Кисельные берега

Глава 68

На корабль, следующий в Эль-Муралы, их погрузили уже через день - кызляр-ага спешил. Видимо, спрос шахского двора на девушек настолько превышал предложение, а главный евнух гарема настолько опасался не угодить своему повелителю, что вёл заготовку и отправку буквально стахановскими темпами, не ведая ни сна, ни отдыха.

Закупленных в Джаханы невольниц упаковали в траурные мешки никаба, пригнали в порт, погрузили на борт и с грохотом убрали за ними сходни.

Кира подумала, что они напоминают сейчас стадо несуразно топчущихся в загоне и потерянно блеющих овец, ожидающих отправки на скотобойню. Сходство вдруг показалось ей настолько разительным, почти вещим, что в пятках похолодело – и вовсе не от пустых предчувствий и надуманных ассоциаций. Пятки, натурально, онемели от страха, выросшего из полных откровенного ужаса перешёптываний её новых подруг по камере. В смысле, по комнате. В доме на Чахорбаг. Куда её вчера привели и где заперли вместе с готовой к отправке партией перепуганных девиц.

Из всех присутствующих одна только Кира, как выяснилось, была не в курсе мрачной славы Шахрияровского гарема. Посвящённые же хлюпали и подвывали по углам, вовсю оплакивая свои юные и, как оказалось, такие короткие жизни.

- Да объясните мне, наконец, что происходит! – рассвирепела новенькая, устав от нытья товарок и пугающей неизвестности. – Что вы все только хрюкаете и квакаете?! Есть в этой богадельне хоть кто-то, ещё способный внятно говорить человеческим языком?

- Ну чего орёшь? – в полумраке затемнённой от солнечного полуденного света комнате завозилась дальняя фигура в углу. – Девочек пожалеть впору, а не орать на них.

- А меня? – возмутилась Кира. – Меня не надо жалеть? Я разве с вами не в одной лодке? Скажите над чем слёзы проливаете, и я с вами заодно похнычу. А то пока не знаю над чем – никак не проймёт. Отрываюсь от коллектива…

Единственная среагировавшая на новоприбывшую собеседница поднялась с подушек и, перешагивая через вздрагивающих плечами страдалиц, стала пробираться по направлению к Кире. Остановилась рядом, блеснув в полутьме серебряным монистом. Её чёткий горбоносый профиль и влажный блеск больших, чуть навыкате глаз были теперь хорошо различимы. Она уставилась на Киру оценивающе, хмыкнула неопределённо и потянула новую знакомую за собой, на ковёр. Девушки сели.

- Ты правда не знаешь, что ждёт каждую из нас в гареме Шахрияра, подруга? – девица улыбнулась, сверкнув зубами.

Казалось, что знание это её саму не очень беспокоило.

- Правда, - пожала плечами Кира.

- Видимо, ты очень издалека, дева. И очень недавно издалека…

- Видимо.

Горбоносая снова улыбнулась:

- Тогда я поясню тебе, в чём причина печалей этих несчастных, - звякнув браслетами, она обвела изящной рукой сумеречную комнату. – Это грустная история и, прошу тебя, не сдерживай слёз, если придёт тебе нужда пролить их над человеческими горестями и пороками… Однажды, исполненный родственных чувств, Шахрияр решил пригласить к себе в гости брата Шахземана, царя великолепного Самарканда. Брат с удовольствием и благодарностью внял приглашению. Оседлав коня, собрав караван даров для родича, он тронулся в дальний путь. Но, не удалившись от дворца и на малый джариб, вспомнил, что оставил в своей спальне чудесный сапфир, приготовленный в подарок брату. Велев каравану обождать, Шахземан поскакал обратно. Сапфир оказался на месте, и царь улыбнулся, представляя восторг любимого брата. Но…

Улыбка быстро покинула его просветлённый лик, сменившись гримасой негодования и отвращения: бросив случайный взгляд в окно, царь увидел непотребное – собственную жену в объятиях чёрного невольника. Охваченный яростью, Шахземан зарезал обоих прелюбодеев и, угнетённый мрачными думами, отправился догонять караван.

Ни пиры, ни охота, ни радушие обрадованного ему брата не могли развеять угнетённого подлой изменой Шахземана. Он грустил, отказывался от еды и питья, не в силах радоваться и веселиться. Но однажды, не поехав на охоту, подсмотрел точно такую же сцену в саду дворца Эль-Муралы, что и у себя дома: жена Шахрияра предавалась плотским утехам с рабом.

