Кисельные берега

Глава 99

Постепенно, незаметно для себя, Кира прибавляла шаг. Она торопливо взбегала на холмы, через которые переваливала дорога и с нетерпением вглядывалась в горизонт – ну скоро что ль?

Дальнейшее развитие событий, с тех пор, как она догадалась о сказке, казалось ей вполне очевидным: дождаться бы, когда сверкнёт под лучами солнца последняя веха перед финишем – Молочная река с кисельными берегами, передохнуть на её съедобном песочке, и – вперёд: к избушке Бабы Яги, где томится в заключении Медведь. Послушно сидя на лавочке… Катая серебряные яблочки по золотому блюдечку… Хм… И пуская слюни.

Что-то плохо у Киры эта картина вязалась с образом Медведя.

Она нахмурилась. В сказке, вообще-то, Яга похитила и удерживала в плену не здоровенного мужика, а маленького ребёнка… Как-то не вяжется… Может, это не про гусей-лебедей? Я ошибаюсь?

Гадательница по сказкам взобралась на очередной пригорок и утёрла пот с лица:

- А вот и не ошибаюсь! – буркнула она себе под нос и устремила задумчивый взор вниз, где под серой кручей змеилась речка с белой, словно известь, непрозрачной водой.

Широкая дорога, с которой путешественница за всё это время сроднилась, спускала свой пыльный язык в прохладную молочную гладь и на этом… обрывалась. От неё не отделялось ни тропки, ни стёжки, ни даже слабого намёка на возможность свернуть. Не могла похвастаться река и пологими пляжами, по которым можно было бы двинуться вдоль извилистого русла. Напротив: скользкие, обрывистые кручи, тянущиеся насколько хватало глаз, не оставляли путнику ни единой надежды пробраться по их кисельному бездорожью.

Недоумённо покусывая губы, Кира спустилась к кромке воды. Здесь диспозиция не стала ясней. Девица опустилась на придорожный валун, кинула рядом опостылевшую куртку. Ну и?

Река выжидательно хмурилась мелкой рябью. А её гостья таращилась на волнующуюся поверхность и пыталась прочесть в однообразном плеске молока зашифрованные рекомендации к действию.

- Главное, - постановила она, - ничего здесь не есть. Иначе снова глюки начнутся. Или приступ самобичевания одолеет с пересмотром жизненных ценностей… Хватит с меня на сегодня откровений.

Сказать, правда, гораздо легче, чем сделать: отколупнуть кусочек кисельного берега и положить его на язык жуть как хотелось с самого детства – каково оно, интересно, на вкус?.. С возрастом любопытство, как выяснилось, не угасло, а наоборот – при непосредственном столкновении с объектом усилилось кратно. До зуда в ладонях.

Дело было, правда, не только в непреодолимой тяге к изысканиям, но и в свербящем чувстве голода. Обед из пары кислых яблок – так себе заправка до ужина. Которого, вообще-то, не предвиделось…

Усиленно делая вид, что без умысла и всяких намерений, Кира колупнула кручу, рассыпающуюся под пальцами хрупкими плиточками суглинка, и повертела кусочек в пальцах.

- Интересно, в реке и в самом деле молоко?

Она вздохнула, оглядела ещё раз пейзаж, в котором вынужденно зависла и осторожно попробовала на зуб свою добычу.

- Ладно уж, - попыталась оправдаться перед собой. – Ничего страшного не случиться. Подумаешь, глюки… Не так уж они были и плохи. С удовольствием погрузилась бы в такие же повторно, - она вздохнула и откусила кусок побольше, не распробовав с первого раза. – Так хоть голод утолю. Всё равно непонятно, что дальше делать…

Берега и вправду оказались съедобны, хоть и непривычны на вкус. «Кисель» совсем не походил на знакомый крахмалистый плодово-ягодный напиток, знакомый Кире по детскому саду. Этот был твёрдым, хоть и рассыпчатым, кисло-солёным и сытным. Цвет сероватого теста, правда, не будил аппетита, но голодной и за время своих странствий привычной не воротить нос от любой еды девушке в голову не пришло гурманничать. Набив живот и прослушав его удовлетворённое урчание, они опустилась на колени у кромки реки и зачерпнула в ладони её белые волны. Потом утёрла рукавом молочные усы над губой, подняла голову и… обомлела.

- Ну, вот, началось, - прохныкала она. – Ведь знаю уже, чем эти дармовые потчевания по пути заканчиваются…

Прямо перед ней, аккуратно привязанная к только что материализовавшемуся колышку, покачивалась соткавшаяся из призрачного вечернего воздуха лодка.

--------------------------

Летний закат полыхал над кисельными берегами, раскрашивая небо за рекой в сочные краски раскалённого металла. Но белая золь её течения не отражала никаких классических дорожек, не сверкала, искрясь, под заходящим солнцем. Словно хищник, берущий жертву измором, она тускло и выжидательно вглядывалась в Киру. Караулила, когда та отреагирует, наконец, на молчаливый призыв и отвяжет предложенную лодку.

Но Кира медлила. До самого вечера она просидела на своём каменном насесте, не решаясь воспользоваться безмолвным и настойчивым приглашением неведомых колдовских сил.

«В конце-концов, - размышляла она, ковыряя большим пальцем ноги в киселе быстро заполняющуюся молоком ямку, - у меня разве есть выбор? Что стану делать, если не доверюсь реке? Поверну назад? Не-е-ет… Так суженых в сказках не спасают… Назвался груздем – полезай в лодку, Кира Андревна! И потом: если ориентироваться всё-таки на историю с гусями-лебедями, то в аналогичной сказке все эти встречные сущности – и печь, и яблоня, и река – вели Алёнушку в правильном направлении. А на обратном пути даже помогали. Стало быть, они не враждебны, а совсем даже наоборот – весьма лояльны… Так чего же ты мнёшься здесь, на камушке, вместо того, чтобы мчаться на выручку к Медведю?!»

