Кисельные берега

Глава 27

Полетт пощипала себя за щёки и прикусила пухлые губки. Потом перекинула на грудь вьющиеся после ночных косичек волосы, улыбнулась своему отражению в медной сковородке довольно и лукаво – ну до чего ж хороша! Не зря парни деревенские облизываются, не зря схлёстываются между собой за её улыбку… Да ну и пусть их! Ей-то что за дело до тех петушиных боёв? Её дело – веселиться, танцевать и щедро раздавать красноречивые взгляды и посулы, дабы те самые бои не утихли не дай бог!

Вот и сегодня, на большом празднике, напляшется да навеселиться она вволю! А с кем будет вечером за калиной целоваться – и сама пока не решила. Но то, что будет – так это всенепременно! Провалиться ей на этом месте.

Она перекинула через плечо цветную нарядную косынку и выбежала из дверей родительского дома. Душа её радостно вибрировала в предвкушении веселья, любви и праздничных забав.

У калитки Полетт остановилась, подумала немного и чуть приспустила рубашку с плеч – так-то лучше… Калитка стукнула, выпуская девушку на деревенскую улицу, по которой она и понеслась вприпрыжку – счастливая и лёгкая, как стрекоза.

- Эй, сладкая! – её схватили за локоть и втащили под шатёр раскидистой вишни. – Куда без меня торопишься?

Парень, улыбаясь, притянул её к себе за талию и склонился к румяным губам. Полетт хихикнула и увернулась, отклонившись назад:

- А тебе-то что? Я пока что девица вольная – куда хочу, туда и лечу!

- Ох и прищучу я скоро хвост твоей воле…

- А попробуй! – девушка упёрлась ладонями в крепкую грудь молодого крестьянина. – Рискни здоровьем!

- Вот и рискну! – набычился парень. – Жди сватов опосля осенин…

Полетт фыркнула:

- Много вас тута таких женихов подкатывает! На словах-то все наперебой со сватами! А на деле – только с поцелуями пока… Ты у отца-то своего напервой спросил?

- Чего и спрашивать, - пожал широкими плечами жених, - не станет он возражать – почто ему? Девка ты сама из себя справная, из семьи уважаемой – чего ж ему возражать? Ты-то, - он снова легонько надавил ладонями ей на спину, пытаясь сократить меж ними расстояние, - сама-то согласная?

- Я-то? – Полетт сделала вид, будто задумалась и, будто задумавшись, чуть расслабила в локтях упирающиеся руки…

Тут же объятия ухажёра схлопнулись вокруг неё, укутали жарким одеялом. Она запрокинула голову, чтобы видеть его лицо и влажно блеснула белыми зубами в улыбке.

- Мне-то всё едино, - придурилась девица, - кого батюшка назначит, за того и пойду…

Парень, опьянённый близостью возлюбленной, вряд ли даже слышал её речи и, тем паче, в них не вникал. Его неудержимо тянули к себе улыбающиеся губки…

- Ну-ка! – Полетт ловко сунула ему в рот вишню и, воспользовавшись замешательством влюблённого, вывернулась из его рук. – Пойдём-ка лучше на луг, Этьен! Скоро уж начнётся, все наверняка там: и Мирабель, и Жак, и Мари… - Она вынырнула из-под вишнёвых ветвей и потянула Этьена за руку. – Идём!

Тот сглотнул вишню, плюнул косточку и, заворожённый юной прелестницей, как телок на привязи, последовал за ней.

Не успели они миновать домик тётушки Амбруаз, как Этьен вдруг резко остановился, дёрнув Полетт за руку. Она взглянула на него недоумённо:

- Что?

- Послушай, сладкая… Обещай мне, что… как только эти, ну… Так ты сразу уйдёшь… в смысле спрячешься…

Полетт состроила кислую мину:

- Ну-у-у… - протянула она неохотно. – Может, и не к чему это будет? Коли не явятся нынче? Чего ж я зря с праздника уйду…

- Полетт, - Этьен нахмурился и нервно дёрнул уголком рта.

