-----------------------------------------
Вот уже трое суток подряд «Стремительный дракон», подгоняемый попутным ветром, лихо рассекал морские волны в направлении земель Египетских. Прибытие планировалось к завтрашнему вечеру, но нетерпеливым путешественникам уже блазнились экзотические дали. Казалось, вот-вот покажутся жёлтые берега, проклюнется из них пыльная геометрия загадочных пирамид, замаячит знойный порт и донесётся до путешественников разноязыкая разноголосица большого торгового города…
И пока неопытные пассажиры с надеждой и до ломоты в глазах вглядывались в горизонт, моряки беспокойно косились на небо, которое быстро забеливали перистые облака. Сырнику они тоже не нравились. Грустно шевеля белыми бровями, он задирал к ним морду, скулил, неистово почёсывался и, жалобно привизгивая, облаивал завладевающий его инстинктами страх. Ветер свежел. Рассекаемые быстроходным дау волны становились всё выше. Капитан хмурился.
Общее беспокойство передалось и пассажирам. Особенно после того, как позеленевшая от нарастающей качки Зарема удалилась в каюту и залегла там в позе страдания, поджав к животу колени.
Никанорыч таскался за «Синьбаичем», пытаясь выведать у него прогнозы погоды.
«Портится футрина-от», - заглядывал он в круглое бронзовое лицо сяньца.
Тот отмалчивался.
«Кабы ветер не переменился! Отнесёт нас с пути-то. Затянется плавание, эх…»
Не отвечая, капитан сосредоточенно всматривался вдаль сквозь окуляр подзорной трубы.
«Кабы волны ещё более не расходились… Вот наказание-то господне… - вздыхал купец, косясь на Синьбао. – Ужо в борт пошли бить, придётся разворачивать кораблик-то».
Капитан задумчиво выковыривал тесаком грязь из-под ногтей.
«Уж не шторм ли идёт, Синьбаич?» – озвучил, наконец, свою тревогу Никанорыч.
«Шторм», - изрёк капитан.
Слово упало тяжёлым камнем. И всех расстроило: Сырник завыл, купец принялся креститься и бормотать воззвания к Николаю Угоднику, а Кира поёжилась.
Туда, в эту жуткую в своём первозданном буйстве пучину, совсем не хотелось. Но, видно, придётся. Ведь капитаном корабля у них, как ни крути, тот самый Синдбад-мореход, любое из плаваний которого, согласно известным сказкам, неизменно заканчивалось кораблекрушением. Бывшую одалиску аж замутило от этого неожиданного открытия. Она зажмурила глаза, чтобы не видеть вздымающихся за бортом серо-зелёных, как бутылочное стекло, холмов. С каждым часом они становились всё выше, шире, всё яростнее. Они становились всё более хищными…
Корабль начинал зарываться в их оскаленные белой пеной пасти. Матросы споро сматывали последние лоскуты парусов. Кто-то из них, пробегая мимо, велел Кире убираться в каюту, дабы не смыло с палубы волной.
Цепляясь за борт, такелаж и за Сырника, та послушно поволоклась куда послали – чего зря под ногами путаться…
Вдруг корабль врезался в очередной мощный вал, как электропоезд в бетонную стену. Киру обдало водой, приложило о переборку, отшвырнуло к борту, а после заботливо вкатило в распахнувшуюся дверь каюты. Беглая наложница вползла в неё на четвереньках, захлопнула, придавив спиной, и только тогда разжала сведенные судорогой пальцы на загривке мокрого пса.
Зарему рвало над тазиком для умывания.
- Дамы и господа, - пробубнила Кира, - наш увеселительный морской круиз подарит вам незабываемые впечатления: избавит от скуки и лишних иллюзий. Танцы, коктейли и иллюзионисты в ассортименте…
Она попыталась встать на ноги, но очередной крен судна повалил её обратно и потащил вниз по склону, пока она не затормозила, вцепившись в ножку привинченного к полу стола. Зарему вместе с тазиком зашвырнуло в угол.
«Ну вот и всё, - решила Кира, облизнув солёные губы, - конец. Из этого испытания мне уж точно не выбраться. Тут не поможет ни смекалка, ни кошель серебра, ни чьё-либо доброе участие. Как страшно… когда… от человека ничего не зависит. Когда… сделать ничего нельзя. И можно только… молиться»
И неверующая Кира, обняв ножку стола, принялась истово и яростно выпрашивать у неба пощады. Точно так же, как выпрашивали поколения её тёмных предков из столетия в столетие, из жизни в жизнь…
«Ничего не меняется, - подумала профессиональный маркетолог с высшим образованием, - когда человек встречается со стихией. И никогда не изменится…»
Корабль задрожал, заскрипел, принимая очередной удар гневливого морского царя, и девушка скрючилась у своей ненадёжной опоры, ожидая худшего.
--------------------------------
Корабль, как ни странно, не потонул.
Ближе к рассвету море угомонилось – волны сонно обмякли, перестали кидаться, будто бешеные собаки, на несчастную скорлупку с перепуганными людишками внутри.
«Стремительный дракон» выдюжил. Он качался среди засыпающего буйства разнузданного ночного кутежа. Его побитые, расшатанные члены устало постанывали.
Часть команды капитан отправил спать, оставив рулевого и вахтенного. Прихватив ещё пару человек и плотницкий инструмент, он отправился ревизовать трюмы, оценивать ущерб.