Последний довод решил дело радикально: самопровозглашённая спасательница подскочила на ноги и заметалась вокруг приютившего её валуна, подбирая с земли свои вещи. Перекидав в лодку куртку, сапоги и сумку, она решительно выдернула колышек с верёвкой и закинула туда же – вдруг придётся где причалить, пригодится.

Она спихнула нос посудины с прибрежного киселя и, замочив ноги молоком, забралась в своё новообретённое дощатое безвёсельное плавсредство и чинно уселась на банку. Более ни на что повлиять пассажирка не могла. Оставалось наблюдать за тем, как река, медленно перебирая рябью, затягивает добычу в глубину… разворачивает носом по течению… увлекает уверенно и неумолимо по пути, ведущем в одной ей ведомом направлении…

Кира поначалу переживала, сжимала в нетерпеливом ожидании пальцы на коленях, вертела по сторонам головой… Потом переживать устала. Закат отгорел, сумерки быстро густели, скрывая однообразные пейзажи из обрывистых кисельных круч, глаза слипались.

Решив не пялиться без толку в темноту и не трепать себе нервы ожиданием, вздрагивая от каждого берегового шороха, путница натянула куртку и улеглась на сухое, уютное дно плоскодонки.

Если что, - вздохнула она философски, - беду всё одно не проспишь. А удачу, которая не даётся в руки, не приманишь, сколь не сторожи… Неожиданно успокоенная этими рассуждениями убеждённого фаталиста, она крепко и быстро уснула.

Снился ей полёт в Меендасари: восходящие встречные потоки, сверкающий океан внизу и огромное тёплое око оранжевой луны. Ей приветственно махали руками молодые, красивые, переполненные восторгом невесомости люди. Среди них – и пандит с юной супругой, и панчаят в полном составе, и деревенский стиральщик белья Мотия, и резвящийся Сырник… О! А это ещё кто? Знакомое лицо… Только явно не по Меендасари… Неужели здесь, в Стране Слонов, на храмовой площади Бхавани неуверенно расправляет крылья…

- Мари! – закричала Кира горничной принцессы Большемокрицкого королевского дома. – Ты здесь? Но как?!

Девушка робко улыбнулась.

Неподалёку – счастливый и крылатый – топтался принц Рике, не решаясь опробовать свои новые способности. Его серьёзно и обстоятельно наставлял Спальчик, размахивая своими крыльями в качестве примера. Принц смущённо улыбался и усердно благодарил ментора, робко вздрагивая лопатками и… косясь в строну грустной, однокрылой Пепелюшки.

Тётушка Амбруаз из деревни любителей поросячьих бегов, развернув свои крылья, с воодушевлением протирала кожистые перепонки вышитым полотенцем. Она мечтательно улыбалась и притопывала каблуком старых башмаков. В душе её, должно быть, звучали свирели и гудки ушедшей юности, той самой, в которой ей ещё никто не запрещал плясать и быть пустосмешкой. Она стряхнула своё полотенце и передала его стоящей рядом… Никанорычевой ключнице. Матрёна? Вот чудеса! Почти столь же невероятные, как и в её вечерних кухонных сказках!

А сказочницей она, должно быть, была более, чем экономкой. Потому что за спиной её тоже трепетали крылья, бросая длинные тени на освещённую яркой луной предхрамовую площадь.

Кира спланировала к этому странному обществу, заложив крутой вираж: надо подбодрить, надо показать своим примером! Они ведь не из Меендасари, и крылья им даны, скорее всего, впервой… Какие же они все милые, немного растерянные, светлые, взволнованные ожиданием чуда! Она была переполнена щемящей нежностью к ним и желанием помочь. Она была счастлива. Она истово и восторженно любила весь мир, и этих нелепых, смешных и таких непохожих друг на друга персонажей, с которыми свели её Бригиттины сказки… Нет, не то! Никакие они не персонажи! Они просто хорошие люди, с которыми свели её никакие не сказки, а самая настоящая жизнь! Именно жизнь – в последнее время совсем не простая и скупая на радости. Зато, как Кира могла убедиться сегодня воочию, щедрая на добряков и тёплые воспоминания.

Вот они все – у подножия храма! Кира никого не забыла. Ей хотелось раскрыть объятия и обхватить руками их всех разом – размягчённое сердце трепетало в груди восторгом привязанности и признательности.

Хлопая крыльями и улыбаясь знакомым лицам, она зависла над площадью и принялась неторопливо опускаться. Коснулась босыми ступнями утоптанной земли…

Нога вдруг неловко подвернулась, и летунья шлёпнулась на четвереньки.

«Ну вот, - подумала с досадой, - не вышло явление Киры неофитам величественным. Зато запоминающимся – как пить дать…»

- Не переживай, - проговорил знакомый голос, от которого по спине побежали мурашки. – Никто не видел…

Девушка вскинула голову. И оцепенела. Когда всё успело так измениться?

Площадь… Вроде бы та, да не та: не дышала вокруг тёплая нега лета, не подмигивали с бархатного неба звёзды, не висел над головой оранжевый шар луны. Меендасари окутывала серая предрассветная промозглость. Храм и тын, если они до сих пор были здесь, тонули в клочкастом тумане. А, может, за туманом ничего и не было? Ничего и никого. Пустынно и безлюдно…

Впрочем, не совсем.

На валуне, точь-в-точь таком же, что служил накануне Кире местом раздумий на кисельных берегах Молочной реки, кто-то сидел. Сидел сгорбившись, безжизненно уронив руки, неловко примостив обмотанные тряпьём ступни на низкой деревянной тележке. Странная тележка походила на детские санки, только на колёсах.