- К тому же две девки, говорят, к нас сёдни приблудились… С лица, говорят, приятны, станом стройны… Будет на кого этим отвлечься…

- Полетт!

Девушка надулась и вырвала свою руку из его пальцев.

- Вот же холера! Ещё не посватался даже, а уж распоряжается! Уйду я, - грозно заявила она, внутренне млея от сознания проявленной с его стороны заботы, - только если батюшка велит! – впрочем в этом и не приходилось сомневаться. – Ясно?

За разумность батюшки Этьен был вполне спокоен. Поэтому улыбнулся возлюбленной, усиленно напускающей на себя сердитость, схватил её за руку и теперь уже сам поволок Полетт на праздничный луг.

-------------------------------------------------

- Что за праздник у вас? – спросила Кира и расслабленно закинула в рот кусочек сыра.

Лучащаяся добродушием круглая тётушка перемешала в булькающем чане кипятящееся бельё. Лицо её от пара раскраснелось и влажно блестело.

- Так это… - по-пингвиньи переваливаясь, она переместилась к столу и принялась энергично, крупными шматами пластовать головку сыра. – Может, сырку ещё? Нет? Вы кушайте, девоньки, кушайте, не стесняйтесь… А пирога?.. Что ты спросила, детка? Праздник? Дык, известное дело – Свинский день ноне…

Кира поперхнулась сырной крошкой и закашлялась. Услужливая Пепелюшка тут же подорвалась и заколотила страдалицу по спине. Она старалась до тех пор, пока прокашлявшаяся Кира не треснула её между лопаток в целях обмена любезностями.

Увлекшаяся оказанием первой помощи Пепелюшка ойкнула, удивилась такому ответу на заботу, тут же о нём забыла и потянулась к нарезанному пирогу. Хоть и заявляла пять минут назад, что объелась до невозможности: всё равно как Збжевский хряк перед рождеством – так откармливали его ради праздничка, что животина на ноги подняться не могла, ползая от корыта к корыту на пузе.

Кире сравнение не понравилось.

Она искоса зыркнула на румяную тётушку, потчующую их наперебой то утицей, то рыбой, то пирогом, то кашей со шкварками… Но хозяйка ничем не выдавала коварного умысла, если таковой у неё был – она казалось безмятежной, словно ясное летнее небо над головой. И Кира, обругав себя за излишнюю подозрительность, хрупнула для успокоения сочной репкой.

Отогнать от себя навязчивые сомнения ей, в общем-то, не составило труда. Потому что очень хотелось. Потому что она до смерти устала париться насчёт гипотетических опасностей. Потому что после голода, страха и лесных блужданий ей было ну просто жизненно необходимо расслабиться и побалдеть. Насладиться вкусной и обильной едой, заботами гостеприимной хозяйки, отдыхом и чистым, вымытым телом – наконец-то!

Хозяйка, которую все звали тётушка Амбруаз, моментально организовала двум привеченным ею бедняжкам лохань с горячей водой. Прямо у себя в саду, под яблоней, она огородила полотном закуток, вручила девицам горшок с щёлоком и забрала грязную одежду. Кою принялась тут же, над уличным очагом кипятить от паразитов и заразы. На всякий случай.

Отмытые девицы в свежих исподних рубахах были усажены за стол, накормлены от пуза, доверху нагружены деревенскими сплетнями и историей семьи тётушки Амбруаз до седьмого колена. Девицы не возражали – они блаженствовали. Даже у неутомимой Пепелюшки взгляд слегка осоловел, а интенсивность её обычно неумолчного стрекотания значительно снизилась.

- Какой, вы говорите, день? – уточнила Кира, откидываясь на заботливо подложенные ей под спину подушки. – Свинский? Это ж как понимать? Принято подкладывать ближнему свинью? Или напиваться до поросячьего визга?

