах счёл необходимым оставить его глаза сомкнутыми, приведя к мечте? Все мы в его милостивой воле… Все мы, или почти все, смотрим зачастую на свою мечту, кажущуюся недостижимой, слепыми глазами. А она, милостью божественного провидения, рядом.

Шахрияр сосредоточенно поскрёб пузо через шёлковый халат и нахмурил брови:

- Зачем же приводить человека к мечте и не позволять её увидеть?

- Ах, это просто, о величайший! Для того, чтобы научить человека видеть не только глазами.

Величайший слегка завис, переваривая услышанное.

- Мда… - проговорил он наконец и отодвинул кальян. – Мудрёно больно. Ты лучше скажи мне, раз такая умная, моя мечта тоже рядом?

- В этом нет никаких сомнений, господин. Аллах никого не обделяет милостью своей. А уж лучшего из людей и подавно…

- И где же? И что же? В чём она?

Шахзадэ потянулась и бросила говорящий взгляд на оплывшие свечи:

- Наступило утро, мой повелитель, и я вынуждена…

- Ладно, ладно! Знаю присказку твою, коварная женщина, порождение ехидны! Ступай к себе, отсыпайся и наедай щёки финиками – схуднула что ль ты в последнее время? Не люблю ледащих. Поняла?

Шахзадэ изящно поднялась с подушек и поклонилась.

- А такого крылатого я б не прочь себе заполучить, - гыгыкнул повелитель. – А ещё лучше крылатую. В гарем. Баба с крыльями – необычный опыт постельных утех. Как думаешь?

Дочь визиря смутилась и покраснела. Но не ответить по этикету не имела права:

- Я думаю, мечта моего повелителя не в этом. Не стоит размениваться на пустое – это только отвлекает от истины.

- Истины? – пренебрежительно фыркнул султан. – И в чём же она, эта истина?

- В движениях сердца, господин, а не чресл. И даже не разума…

Шахзадэ оправила свой богатый наряд, аккуратно разложила по плечам тёмные локоны и, опустив глаза на расшитые жемчугом туфли, добавила:

- Пусть наш несравненный султан подумает вот о чём. Синдбад всегда был убеждён, что должен поступать рационально и практично, чтобы скопить денег на путешествие в Страну Крылатых. И не слушать глупое сердце, советовавшее ему отправиться на поиски Киры, унесённой на хлипком плоту течением реки. Он считал, что подобные порывы глупы, неуместны и отдаляют его от мечты. Но если бы он последовал по течению реки за ней, следуя велению души и совести, то попал бы прямиком в свою мечту! Ты тоже, повелитель, - сказочница подняла на султана свой гипнотический, чёрный, как космос, взор и смело посмотрела на него, - попробуй отыскать в себе сердце и поговорить с ним…