Кира не видела лица новоявленного персонажа, затенённого глубоким капюшоном, но сразу узнала. Она поднялась на ноги.

- Что тебе надо? – спросила приморожено: только что певшая в душе весна осыпалась ледяными осколками к искалеченным ногам ведьмы из замка Синей Бороды.

- Мне? – ухмыльнулась ведьма и мотнула чёрным капюшоном. – Мне ничего не надо. Ты сама нас всех призвала своими грёзами. На реке, несущей погребальную ладью в полунощные земли, так бывает. Я бы даже сказала, что так и должно быть.

- Должно быть? – тупо повторила приземлённая летунья и облизнула внезапно пересохшие губы.

- Все пришли и я пришла, - просипела некогда прекрасная баронесса де Ре. – Только все эти суслики, что только что крыльями тут хлопали тебе на потеху – они ведь правды не скажут. Недоумки… А я скажу. Сказать?

Кира замотала головой:

- Нет!

- Да не боись, дева! – гыгыкнула довольно собеседница. – Правды боишься? А не надо. Правда – она ж как соль: с нею горько, а без неё пресно…

- Я не стану тебя слушать!

Тёмная паника овладевала разумом: «бежать!», «бежать!» сигналила она тревожной красной лампочкой. Девушка попыталась взмахнуть крыльями и… поняла, что крыльев больше нет.

- Отлеталась! – торжествующе констатировала ведьма. – Хватит. Не взлетишь больше никогда.

- Неправда!

- Да правда, глупое ты пресмыкающееся, правда! Я ж обещала тебе правду – так вот же она, получи и распишись. Вина тебя в небо не пустит.

- Какая ещё вина?

- А передо мной, краля?

- Нету у меня перед тобой никакой вины!

- Ой ли? А чего ж тогда крылышки утеряла, меня признавши? Да и не я одна на шее у тебя гирькой пудовой повисну. Много ты людей обидела, с таким грузом не взлетишь!

- Что за бред?!

- Не взлетишь, - покачал головой Жиль де Ре, шагая из тумана.

- Вряд ли, - хмуро согласился с ним свинарь, отвергнутый жених Большемокрицкой принцессы. – Самодовольство и беспечная жестокость не добавляют душе лёгкости, Фредерика.

Грустно вздохнул, пряча глаза, Синьбао; злобно зыркнула из сумрака жена Людоеда; потупившись, покачала головой Мэйли; яростно вращая глазами мелькнул за клоками тумана Шахрияр с верным визирем своим; и Зарема… Да, Зарема, которую она пыталась подставить под утреннюю казнь вместо себя…

Персиянка неожиданно подмигнула ей и, придерживая Сырника за шкирку, приложила палец к губам.

Ведьма резко повернула провал чёрного капюшона к нарушительнице ритуала священной порки.

- Чего это ты расподмигивалась, персидская ворона? Может, чего-то знаешь, чего не знаем мы? Может, рецепт откупного изобрела?

Зарема покачала головой:

- Не изобрела, нет. Вины с себя не снимешь, это не одёжка. И индульгенцией не прикроешь. Но, - она посмотрела на Киру блестящими тёмными глазами и улыбнулась, - есть одно условие, при котором тягости отступают, а крылья снова расправляются за спиной. Разве ты не знаешь этого, подруга?.. Разве не знаешь?

Разве не знаешь? Разве не знаешь, Кира?

Кира в растерянности помотала головой.

Ну что ж ты, Кира… Кира… Кира… Ки-ра! Кира!! Кира!!! Проснись!

Захлебнувшись вдохом, словно вынырнувший со дна утопающий, девушка стремительно села… и обнаружила себя в лодке, суматошно хватающей ртом воздух. Куртка, которой она укрывалась, сбилась на ноги, лоб и спину покрывала холодная испарина. Дрожащей рукой она провела по влажным волосам.

За бортом по-прежнему шевелилась молочная рябь. Над лодкой висел холодный, совсем не летний туман – почти такой же, как во сне. Но даже он, густой и липкий, не мог укрыть тёмную полосу пологого берега, к которому прибило лодку.

Невольная путешественница плеснула себе в лицо забортного молока, утёрлась рукавом и огляделась вокруг уже более осмысленно.

«Приплыли», - решила она и накинула на плечи куртку.

Было более, чем зябко. Веяло совсем не свежестью летнего утра. Скорее уж стылой промозглостью поздней осени.

Киру это ничуть не обескуражило: осень так осень. Подумаешь. В последнее время стремительная смена сезонов – далеко не единственный повод для удивления. Это уж точно. И далеко не самый впечатляющий…

Пошарив по дну лодки в поисках своих вещей, девушка заметила на корме горшок, прикрытый вышитым полотенцем. Это ещё что? Вчера его здесь точно не было! Откинув убрус, Кира онемела: глиняная посудина оказалась доверху наполнена… кашей? Из разварных пшеничных зерен, в прозрачном сиропе, с изюмом и финиками? Да нет же, она не ошибается! Никакая это не каша. Это кутья.

Девушка отбросила зажатое в руке полотенце, словно по нему полз ядовитый паук. И торопливо, оступаясь и оскальзываясь, бросилась выбираться из лодки.

Не оглядываясь, она перебежала травянистую полоску пляжа, вскарабкалась на крутой берег, поднявшись над рекой и туманом, и перевела дух.

Проклятые чудеса! Что они означают? На что намекают? Не иначе, как на то, что её пригласили присоединиться к поминкам. Вот только к чьим?.. По… Медведю? Или по ней самой? В какие дебри приплыла она по этому молочному Стиксу? Уж не на тот ли свет?

