Кисельные берега

Глава 96

----------------------------------

Кира зачерпнула ладонью пригоршню снега и потёрла лицо – вот и всё утреннее умывание. Пожевала его, слизнув подтаявшие крупинки с губ – вот и весь завтрак.

Но жаловаться ей и в голову не приходило: слава богу, они кое-как перекантовались минувшую ночь, и, слава богу, наконец-то отсюда свалят.

Она зябко потопала ногами и вгляделась в предрассветный сумрак: ага, вот и Медведь со своим коником. Стал быть, не подтибрили лошадку гостеприимные жители Ям – уже радость. И самих постояльцев вроде как отпускают невозбранно: они выбрались никем не задерживаемые из землянки, оставив монету на столе, вывели коня из конюшни – так просто? Впрочем, с чего это Кира решила, что будет сложно? Что им непременно станут чинить препятствия? Хозяева, небось, рады-радёшеньки, что незваные гости убрались…

- Фухххх… - девушка с облегчением выдохнула угар сегодняшнего ночлега и глубоко вдохнула морозный воздух, отгоняя сомнения и остатки тревожных снов. И тут же снова сморщила нос – показалось ей или и в самом деле вновь повеяло удушливым зловонием курной землянки, словно она сама насквозь пропиталась им…

Медведь молча подсадил спутницу в седло и повёл коня в поводу - медленно, увязая в глубоком снегу, прочь от мрачного селища. У Киры всё время пути до большой дороги мучительно зудела спина от стойкого ощущения чьего-то недоброго взгляда. Но она стойко терпела, не оборачивалась, словно опасалась: стоит только ямникам, словно собачьей стае, продемонстрировать свой страх, они тут же бросятся в погоню и разорвут одиноких путников на клочки и тряпочки.

Когда серый рассвет, уже вполне созревший для этого мрачного времени года, подсветил путникам утоптанные колеи дороги, они, каждый таясь друг от друга, выдохнули с облегчением.

Медведь протянул Кире сухарь.

- Куда мы теперь? – оживилась всадница, схрумкав свой скудный паёк.

- В Вышеград, - ответили ей, не поворачивая головы. – Я посажу тебя там под замок, раз ты добром не понимаешь.

- Послушай…

- В Кривом ельнике тебе делать нечего! – отрезал страж. – Это опасно. И ты туда не поедешь.

Кира рассмеялась. Причины для веселья были столь неочевидны, что хмурый Медведь удивился и скосил на неё глаза:

- Я сказал что-то смешное?

- Опасно… - повторила Кира и снова хихикнула. – Не опасней, чем на блины к соседке сходить! Эта Латыгорка – всего лишь склочная и склонная к театральности тётка. За умеренную плату она дорожку лепестками роз вымостит, если кому вдруг охота придёт…

Медведь отвернулся к дороге.

- Не знаю, - сказал он, - кто тебе подобное насвистел, и с чего это ты всему веришь, но я с ней дело имел. И на своей шкуре испробовал – опасна эта тётка или нет.

- Да никто мне не свистел! – возмутилась Кира. – Я с ней тоже дело имела, и тоже сама знаю! У меня, кстати, хорошие новости для тебя, слышишь? Эй! К ведьме тебе больше не надо идти, потому что… Медведь?

Кметь остановился и сделал знак Кире замолчать. Конь всхрапнул, переступил ногами и потряс головой, прозвякнув удилами.

«Только не это! – промелькнула паническая мысль. – Неужели волки?»

- Волки? – дрогнувшим голосом озвучила она свой основной дорожный страх.

Медведь мотнул головой:

- Хуже…

Он постоял, прислушиваясь, а после двинулся вперёд, настороженно зыркая глазами по сторонам.

- Что значит «хуже»? – прошептала всадница, беспокойно озираясь.

Тишина. И серая хмарь вокруг…

Медведь внезапно дёрнул коня за повод, разворачивая от дороги и увлекая на целину.

- Куда мы?

Он торопливо шагал к срубу колодца, одиноко чернеющему на занесённом снегом прогале. Колодец этот, полуразвалившийся и заброшенный на вид, казался в жидкой серости зимнего утра покосившимся надгробием на одинокой придорожной могиле незадачливого путешественника.

Киру так неожиданно сдёрнули с седла, что она икнула, приземлившись. Жеребца Медведь придержал, стараясь оставаться между ним со стороны дороги и колодцем со стороны леса. Страж перекинул повод спутнице и медленно потянул меч из ножен. Кира открыла было рот для очередного безответного вопроса и чуть не подавилась им – теперь уж она и сама видела: серые безликие силуэты – кто пеши, кто лошадны – проявлялись медленно и неохотно меж деревьев светлеющего леса.