Хозяйка хихикнула:

- Эт, конечно, тоже, - согласилась она, энергично полоская бельё в большой бадье. – Но вообще-то праздник в честь свинок наших, кормилиц…

Коротенькими, пухлыми, но неожиданно сильными руками она отжала льняные юбки гостий и, резко стряхнув, закинула на верёвку.

- Ну так-то вот, - удовлетворённо заключила тётушка, обозревая дело рук своих и вытирая их фартуком. – До вечера, по нонешней жаре и ветерку, непременно высохнут. Сможете, девоньки, тоже на луг сбегать, танцами потешиться… Хочется, небось, поплясать-то, а? – она понимающе прищурилась. – Хочется… А то как же! Я в молодости, бывалыча, только о плясках и мечтала – такая оголтелая была – что ты! – она со смехом махнула красными после стирки ладошками. - Но муженёк мой покойный, светлой ему памяти, редчайшей дисциплины был человек – он быстро из меня всю эту дурь батогами выбил. А я и не в обиде нисколько! Оно ведь как: пляши, пока девка, а коли мужняя жена – будь добра блюсти резон… Верно ведь?

Склонившись к бадье, она быстро разделалась с рубашками и чулками и выплеснула воду под яблоню.

- Ага, - согласилась Пепелюшка, скармливая Сырнику, не сводящему с неё преданных и скорбных глаз, очередной кусок. – Я вот тоже, как выйду замуж за своего принца, немедленно пошью себе платье из лиловой тафты, перестану скакать и беспричинно хихикать – матушка мне постоянно за это пеняет. Остепенюсь тогда, стану вальяжной пани наконец-то – они меня и не узнают, как в гости приеду вся такая прям дама!.. Хотя… - она вздохнула и отряхнула ладони от крошек, - совсем без танцев немного грустно, должно быть…

- Есть немного, - вздохнула хозяйка и присела за стол с девушками. Но тут же снова вскочила, всплеснула руками. – Что ж это я? А вишни на десерт! – и принялась со скоростью базарного напёрсточника двигать горшки и крынки на полках своей летней кухни. – Вот же она, ага… Так у тебя жених, девонька? Принц, говоришь? Чего за принц? Откель?

- Из Колбасково.

- Хм, не знаю, не слыхала… - на стол была водружена чаша со спелыми, почти чёрными ягодами. – Кушайте, кушайте, милые, наедайтеся! А что до того, что принц, так всё одно, детка: принц он али углежог, батогами прикладывать баб своих они все охочи… Я вот вам расскажу сейчас, как служила одно время в замке у нашего барона, на птичнике, так…

Пепелюшке откровений про батоги и суровую прозу жизни совсем не хотелось. А чего ей не хотелось, того для неё не существовало – по счастливому свойству её лёгкой натуры. Поэтому мысль её, ни на секунду не задержавшись на словах умудрённой житейским опытом просветительницы, резко сменила направление;

- А где мальчишки, с которыми мы пришли, тётушка Амбруаз?

- Детки-то эти? Так Габриэль Кошон их забрала, старая корова! Как будто бы я со всеми не справилась! Повела их в свою немытую халупу… Да ты не волнуйся, девонька, всё с ними в порядке! Кошониха хоть и дрянная хозяйка, а всё ж детишек не обидит – и накормит, и спать уложит… на свои нестиранные простыни – тьфу!

Кира прикрыла тяжёлые веки. Голоса беседующих звучали всё слабее… Утрачивался смысл фраз, превращаясь в глухое гудение… На передний план перемещались другие, убаюкивающие звуки: шелест листьев, гуд шмеля, хлопанье белья на ветерке…

Откинув голову в мягкие подушки, умаявшаяся странница, избегнувшая не далее, как минувшей ночью страшной участи людоедовой добычи, даже не заметила, в какой момент её сморил крепкий и благостный сон.