«Тот свет» выглядел весьма прозаически: берег над рекой дышал поздним серым ноябрём. Тоска и безотрадность умирающей осени всегда действовали на Киру угнетающе. И сейчас, вместе с холодным сырым воздухом, уныние просочилось ей в душу и улеглось там, свернувшись змеиными кольцами.

- Ладно, - проговорила она дрогнувшим голосом и огляделась по сторонам. – По крайней мере, черти не варят здесь грешников в огненной лаве. Жить можно. Хотя… - новоприбывшая прищурилась, зацепившись взглядом за нечто далее, по берегу, за стволами жидких осин, похожее на строение… – Хотя, может, вот и она, грешниковарня маячит…

Кира закинула сумку на плечо и двинулась навстречу судьбе. Ну а куда ещё? Вряд ли в этом случае возможны варианты – от судьбы ведь не уйдёшь. И от той её неумолимости, которая привела сюда свою жертву – по единственной дороге, от вехи к вехи… Не она шла, её вели. Маленькую, тщеславную пешку, возомнившую, будто не чья-то рука ею двигает, а она сама скачет с клетки на клетку кого-то спасать.

Ну и пусть. Зато она сейчас всё узнает. Кира была в этом уверена: ведь в сказках ты всегда получаешь ответы на вопросы в конце пути. А уж вопросов у неё накопилось – пруд пруди. Главным и самым животрепещущим из них оставалась судьба Медведя…

Путница остановилась у покосившейся изгороди и, уронив с плеча тяжёлую торбу, с облегчением опустила её на сухую, колкую траву. За изгородью виднелся нарядный синий домик с белыми наличниками и красной трубой. У открытого окошка, самозабвенно нюхая герани в горшках, маячила старушонка в белом чепце.

Вид у неё был безупречно уютным и безусловно мирным. Выглядела она как рекламная картинка, проповедующая ценности сытого баварского бюргерства. В общем, на ожидаемую Бабу Ягу она походила также мало, как «Сага о Форсайтах» на «Поднятую целину».

------------------------

- Привет! – Кира толкнула крашеную калитку и ступила, волоча за собой сумку, в убранный с иголочки палисадник. – Как самочувствие? Оклемалась после волкодлачества своего богомерзкого? Отоспалась, надеюсь?

Старушонка в окне поправила оборки чепца и степенно кивнула:

- И тебе здоровья, девица.

- Мерси, - Кира устало опустилась на ступеньку крыльца. – Здоровье, слава богу, при мне. Хотя, конечно, подверглось оно испытанию. Да ещё какому! Пока ты дрыхла после своих оборотов, нас с Медведем чуть не убили…

-Чуть?

Кира уставилась на безмятежное лицо хозяйки голубого домика.

- Что?

- Ты думаешь, - пояснила Бригитта, - что вас ЧУТЬ не убили?

В груди неприятно сжалось, перехватив дыхание:

- А… ты как думаешь? – после недолгой паузы озвучила вопрос путешественница: она совсем не была уверена в том, стоит ли его задавать.

- А я не думаю, - пожала плечами ведьма, - я просто встречаю здесь тех, кого из яви приносит река. Или гуси-лебеди. На границу миров…

Кира откинулась затылком на перильца крыльца и уставилась широко распахнутыми глазами в мокрое осеннее небо. Не может быть…

- Ты хочешь сказать… - девушка сглотнула и сжала пальцами ремень своей холщовой сумки. - Хочешь сказать, что я… В смысле, я разбилась?

Белый чепец нырнул в недра комнаты, покинув пышные герани в одиночестве.

- А Медведь? – прокричала Кира вослед слинявшей колдунье. – Он что? Он тоже?.. Он был уже у тебя? Бригитта!

Ведьма распахнула дверь, демонстрируя опрятное платье с белоснежным передником. Что-то в её облике, вопреки образу бабушки-одуванчика казалось Кире странным, непривычным, может быть, даже зловещим.

- Я не Бригитта, - заявила она, нехорошо щурясь. – Зови меня Бабушкой Метелицей.

- Да хоть Тумбочкой! – психанула Кира. – Я, так понимаю, настоящего имени у тебя всё равно нет! Поэтому как угодно, на здоровье! Только ответь мне, прошу…

Колдунья вдруг резко притопнула каблуком, обрывая сумбурные речи гостьи на полуслове. В безветренной тишине пасмурного дня звук прозвучал, словно выстрел. Или хлопок бича дрессировщика.

- Остынь, - произнесла хозяйка холодно и чётко, почти по слогам. – Раз ты оказалась здесь, дева, твоя задача – выполнять мои распоряжения. И стараться это делать хорошо. Или сказку забыла?

- Не то… чтобы совсем…

- У тебя будет время вспомнить. Ты пробудешь здесь столько, сколько я сочту нужным. И по истечении срока приму решение, в какую сторону для тебя откроется калитка из этого двора. Ты поняла меня?

- А…

- А на все твои вопросы ты получишь ответы перед уходом.

Колдунья развернулась и шагнула от двери обратно в дом.

- Следуй за мной, - велела она сухо.

И Кира последовала. Безропотно и молча. Эта Бабушка Метелица совсем не была той Бригиттой, общение с которой допускало панибратство, наезды, споры и уговоры. От этой старушки в чепце веяло холодной властностью и ледяным бесстрастием. Кира вдруг почти физически ощутила ту невероятную силу, которую олицетворяет она здесь, на берегу Молочной реки. Где встречает явившихся без приглашения и провожает уходящих без возврата…

«Я не хочу об этом думать, - твердила Кира, поднимаясь вслед за хозяйкой по деревянной лестнице. – Не хочу об этом думать так. И не стану. Это не укладывается в сознании. Просто. Очередная. Сказка. Надо её пережить, перетерпеть, дождаться конца. Он непременно будет. У всех сказок есть конец. Да».

