Кисельные берега

Глава 60

-----------------------------------------------

Не прошло и недели, как Кире полегчало. Она чувствовала себя совершенно здоровой – то ли приём травок помог, то ли неприём… В том смысле, что уже дня три как Кира втихаря выплёскивала целебные настойки, регулярно изготовляемые её заботливой сиделкой, за левое плечо.

Голову они, может, и лечили, а вот что касается прочих органов… Их сомнительный побочный эффект, благодаря которому болящей каждый раз после приёма лекарства приходилось, схватившись за живот, нестись со всех ног к выгребной яме в дальнем углу двора, совсем не вдохновлял. Так что, соотнеся последствия с причиной, Кира благоразумно решила, что долечится самостоятельно, без помощи кустарной сяньской медицины. Ведь в её распоряжении крепкий молодой организм и сказочное время, всё безусловно ускоряющее, мобилизующее и подталкивающее – отчего же выздоровление должно быть исключением?

Тем более, из тесного и душного общего дома её благоразумно выселили на сеновал – так всем было легче: и самой Кире дышалось привольней, и бабке она глаза не мозолила, и стадо молодых братцев Лю, ночующих под той же крышей, во искушение не вводилось.

Бегала туда к ней только Мейли с едой, горячей водой, целебными отварами и разговорами. Последних был явный перебор, но девочку вполне можно было понять – с кем ей общаться на этой уединённой ферме? Внезапное обретение подружки стало для неё подарком судьбы и было воспринято с восторгом.

Изнуряя больную голову гостьи бесконечной болтовнёй – порой весьма любопытной и небезинтересной, но в больших дозах токсичной для неокрепшего организма – она восполняла томительные годы скуки в обществе хмурых братьев, сурового отца и жёлчной бабки. Когда же гостья стала приходить в себя, с неё также стали вытребывать рассказы о далёких землях выше по Рыжей реке и о приключениях, занёсших её в лесные дебри Сяньского царства.

Мейли переживала эти рассказы, как дети переживают представление с Бабой Ягой на сцене ТЮЗа – ярко, непосредственно и искренне сопереживая: она всплёскивала руками, поражалась, негодовала, восхищалась и давала запоздалые советы. Кира поначалу неохотно, потом всё более воодушевляясь неподдельной заинтересованностью слушательницы, рассказала ей всю свою жизнь. Повествуя о последних событиях, раскладывая их по полочкам на ясную голову и сытый желудок, пришла к единственно правильной трактовке произошедшего с ней на поляне Пан Чу.

- Как же просто! – поразилась она очевидному решению мучавшей её логической задачи. – То, что эта мразота, нанятая Никанорычем в качестве толмача, специально заманила меня в кущи под предлогом, якобы, отдающего концы Сырника и тюкнула по голове – я давно сообразила. Тут семи пядей во лбу быть не надо… Но зачем?

Мейли охнула:

- Он ограбил тебя!

- Да что ты! – замахала руками Кира. – Чего у меня грабить? Платье на мне с чулками – и те Пепелюшкиной милостью!

Она опустила глаза вниз, на себя, как бы для иллюстрации собственных слов, оглядывая свой наряд. Но вспомнила, что платье давно пошло на тряпки в хозяйство злобной сяньской старухи. Щеголяет она теперь в таких же рубахе и штанах из небелёного холста, что и её добрая сиделка.

- Для чего же этот негодяй так поступил? От злобы едино?

- Ага, - хмыкнула Кира, - от злобы. Только не от своей. Им скорее алчность двигала: небось, в накладе не остался, премировался щедро за качественно выполненное поручение…

В распахнутых глазах Мейли затеплилось осознание:

- О! – выдохнула она, прижав стиснутые руки к груди. – Я поняла. Неужели принц?

- Стопудово! – воскликнула Кира и стукнула кулаком по коленке. – Вот уж действительно решительный молодой человек – в этом ему не откажешь… Я сгоряча пригрозила рассказать курице этой, принцессе, о его поползновениях, так он сразу принял меры, не распотякивая долго! – она покачала головой – то ли потрясённая, то ли восхищённая стремительной реакцией своего недоброжелателя – потом вздохнула: - Знаешь, что меня больше всего бесит в этой истории?

- Что? – откликнулась собеседница, сочувственно придвигая к пострадавшей от человеческого коварства подружке утащенную из-под бабкиного носа плошку с рисом.

- Я сама! Вернее, мой непроходимый идиотизм! – Кира взяла в руки палочки для еды и рассеянно покрутила их в пальцах. – Это ж надо быть такой законченной кретинкой, чтобы второй раз – Мейли, ты только подумай – второй раз! – наступить на одни и те же грабли! Я ведь в ваши дурацкие сказки загремела точно таким же образом: осмелилась угрожать своему любовнику разоблачением. Он тоже действовал оперативно. И вот, пожалуйста, результат: валяюсь в какой-то дыре, на сеновале, с разбитой головой и невнятными перспективами – а всё почему?