Эти люди не суетились. Они медлили, зевая и почёсывась.

Тот, что у ельника, сдвинул шапку на макушку и отряхнул с коленей снег; другой, на дороге, спешился и охлопал коня по шее, обошёл его хозяйски, подтянул подпругу; третий, поплёвывая на палец, трогал лезвие широкого секача, пробуя на остроту деловито и основательно, словно дровосек перед работой.

Фигуры возникали одна за другой, словно лес материализовывал человеков разбойного вида из придорожных кустов. Было их слишком много.

- Эй, кметь! – хрипло каркнул лес, вспугнув стылую тишину. – Это, случаем, не ты две зимы тому назад с князем ямских людишек шерстил, а?

Медведь не ответил.

- Не помнишь, стал быть, - хмыкнул хрипатый. – Да и на кой тебе шушеру всяку помнить…

Яростно затрещала сорока. Один из туманных всадников на дороге взмахнул плетью, и Кира догадалась кому из этих серых привидений принадлежит почетное право переговоров.

- Можешь взять деньги и коня, - предложил Медведь. – Мы уйдём добром.

Человек расхохотался, откинувшись в седле, конь под ним заприседал и заржал под стать хозяину.

- Ты напугал меня, кметь! – прохрипел всадник, отсмеявшись. – Уйдёт он добром… А если не добром? Если мы сами, не спросясь, заберём твой кошель, твоего коня и твою бабу? Заругаешь нас?

- Заберёте, - согласился Медведь. – Вас много. Но ты знаешь, Якимка, и я пустым на тот свет не уйду. С десяток твоих душегубов прихвачу за компанию.

- Хм… - главаря это предупреждение, видимо, мало смутило. – Захвати, чего ж… Твой грех будет. А мне выбирать не приходится. С кого другого, паря, взял бы деньгами невозбранно. С тебя ж, окромя крови, другую плату мне брать зазорно. За кореша моего наибольшего, за Моньку Лютого, коего ты, падла, в стычке зарубил опосля обыска того в Ямах, я с тебя втридорога спрошу! Слышь?

Медведь толкнул обмершую Киру в сторону колодца:

- Лезь туда, быстро! Авось пересидишь…

- Я с тобой!

- Я сказал, - на неё бешено сверкнули синие глаза, - быстро!

Трясясь, словно в лихорадке, Кира перекинула ноги через скользкие обледенелые брёвна, схватилась руками за размотанную цепь и повисла на ней, упираясь подошвами сапог в неровности сруба. Она успела увидеть, прежде, чем начала неуклюже, рывками соскальзывать вниз, как Медведь хлопнул по крупу коня и тот, всхрапнув, потрусил прочь. Потом над головой её лязгнул металл, кто-то заорал, заматерился, и на голову ей осыпался лёгкий снежок…

Перехватываясь за цепь, скользя непослушными ногами, стараясь упереться спиной в противоположную стенку узкой шахты, Кира спустилась ещё на несколько венцов.

«Что я делаю? - грудь обожгло мучительным осознанием. – Куда я? Зачем пытаюсь избежать неизбежного? Ведь ОН обречён? ОН обречён! Господи, а мне-то тогда зачем жить?!»

И она затрепыхалась на ржавой цепи, пытаясь подтянуться вверх, вернуться!.. Но это оказалось совсем не то же самое, что спускаться: Кира забилась, словно муха в паутине – совершенно напрасно, сил вытянуть себя обратно не доставало. Напротив: напряжённые руки, трясущиеся от непривычной нагрузки и страха, слабели всё более, немели от холода и проскальзывали по чёртовой цепи, роняя Киру всё глубже в бездонное чёрное нутро заброшенного колодца.

Ругань и крики наверху становились всё неистовей, скрежет металла всё учащённей и яростней. Чем-то рубанули по срубу, вызвав внутри набатный гул. Кира запрокинула лицо к прямоугольнику серого неба и увидела: медленно качнувшись на его фоне завис чёрный силуэт, скрадывая и без того скудный свет…

Перед тем, как всё случилось, она успела заметить стальной просверк секача, врубившегося в человека над колодцем, и осознать конец.

Сильный удар опрокинул его через невысокий оголовок и уронил вниз. Тело обрушилось сверху, сметая на своём пути в преисподнюю всё встреченное. В том числе и Киру.