-------------------------

В синем домике с белыми ставнями на берегу Молочной реки время не тянулось и не бежало. Его там попросту не было. Счёт дням Кира не вела – здесь это было ни к чему. Если нет сроков, целей и планов, измерение прошедшего и грядущего становится пустым занятием, а необходимость беспрерывного лихорадочного подсчёта минут и контроля утекших сквозь пальцы часов теряет смысл.

Ощущение безременья было самым странным и невероятным из испытанных Кирой за последние суматошные полгода. Даже редкие счастливцы, которые, как принято считать, часов не наблюдают, всё равно ограничены временным отрезком – от рождения до смерти. Кира была не ограничена ничем. Ибо перешагнула край и повисла в невесомости над пропастью…

В этом что-то было. Во всяком случае, было непривычно и странно спокойно. Докучливые тревожные думы не терзали, страсти, обиды и желания – извечные спутники человеческой маяты – застыли, будто поставленные на паузу. Кира прислушивалась к новым ощущениям, как к звенящей тишине после бурной канонады – чутко, пугливо, с недоумением. Она опускалась в неё, словно в обволакивающие объятия банной парной и зависала в благостной нирване безмыслия.

Лишь иногда подспудная тянущая горечь сожаления о чём-то упущенном нарушала её медитативный покой. Вот только о чём? Может, о солнце? О полёте? О так и не сбывшейся любви?

Но даже эта горечь казалась не такой уж прям и горькой здесь, на берегах забвения: скорее, щекочущей, томной и совсем не больной. Кира принимала её с готовностью, как приправу к пресному блюду, ничуть не тяготясь. Выслушав её тихий шепот, она задумчиво кивала, поправляла белый чепец на тщательно уложенных косах, одёргивала накрахмаленный фартук и отправлялась по скрипучим ступеням в мансарду.

Её ежедневной заботой и почти единственной обязанностью была огромная перина Бабушки Метелицы. По утрам Кира снимала её со старинной резной кровати, развешивала на перилах мансардного балкончика и принималась выбивать над унылым предзимьем речных берегов.

Пушистый белый пух обильно вспархивал в воздух, обволакивая девушку, балкон, голубой дом и двор белой вьюгой, а после оседал меж холмами равнины, на голых ветвях деревьев и покосившихся штакетинах праздничным белым снегом. Становилось по-новогоднему уютно. Щемящее детское ожидание праздника волновало кровь, возвращая на бледные щёки пленницы Доврефьеля лёгкий румянец жизни.

Под балкончиком неизменно паслась лошадь. Та самая жалкая кляча, которую задрали волки на пути к ведьме Кривого ельника. Она – целая, невредимая и где-то даже помолодевшая и приободрившаяся, но не утратившая своей флегматичности – фыркала на жухлую осеннюю траву и оседающий на ней снег. Решив, что подобный завтрак неудобен и скудноват, она перемещалась к расположенным под навесом яслям и удовлетворённо хрумкала сытным овсом.

Ясли пополнялись каждое утро: Кира досыпала их доверху зерном и укрывала круп кобыле шерстяной попоной. Она оглаживала её жёсткую гриву, угощала яблоком и журила за глупую вредность, по причине которой лошадь ни в какую не желала ночевать в тёплой конюшне.

В общем-то, бывшая владелица была рада видеть её здесь. Несмотря на то, что ежедневно пегая костлявая спина в попонке, на которую с балкона Кира трясла перину, не давала ей забыть ни на минуту, в каком месте находится она сама…

Хозяйка домика появлялась лишь к вечеру, хрустя башмаками по свежему снегу. Она сдержанно хвалила работницу за утренний снегопад и за традиционный капустный суп на ужин, а после отправлялась ночевать на основательно похудевшую перину.

Наутро всё повторялось: одеваясь, Кира поглядывала на царящий за окном сумрак без единого следа вчерашнего сугробов, растапливала печь, варила кофе на двоих в большом медном чайнике и отправлялась по скрипучим ступеням на работу.

Одиночество и однообразие не тяготили её, но напротив – рождали в сердце странное умиротворение, никогда ранее не испытываемое. Впервые в жизни делала она что-то действительно стоящее – украшала землю. Осознание этого наполняло её до краёв живой водой упоения причастностью. Почти счастьем.

Сколько бы ещё она прожила так, в домике у реки, в медитативном состоянии всепринятия и светлой грусти – неизвестно. Потому что однажды хозяйка, вернувшись домой, как обычно, к вечеру, не отправилась немедля к столу с горячей супницей, а задержалась у открытой двери. Задумчиво придерживая створку, колдунья глядела на тихие снежные сумерки.

Кира с поварёшкой в руках несмело подошла поближе и заглянула ей за плечо: чего это она там углядела такого, что оторваться не может?

- Хорошая работа, - похвалила вытрясательницу перины Бабушка Метелица, скосив на неё глаза. – Никто и никогда не натряхивал на мои владения пуха так обильно и вдохновенно. На земле нынче, благодаря тебе, славная зима – мягкая, снежная, праздничная…

- Значит, - подала голос Кира, - на земле сейчас тоже идёт снег?

- Идёт, - кивнула хозяйка и снова отвернулась к пейзажу за распахнутой дверью. – Там, где ему положено идти.

- Положено?

- Само собой, - фыркнула старушка, и в голосе её, до сих пор чужом и холодном, Кире вдруг послышались знакомые интонации Бригитты. – На Африку, небось, как не старайся, сугробов не натрясёшь!

Удивлённая внезапным преображением хозяйки и неожиданной готовностью вести светские беседы, работница уставилась на неё, открыв рот.