- Почему? – эхом отозвалась заворожённая столь насыщенной судьбой гостьи девчонка.

- Потому! Потому что идиоток, вроде меня, жизнь ничему, как видно, не учит!..

Солнечный свет, льющийся через открытую дощатую дверцу сарая, вдруг померк. Девушки обернулись испуганными зверьками и притихли – в проёме стоял сам глава семьи.

- Я вижу, тебе уже лучше, - сказал он, глядя своим пустым, рыбьим взглядом сквозь гостью. – Поднимайся, пора отрабатывать рис, которым тебя в этом доме кормят.

Кира молча поднялась. Подобрала уроненный к её ногам огромный заплечный короб и поплелась вслед за Мейли на огород, собирать поспевшую карамболу, лун-янь и вампи, уродившуюся размером с голубиное яйцо.

Не совсем оправившаяся для работы, она часто присаживалась отдохнуть, мучаясь головными болями. Новая подруга поджаливала гостью, тихонько подкидывая ей в корзину пригоршни плодов. Но бабку было не обмануть, у неё, казалось, и затылок был зрячим. Она за всем секла, фыркала, брюзжала, бурчала, а вечером, за ужином, проедала плешь сыну, жалуясь на нерадивость и леность пригретой в честном дому сомнительной девки. И на собственные мучения, которые несчастной старухе на склоне лет приходится выносить, наблюдая за творящимся на огороде день-деньской безобразием.

Плешь главы семейства была качественно стёрта до мозговой кости достаточно оперативно: на третий вечер он хрястнул кулаком по чайному столику. Тот перевернулся, пихнув ножкой старуху в бок и рассыпав глиняную посуду по глинобитному полу.

- Лю-сяо, - зыркнул отец в сторону самого младшего из Лю, - возьмёшь её завтра с собой на тыквенное поле!

Тот в ответ сверкнул крепкими белыми зубами, почтительно поклонился отцу и отправился во двор, к братьям, «забить козла» в пайцзю*.

-------------------

*Пайцзю – вид азартной игры, напоминающей домино.

----------------------

-------------------------------------------------------------

Самому младшему из братьев было не более семнадцати лет. Он очень походил на свою сестру лёгким и добродушным нравом и к несчастной гостье относился с большим теплотом и радушием, нежели прочие.

По этой причине Кира вздохнула с облегчением: если не считать Мейли, напарника не надо лучше. Может, он также не станет её судить слишком строго за далеко не стахановские темпы работы. К тому же…

К тому же его можно расспросить о ближайших селениях вниз по реке и о способах туда добраться. Хватит. Пора рвать когти. А то загостилась она, пожалуй. Сначала огород, теперь поле, как бы завтра в соху не запрягли!..

Делянка, которую отец семейства громко поименовал полем, оказалась небольшой, но весьма урожайной. Ярко-оранжевые круглые, вытянутые мускатные, бледно-оливковые толстокорые тыквы – в глазах рябило от этих жизнерадостно-цветных, пёстрых угодий. Лю очертил помощнице фронт работ и, что-то громко, весело и фальшиво напевая, отправился заниматься своим: срезать, сносить и грузить плоды в арбу, из которой хозяйственно выпряг сонных волов, отпустив их отдыхать и пастись.

Кира скатывала осиротевшую огудину в валки. Её следовало подсушить и сжечь, удобрив землю золой под будущий урожай. Не сказать, чтобы задача, порученная ей, была так уж тяжела, но через час спину заломило, через два затрещала голова, а через три вспухла нежная розовая кожица на ладонях.

- Эй, Лю! – Кира помахала братцу Мейли. – Не завалялись у тебя, часом, перчатки в арбе?

Тот вытаращил глаза и несколько раз переспросил, искренне стараясь понять, что это гостье-иноземке понадобилось. Но так и не понял. Кира досадливо махнула рукой. Нашарила в повозке старую ветошь, нарвала из неё лент, замотала ими кисти рук и вновь взялась за мотыгу.

- Скажи-ка! – вновь окликнула она сына хозяина, тот с готовностью обернулся. – Какое ближайшее селение вниз по реке?

- А? Селение? – прокричал он с другого конца делянки. – Так Цзюдухэ! Это большое, славное селение! Там ярмарка знатная, и в будни торговля неплохая. Отец туда торговать ездит.

- А часто?

- А?

- Часто он туда ездит?

- Да вот - как арбу тыквами загрузим, так и поедет, если не завтра, так через день.

- А как мне с ним?..

- Что?