С того дня царь Самарканда повеселел. Он перестал отказываться от пиров и увеселений и однажды с удовольствием рассказал брату об увиденном.

Само собой, Шахрияр приказал казнить нечестивцев. А сам, потрясённый случившимся и во избежание повторного позора, дал себе зарок: брать в жёны дев ровно на одну ночь, наутро отправляя каждую из них к палачу. Тем самым спасая их от искушения и греха измены…

- Чёртов благодетель… - пробормотала слушательница, потрясённая нарисовавшимися перед ней перспективами.

Сказочница чуть склонила голову набок, посмотрела на сокамерницу задумчивым взором:

- Как твоё имя, хабиби? Настоящее?

- Кира…

- Ну что ж. Мир тебе, Кира, и благоденствия твоим почтенным родителям. Я рада, что мне есть, наконец, с кем пообщаться в этой унылой обители плача. Девочки, как видишь, тяжело переносят выпавшее на их долю испытание… Я – Зарема. Моя родина – великая и благословенная Персия! Хочешь, я расскажу тебе о ней?

- Нет, не хочу. Давай лучше подумаем, как смыться отсюда!

Зарема посмотрела на неё мягко и снисходительно, как на неразумное дитя:

- Это невозможно, - она покачала головой. – Поверь мне, Кира, и смирись с неизбежным.

- Хрена с два! – прошипела Кира и вскочила на ноги. – Хватит мне уже свистеть о смирении! Сговорились вы все что ли? – распихав подушки ногами, она яростно зашагала через подскуливающих дев к окнам. – Я не собираюсь, словно овца, покорно подставляться под нож каждого царственного ушлёпка с конкретно протекающей крышей!!

Взбунтовавшаяся невольница отдёрнула занавеси и зажмурилась на ослепительное солнце. Потом перекинула ноги через широкий подоконник и повисла на лианах винограда, вцепившись в них судорожно сведёнными пальцами.

Хрясь… хрясь… хрясь… - прощёлкали рвущиеся плети и быстро, хоть и не очень сильно приложив, уронили беглянку на раскалённую мостовую Чахорбаг. Слегка оглушённую падением девицу заботливо подняли, отряхнули и препроводили обратно, теперь уже предусмотрительно связав…

Это было вчера. А сегодня она, как нарисованная, торчит среди стада обречённых на заклание невольниц, так ничего и не сумев изменить.

Кира сделала несколько деревянных шагов к борту и привалилась к нему бедром для устойчивости. Вот же вляпалась, так вляпалась… Просто врюхалась! С пятачком и ушами! Сама ситуация ужасна, конечно, но ещё ужаснее то, что соскочить с этого проклятого и неумолимого движения в сторону Эль-Муралы не выходит, как не пыжься!

Впрочем, достаточно ли она пыжилась? Что, собственно, сделала для своего спасения? Попыталась затеряться в базарной толпе по дороге в дом кызляр-ага? Глупо вывалилась из окна среди бела дня? И это всё? Все твои подвиги во имя жизни и свободы? Жидковато как-то, знаешь ли… И странно, что жидковато. Потому что бояться последствий побегов нет никаких оснований: собак на тебя не натравят и батогами не отходят, ибо товар ценный и хрупкий, повреждения не желательны. Даже Асафовы наручники с неё беспечно сняли – бегай, не хочу!

Кира бессознательно покрутила запястьями, будто разминая их, и задумчиво уставилась на плещущую в борт грязную портовую волну.

Можно прыгнуть, кстати…

И что? Куда плыть? В открытое море? Или к берегу, где её тюремщики, поплёвывая семечковую шелуху и отчаянно скучая, станут её дожидаться?

Пленница вздохнула и подняла глаза от такой соблазнительной, но такой бесперспективной пучины. Подняла и обомлела…

Прямо перед ней, по соседству с махрияровским судном, покачивался тот самый дау, на котором она прибыла в Джаханы! А это… там, на палубе…

- Синьбао! – закричала она, повинуясь мгновенному импульсу. – Синьбао! Это я! Я здесь!!

Капитан, далёкий и маленький из-за разделявшего их расстояния, заозирался недоумённо.

- Я здесь! Здесь! – кричала Кира, срывая чадру и неистово размахивая ею надо головой.

Он заметил её! Бросился к борту…

- Меня увозят в Эль-Муралы! В гарем Шахрияра! Слышишь?!

К ней уже со всех ног бежали сопровождавшие наложниц гаремные евнухи…

- Найди в Цзудухэ корабли из Вышеграда! Слышишь? Умоляю, найди! Даже если они оттуда уже ушли!!