Колдунья усмехнулась:

- Ну чего зенки выкатила? Совсем одичала у меня тут без человеческого общения?

- Ну… - пожала плечами Кира. – Наверное, есть немного. Хотя непонятно…

- Что тебе непонятно?

- Непонятно почему без общения. По идее, недостатка в нём я здесь испытывать не должна бы. Ты говорила, помню, в твоё приграничье Молочная река людей приносит во множестве. Только я за всё время так никого и не увидела…

Бригитта стянула с сухих морщинистых лапок вязаные варежки и стряхнула с них подтаявшие снежинки.

- Приносит, а как же… Но тебе это видеть ни к чему. Потому и не видишь.

- Ни к чему?

- Я скоро отпущу тебя, дитя моё. Пожалуй…

- В новую сказку?

- В новую жизнь.

- Ты… - Кира обомлела, - отпустишь меня… домой? Прямо отсюда? Когда?

- Сразу же, дорогуша, как закончатся твои вопросы, - Бабушка Метелица улыбнулась совсем как Бригитта и ласково коснулась рукава подопечной.

В снежной тиши безвременья громко затикали часы. Где-то, может быть в Кирином сознании, включился их неумолимый ход, отщёлкивающий её последние минуты пребывания в невесомости; пребывания в невероятном, волшебном мире, который теперь – чего уж кривить душой – ей было жаль покидать, несмотря на все невзгоды, беды и опасности, здесь пережитые…

- Ты, вижу, не торопишься?

- Не знаю… А… если бы я захотела… остаться?

Колдунья покачала головой:

- Тебя угораздило свалиться в Доврефьель. А отсюда только два выхода: один в прежнюю реальность, ну а второй… Второй, боюсь, тебе совсем не понравится. Он ведёт в забвение и тьму. Впрочем… Почему бы и нет? Дам тебе право выбора. Выбирай!

Девушка сглотнула и безсознательно стиснула в пальцах черенок поварёшки:

- Между жизнью и смертью? Даже и не знаю, что предпочесть… А… Медведь? Ему ты тоже дала право выбора? Или лебеди отнесли его по пути забвения? Или ты пожалела его?

- О! – всплеснула руками вредная колдунья. – Я такая жалостливая старушка – всех-то мне жаль! Особенно блажных и нищих!

- Что он выбрал, Бригитта? – Кира вцепилась ведьме в шерстяную накидку, потянула на себя; глаза её то лихорадочно вспыхивали неистовой надеждой, то гасли чёрной бездной отчаяния. – Куда он ушёл из твоего… чистилища?

- Скажешь тоже! Прям уж чистилища! – старушка с негодованием отпихнула цепляющиеся за неё руки. - Ничего общего с каноническим чистилищем моя избушка ну совершенно не имеет, дорогуша! Стыдно не знать. Кисельные берега - место зыбкое, приграничное, не всякому доступное. Но тому, кто ступит на них, может быть дарован второй шанс. Если при первой попытке человек сверзился не в свою колею, ползёт по ней, не в силах выбраться – я помогаю. Помогаю выбраться и перезагрузиться - авось в этот раз получится… Тебе удалось перезагрузиться, Кира Андревна?

- Пожалуй…

- Стал быть, проспорила ты мне свою красную машину?

- Машину?

- Неужто не помнишь? Не так, вроде, много времени прошло со свадьбы нашей дорогой Бабетты, на которой ты самозабвенно клялась мне, что скорее скинешь своего драгоценного «ягуара» с обрыва, чем пересмотришь взгляды на жизнь!..

Кира, казалось, её совсем не слушала. Она смотрела на старую знакомую ведьму с суеверным и где-то даже благоговейным ужасом:

- Я и не предполагала раньше, - прошептала она, - что в тебе такая сила и власть над судьбами людей… Что ты сторожишь здесь, у реки?

- Границу перехода, дорогуша, я же говорила. Ты упала в колодец, разбилась. Ничего не поделаешь, да. Но у тебя есть преимущество перед остальными, приходящими к Кисельным берегам.

- Какое?

- Ты из другого мира. Поэтому для тебя у меня есть две двери, поэтому я предлагаю тебе выбор. Для остальных дверь одна. Понимаешь?

- Значит Медведь…

- Он местный, деточка.

- Нет! Ты же говорила про второй шанс! Ты говорила, что можешь дать человеку выбор!

- Иного рода!

- Какого ещё рода?!

- Знаешь что, - ведьма потёрла озябшие руки, - за этими бесконечными разговорами с тобой, я всю хату выстужу! – она уставилась на гостью сердито, будто это она дверь рассупонила и не желала затворять. – Ты если решила уходить…

- Я решила?.. – опешила Кира.

- …так уходи! Нечего тянуть с расставанием! Долгие проводы – лишние слёзы, - резюмировала Бригитта и резко, с неожиданной для старушки силой, перехватив девушку за предплечье, вытолкнула её за порог, в синие зимние сумерки.

* * *

В мире живёт волшебство.

Так просто увидеть его,

Если открыть глаза.

Там же.

Кира вылетела в дверь, пронеслась по инерции, спотыкаясь, с трудом удержав равновесие, дабы не пропахать землю носом и… зажмурилась от слепящего летнего солнца.

Солнца вокруг было много. И асфальта. А также сверкающего стекла и цветного металла. Техногенный мир вначале ослепил её своим блеском, а уж после оглушил резанувшим по слуху, основательно подзабытым грохотом и гулом города.

Кира непроизвольно вскинула руки к ушам в попытке отгородиться от шума, словно дикарка, впервые увидевшая прибытие поезда на вокзал Ла-Сьота. Но мозг сработал на опережение: прежде, чем инстинкты заткнули уши и бросились бежать, он выцепил знакомую стоянку с родным «яриком», призывно подмигивающим хозяйке зеркалами; стекляшку Шагеевского делового центра; гранитные ступени, поднимающиеся к вращающимся дверям входа и две растерянные фигуры на них.