Кира бросила мотыгу и пошагала по грядкам к Лю-сяо. Остановилась подле.

- Послушай, - сказала она, уже не повышая голос, вкрадчиво и доверительно, - не век же мне у вас гостить. Свой корабль надо догонять. Как бы мне с твоим отцом в это Цзюдухэ поехать?

Парень озадачился, почесал в затылке и глянул на заморскую девицу с неуверенным сожалением.

- Не думаю, что он возьмёт тебя, коли попросишься… Он и нас-то никогда не берёт, только Лю-сюна иногда, и то, когда скот гонит и одному никак…

- Вот странно! Неужто не хочет избавиться он от нахлебницы? – намекнула Кира. – На что я ему здесь? Мне кажется, он рад будет отпустить меня.

- Ну… - младший брат замялся. – Так-то оно так, только… Отец наш очень уж прижимист, батраков нанимать скупится, а коли будет в хозяйстве человек, что за еду станет работать – так то ему на руку, уж поверь. Он рад, небось, что Мейли, сердобольная душа, тебя притащила. Нет, не отпустит…

- Нифига себе расклад! Каким же образом он собирается меня здесь удержать и заставить впахивать на себя вечно?

- Как это? – удивился собеседник. – А куда тебе, девице без роду, без племени, в чужой стране деваться? Не уйдёшь же ты от крыши над головой и миски риса в опасный мир!

- Ха! Ещё как уйду!

- Да ладно! Это ты сейчас так просто говоришь, из противоречия… К тому же, думается мне, отец хочет женить на тебе одного из нас. Это узаконит твоё пребываение в нашем доме в глазах людей, никто не будет шептаться о блудодействе и беспутстве. На сироте, вообще, выгодно жениться, – со знанием дела резюмировал мальчишка, - никаких расходов на подарки и свадьбу, и никакого спроса с возмущённых родственников, коли загонишь её работой, как вола пахотой…

Кира запрокинула голову и расхохоталась:

- Заманчивую перспективку ты мне изобразил! Действительно, куда я теперь уйду от миски с рисом! И кого же, интересно, ваш гадский папа прочит мне в мужья? Уж не тебя ли?

Лю-сяо покраснел:

- Вовсе нет! Поперёд старших меня не женят. Да и вообще…

- Ну? – смеющимся голосом поощрила Кира мальчишку.

- Я бы не хотел на тебе жениться…

- Слушай, обидно даже! – удивилась потенциальная невеста. – Я сейчас, вроде, не в самой плохой форме. Хоть и не в самой, правда, хорошей…

- Ты не сердись, ладно? Больно уж ты некрасивая: ростом здоровенная, ноги большие, нос выдающийся, лицо загорелое, и волосы… не красивого чёрного цвета, а… какие-то… будто линялые… Старшие-то, может, и послушаются, коли отец прикажет. А я – так ни за что! Лучше из дома сбегу!

Кира помолчала, переваривая неслыханные доселе комплименты, потом прокашлялась и подчёркнуто сосредоточенно перевязала тряпки на руках, уговаривая себя не обижаться.

- Ладно, - наконец выдавила она. – Если у твоего папаши подобные планы на меня, не стану лезть к нему с просьбами. Сама убегу. Покажешь дорогу?

Мальчишка скривился:

- Не… - помотал он головой. – Отец прибьёт меня, если узнает…

- Да он не узнает!

- Как же не узнает? Дорога в Цзюдухэ долгая, не смогу я без его ведома так надолго отлучиться…

- Да не отлучайся! Никто тебя об этом не просит! Объясни только – а там я сама вдоль реки дойду!

- Вдоль реки не получится – не пройдёшь там: дорога через лес, очень путаная. Ежели сама пойдёшь – заблудишься и пропадёшь!

- Вот блин! Всё не слава богу у тебя! Что ж делать прикажешь?

По взгляду парнишки было понятно, что самым разумным и правильным он считает не делать ничего. Куда девке рыпаться? Да и зачем, когда ей тут и прибежище, и уже почти замужество готово? Радовалась бы…

- Ну чего молчишь, как телок? – Кира рассердилась. – Чего гляделками блымкаешь? Всё равно я тут не останусь! Убегу одна, без твоей помощи, а если из-за этого погибну – на твоей совести будет!

Паренёк растерянно шмыгнул носом.

- Буду по ночам тебе являться, - коварно добавила злая девка, - костями греметь и своими некрасивыми, «линялыми» волосами потряхивать…

- За что? – расстроился младший Лю. – Я ж ничего тебе не сделал!

- Вот именно! – фыркнула Кира и сердито зашагала к своей мотыге.

От злости и негодования у неё даже голова прошла. Тем лучше. Надо подумать – и подумать хорошенько! – как из этого спасительного болота ей теперь выбираться.