Её схватили за руки, заломили за спину, вырвали из судорожно сжатых кулаков чёрный флаг…

- Скажи Порфирию Никанорычу, что я прошу помощи! Скажи ему, Бао!! – рвалась из последних сил утаскиваемая с палубы невольница. – Суки! Ненавижу! Пошли прочь! – она брыкалась и зло, яростно рыдала. – Уберите руки, петушары!

- Скажи Медведю, - рыдала она уже в трюме, пока её связывали и приковывали за ногу к нарам, - скажи ему, что если он меня не спасёт, сказка моя кончится весьма печально... А так ведь не должно быть! – заорала она и пихнула одного из тюремщиков-кастратов ногой в нос.

Тот взвыл и, не удержавшись, с размаху отвесил ей такого леща, что Кире показалось, она оглохла на ухо.

Прижав ладонь к опухшей, словно подушка, щеке, несчастная валялась на голом соломенном тюфяке и не могла унять истеричных всхлипываний.

- Так не должно быть! – причитала она, как заведённая. – Так не должно быть в сказке! В настоящей, хорошей, качественной сказке он должен спасти меня от сорока сороков бед и опасностей. Вывести за руку из логова злодея… посадить на вороного коня перед собой и… поцеловать в уста сахарны и… увезти в самый лучший город на земле, где… лучшая в мире квашеная капуста и… И жить после этого мы будем долго-долго, счастливо-пресчастливо, чтобы умереть в один день… не устав от жизни, но… просто отпустив её…

Зарема присела рядом с ней и погладила по голове.

- Так и будет, - сказала она, утешая, - точь-в-точь так, хабиби. Но ведь, чтобы он вывел тебя из логова злодея, тебе нужно в него сначала попасть, не правда ди?

Кира прижала основания ладоней к векам, пытаясь перестать всхлипывать, восстанавливая дыхание.

- Ты не сможешь убежать, оставь попытки, - продолжила утешительница. – Твоя жизненная дорога определённо ни при каких обстоятельствах не свернёт от Эль-Муралы. Прими это. И лучше подумай над тем, подруга, как выкрутиться уже будучи там…

- Откуда т…тебе знать? – икнула Кира, отнимая руки от глаз и утирая нос паранджой.

- Я вижу, - спокойно пояснила Зарема. – Не далеко и не всё, но… кое-что…

Кира фыркнула:

- Тоже мне, пифия… Ещё что из «кое-чего» расскажешь?

Зарема уставилась в пустоту остановившимся взором. Потом отмерла, сморгнув:

- Темноты и бед не вижу, - озвучила она. – Только… пустую суету и бесплодные хлопоты…

- Ага, «чем дело кончится», «чем сердце успокоится», - хмыкнула Кира, - «чем всё прикроется»… Очень уж неопределённые у тебя предсказания, хабиби!

Предсказательница не обиделась:

- Чем могу, - она поднялась, собираясь расположиться на соседних нарах, и потянула через голову душный никаб. – Ещё могу сказать, - добавила, выныривая из чёрной ткани, - что свидишься ты с мужчиной, о котором все твои мысли – вижу так!

Кира встрепенулась было, но тут же поникла, напомнив себе, что ясновидящие, как правило, фокусники и шарлатаны.

- Ну да…

- Не веришь? – Зарема опустила веки и пощупала воздух руками. – Он высок, светлобород, с глазами цвета северного моря… Думы его – о родном крае и о юной деве… И дева эта – не ты, хабиби.

- Знаю, - буркнула Кира и посмотрела на приятельницу с суеверным ужасом. – Что ещё видишь?

- Что не быть тебе с ним, - пифия уставилась на подругу в некотором замешательстве. – С одной стороны… А с другой – вроде как и… Ничего не понимаю, - прикусила она губу в растерянности.

- Что?! – скривилась подруга. – Что за бред – с одной стороны, с другой стороны… Хватит мрачняка нагонять, и без твоих прогнозов тошно!

Она отвернулась к стене, подтянула колени к животу и решила погрузиться в сожаления и страдания до самого Эль-Муралы. Это было бы правильно. Это было бы как никогда своевременно и красиво. Да и вообще… Устала она что-то. Да, точно. Как же, блин, она устала от бесконечной череды потрясений, эмоций и слоновьих доз адреналина! Дайте же, наконец, передохнуть измученному разуму и страдающему телу!..

Кира приложила к горящей щеке прохладное монисто и незаметно для самой себя уснула.