Кто это? Ах да, кажется припоминаю… Охранник? Который выставил её в тот злополучный день и… Кристя рядом с ним, доставившая разжалованной фаворитке её пожитки…

Подружка тискала в руках сумку бывшей начальницы. Глянцевая кожа покойного крокодила весело бликовала в дополуденном солнце.

- Ничё се, прикид у тебя… - пролепетала Кристя.

Кира взглянула на своё отражение в зеркальных стенах центра. Оттуда на неё таращилась незнакомая девица диковатого вида с обветренным лицом и небрежно рассыпавшимися по плечам прядями. На девице было надето ярко-жёлтое платье в белый горох из легчайшего, невесомого шёлка. Босые пятки припекал горячий асфальт.

Она неуверенно огладила гладкую ткань на бёдрах – девица в отражении повторила движение. Кира сглотнула: предстояло привыкать к новой себе в старых декорациях прежней жизни. Девушка забрала у подружки протянутую сумку.

- Идём, - выдавила она из себя севшим голосом и направилась к машине, на ходу выуживая из сумки ключи. – Ну чего ты? – обернулась к нерешительно мнущейся у ступеней коллеге. – На секундочку подойди. Я тебя не укушу. И не задержу. И никак не скопрометирую…

Кристя неохотно подошла: что скажет начальство, увидев её затянувшееся прощание с опальной Волошкиной? Ей, вообще-то, неприятности не нужны. Вот чего она пристала?

Бывшая начальница распахнула дверь пассажирского сиденья и вытряхнула на него содержимое сумки.

- Держи, - протянула она брендовый фетиш подружке. – На память.

- Ой, нет! – испугалась Кристя, против разумной воли вцепляяся в вожделенную «Праду». – Не стоит, Кирочка! Это дико дорого!

- На здоровье, - улыбнулась Кирочка незнакомой улыбкой и посмотрела незнакомым взглядом неожиданно пронзительно светлых на загорелом лице глаз. – Знаешь что… Ты извинись за меня перед Душкиной, хорошо? Скажи, что я свинья и что сожалею…

Она махнула на прощанье рукой, обошла вокруг машины и нырнула за руль. Разогретый салон дохнул жаром. Кира повернула ключ зажигания и включила кондиционер. Всё было так привычно и знакомо. Всё было так странно и чуждо…

Путешественница по мирам положила затылок на удобный подголовник и прикрыла глаза. Ну вот и всё. Приключение окончено. Она вернулась домой, как мечтала и отчаянно стремилась. Вначале…

Да. Что теперь?

Что теперь ей делать с её новым опытом? Как вписываться с ним в мир офисов и парковых газонов? С кем поделиться воспоминаниями о буйстве морского шторма, о переживании близкой смерти, о счастье полёта? Кому выплакать застывшую на сердце тяжесть несбывшейся любви и горечь утраты?

Кира уткнулась лбом в сложенные на руле руки. Здесь, в этом мире, никому и ни с кем: сочтут умалишённой и порекомендуют лечиться электричеством. Да и потом – кому здесь это всё интересно?

Ладно. Пусть так. Не раскисай. Куда сейчас? Не век же ей на этой стоянке горевать…

Она привычно нажала на педаль газа и мягко тронулась, пробираясь по лабиринту припаркованных машин. Домой, куда же ещё… Мысль об одинокой и до неуютности стильной квартире нагоняла тоску. Что ей там делать? В телевизор пялиться? Или обзванивать знакомых толстосумов в поисках новой работы? Как, собственно, она и делала в тот день, когда…

Стоп-стон-стоп… Так это же и есть тот день! Она вернулась в ту самую точку, откуда всё началось! Кристина с сумкой и охранником… Автомобильная стоянка у делового центра… Что же это получается? Получается, сегодня бабушкина свадьба?

Это неожиданное открытие было воспринято ею с таким облегчением, будто скрипнула внезапно приоткрытая дверь в глухом и тёмном тупике.

Кира нащупала на сиденье айфон и, поглядывая в него одним глазом, другим на дорогу, нашла в контактах номер Лизаветы.

- Привет! – отозвалась она, возможно, излишне взволнованно на выжидательное «алле». – Во сколько начало э-э… мероприятия? А… Хорошо… Поняла. Да, конечно, помогу накрыть на стол. Скоро буду. Я уже еду, да. И… бабушка… - непривычное слово далось ей с трудом. – Поздравляю… Я рада за тебя, правда…

Она нажала отбой и споро развернулась на перекрёстке.

Как хорошо, - решила она, - что я вернулась сегодня, в день свадьбы. Было бы совершенно невыносимо оказаться сейчас дома наедине со всем этим сумбуром и в голове, и в душе…

Запел телефон. Не взглянув на экран, Кира нащупала его на сиденье и приложила к уху, ожидая услышать бабушкины наставления и уточнения. Но это оказалась не бабушка.

«Это оказался серый волк», - усмехнулась Красная Шапочка, внимая голосу гендира и минигарха Рената Шагеева.

- Да. Нет. В дороге. Нет, не сержусь… Да… Тебя можно понять… Конечно… Не должна была себя так вести… Угу. Всё нормально. Нет, я не вернусь в офис. Нет, не хочу. Встретиться сегодня? Обсудить? Да мы уж вроде… Нет, не смогу. И завтра не смогу. Нет, я не ломаюсь… И не кочевряжусь… И не набиваю цену… Слушай, я за рулём, не могу говорить.

Кира нажала отбой и, опустив стекло, швырнула дорогущий гаджет со всеми нужными контактами и драгоценными связями за перила моста, в реку. В открытое окно ворвался и забился в салоне упругий горячий ветер. Он взлохматил ей волосы и одарил частицей своей буйной радости. Странное облегчение и ощущение невероятной, почти праздничной свободы словно приподняло набирающий скорость автомобиль над полотном дороги и подарило его хозяйке смутное воспоминание о крыльях. Как же легко! Невероятно! Как же просто и весело принимать освобождающие решения! Почему раньше ей казалось, что это неприемлемо и глупо? Почему раньше казалось, что возводить вокруг себя рамки ограничений и условностей – это правильно и разумно, а позволить себе полёт – удел фриков? А теперь? Теперь можно! Теперь она сама, как фрик!

Кира рассмеялась, глянув на свои босые ноги на педалях, старомодное гороховое платье, растрёпанные ветром волосы и давно утратившее лощёную гламурность лицо в зеркале заднего вида. Лицо это улыбнулось ей и подмигнуло, а в следующую секунду озабоченно нахмурилось и прикусило ненакрашенную губу – у знакомого поста ДПС взмахнули волшебной полосатой палицей.

Чёрт! Как я могла снова забыть! Вот растыка!

Растыка сердито нажала на тормоз. Взвизгнув покрышками, «ярик» объехал дэпээсника и остановился на полосе разгона.

Пока автолюбительница досадливо рылась в бардачке в поисках документов на машину, водительское окно ожидаемо зазеленело форменным светоотражающим жилетом дорожной охраны. Полицейский представился, как положено, утопив словозвучия своего имени и звания в гуле прогрохотавшей мимо фуры, и принял протянутые в окно права.

- Вы снова превысили скорость, Кира Андреевна, - заметил он ровным голосом. – Придётся составить протокол.

Кира Андреевна застыла: внутри что-то оборвалось, вспыхнуло в животе и отдало возвратной волной жара по самые уши. Она медленно подняла взгляд от зеленовато-аморфного олицетворения грозы дорожных нарушителей и посмотрела в лицо мужчины, остановившего её машину.

На неё строго и неодобрительно смотрели знакомые синие глаза.

Девушка беззвучно открыла и закрыла рот. Потрясённая этим неожиданным явлением, она таращилась на полицейского, пытаясь отыскать в любимом образе что-то чужеродное, то, что убедило бы её в жестоком самообмане…

- Попрошу пройти со мной, - он нахмурился. – Вам нехорошо? Вы словно призрака увидели.

- Нет! – помотала она головой. – То есть да… Почти… Мне и в самом деле что-то не по себе, - она с трудом отстегнула ремень и, путаясь в нём, долго и неуклюже выбиралась из машины. – Хорошо, что вы меня остановили…

Полицейский озабоченно придержал нетвёрдо стоящую на ногах девушку под локоть.

- Я провожу вас на пост. Может, воды?

- Может, - послушно согласились с ним. – Как вы говорите вас зовут?

Провожатый усмехнулся:

- Да мы уж неоднократно знакомились с вами, гражданка Волошкина. Инспектор дорожно-патрульной службы, капитан Медведь.

- Ну конечно, - прошептала нарушительница и шагнула в прохладу канцелярско-казённой обстановки поста ДПС. – Как же ещё…

- Присядьте здесь…

Он принялся хлопать ящиками шкафа, разыскивая аптечку.

- Мне показалось, вы меня испугались? Или того, что вас остановили для досмотра? Надеюсь, вы не прячете в багажнике труп?

Выудив из аптечки пузырёк тёмного стекла, он нацедил из кулера воды в пластиковый стаканчик.

- Знаешь, капитан, - Кира взволнованно огладила шёлк платья на коленях и, вспомнив о растрёпанных ветром волосах, торопливо заправила их за уши, поджала под стул босые ноги, - я и в самом деле боялась. Боялась, что больше не увижу тебя никогда…

Ей совсем не казалось странным то, что она говорила. Она не боялась удивить или обескуражить его своим внезапным признанием. В воздухе неуловимо звенел камертон волшебства – того самого волшебства мгновения, когда всё происходит само собой.

Он подошёл, держа в одной руке пластиковый стаканчик, в другой пузырёк с нашатырным спиртом.

- Что было бы, если бы ты меня не остановил?

Он присел перед ней на корточки. Их глаза оказались на одном уровне.

- Я всегда останавливал тебя. Ты забыла?

- Да, - прошептала Кира. – Я дура.

Коснувшись его пальцев, она взяла у него из рук стакан и сделала глоток воды, чтобы притушить бурлящий в сердце и рвущийся наружу буйный восторг наступающего счастья.

- Неправда, - сказал он и улыбнулся. – Ты не дура, ты умница… Куда торопишься сейчас?

- На свадьбу к бабушке.

- А далеко ли празднует твоя бабушка?

- На турбазе «Три поросёнка». Как съезжаешь с моста, сразу направо, за лесом…

- У меня дежурство заканчивается через пару часов…

- Ты подъедешь? Я проспорила свою машину одной вредной ведьме, придётся добираться обратно уже безлошадной…

- Обязательно подъеду. И отвезу, куда скажешь.

- И… Медведь… Надеюсь, в этой реальности у тебя нет никакой Пепелюшки на сердце?

Медведь забрал у Киры стакан и недоумённо вздёрнул бровь:

- Пепелюшка? Смешное прозвище. Ты придумала?

За открытым окном одобрительно зашумела, подмигивая солнечными всплесками в зелёных листьях, знакомая яблоня.

- Так, - улыбнулась Кира, - во сне приснилось…

Она подмигнула яблоне и прерывисто вздохнула - зачинающаяся сказка обещала быть самой лучшей из всех пережитых.