Забылись тяжким сном и в девичьей каюте, провонявшей мокрой псиной и рвотой. Измученные бессонной ночью, страхом и качкой пассажирки отрубились прямо на полу, среди послештормового разгрома – разбросанных вещей и перевёрнутой мебели. Тут же валялся, беспокойно вздрыгивая во сне ногами, Сырник. Серый рассвет медленно обрисовывал их контуры, заглядывая в мокрые окошки.
«Спите, спите, - ухмылялся он сардонически, - пока… Высыпайтесь перед новым испытанием, дабы встретить его бодрыми и отдохнувшими. А иначе, что за удовольствие мучить полупридушенного лягушонка?..»
-----------------------------
Утром Зарема развила бурную деятельность: убиралась, гремя вёдрами, шоркая тряпками и напевая однообразные мотивы далёкой родины.
- Ну-ка, дорогая, - велела она, - передвинься-ка! Мне под тобой помыть надо.
Кира с трудом соскоблила себя с деревянных половиц. Тело гудело и стонало, так же, как и потрёпанный бурей корабль. Она отползла к стене и брякнулась под ней, подперев спиной.
- Есть попить? – проговорила хрипло, с трудом шевеля пересохшим языком.
Зарема подала ей флягу со стола. Потом выставила вёдра с грязной водой за дверь, где их принял один из матросов, и забрала у него чистые. Обмылась, причесалась, постиралась… А вот переодеться… Беда состояла в том, что наряды для девиц на «Стремительном драконе» предусмотрены не были. Естественно. Но беда оказалось при ближайшем рассмотрении вовсе не бедой, а поводом для Порфирия Никанорыча выказать свою заботу и внимание пленившей его красавице. Забота выразилась в форме собственных рубах благодетеля, присланных девицам на рассвете.
Персиянка заботу оценила. Провела задумчиво рукой по вышитому льну, улыбнулась мыслям своим. Потом нырнула в огромное одеяние, укрывшее её до колен, подвернула рукава и – свежа, словно утренняя заря – выпорхнула на палубу, вдохнуть первых солнечных лучей, пробивающихся сквозь стремительно разбегающиеся тучи.
- Ну же, - обернулась она в дверях, - сделай над собой усилие, дорогая, поднимись и приведи себя в порядок. Воды я оставила, рубаху уважаемый господин купец тебе выделил со своего плеча… Переодевайся и выходи – утро нынче чудесное!
Когда Кира выползла из каюты, то на мгновение обомлела – утро и впрямь зачиналось великолепное. Не утро, а праздник какой-то: ярко светило солнце, играя мириадами золотых всполохов на безмятежной бирюзе моря. В такт вздохам ласковых, медлительных волн покачивалась в мягком кресле Зарема, пригубляя густой, ароматный и горький, как хина, кофе. Рядом с ней примостился, картинно опершись на борт, Никанорыч – он увлечённо вёл светскую беседу о минувшем шторме, жмурился от счастья и отражённого морем нестерпимого солнечного блеска.
Кира подковыляла к ним и тяжко, словно старуха, плюхнулась на скамью. Наполнила пустую чашку из кофейника, вдохнула аромат бодрящего напитка – даааа… Это именно то, что ей сейчас необходимо…
- Как ты, Кирушка? – участливо осведомился добрейший Порфирий Никанорыч. – Измучилась, поди? Ну подкрепись, горемычная, отпустит вскорости…
Кира возражать не стала, напротив: с усердием последовала совету. Она подкрепилась рисом, солониной, сыром, ячменными лепёшками и апельсином. Допила термоядерный кофе, сыто икнула, послушала немного трёп купца с предметом его обожания и огляделась по сторонам. Ей и вправду после завтрака получшело: вернулись силы, бодрость духа и неистребимая любознательность, которая и повлекла её досужий нос на поиски Синьбао. Где, интересно, капитан? И почему не ставят паруса?
Капитан нашёлся на корме. Широко расставив ноги в шароварах и зацепившись большими пальцами рук за кушак, он угрюмо внимал своему помощнику. Тот что-то говорил неохотно и отрывисто, щурясь на морской простор.
У ног помощника бодро чесался Сырник – обсохший, сытый, по всему видать, - и оттого вполне довольный настоящим. Весело подбежав к вывернувшей из-за угла девушке, он подставил глупую голову под ласку. Она принялась машинально перебирать в пальцах шелковистые рыжие уши, чутко прислушиваясь к негромкому разговору. Ни черта не слыхать…
- Что-то не так, Бао? – обратилась она к сяньцу, когда помощник ушёл. – Почему ты не распорядился ставить паруса? Мы ведь сегодня должны прибыть на место?
Капитан скользнул по горизонту ничего не выражающим взглядом и уставился на загнутые кверху носы своих щегольских сапог.
- Должны, - буркнул он. – Но это вряд ли.
- Вряд ли? – Кира ждала уточнений.
- Я сказал «вряд ли»? О нет, не то. Надо было сказать «наверняка нет», - Синьбао снова уставился на солнечную линию горизонта. Шторм значительно унёс нас с пути. Колесница Си-дзю, указующая полдень, повреждена, но… даже если бы она была цела… Всё равно необходимо сначала определить, где мы находимся, чтобы знать куда двигаться, - он неуверенно покосился на Киру. – Когда наступит ночь, и темноликий, многоглазый Фуси посмотрит вниз мириадами звёзд, я, пожалуй, смогу высчитать то злополучное место, куда закинуло нас буйство громовержца Лэйгуна.
Кира вздохнула – высадка на берег откладывается. Досадно с одной стороны. Но с другой – попадалово в египетские сказки откладывается тоже. И слава Лэйгуну. Она поймала себя на том, что бессознательно скрестила пальцы на левой руке: уж лучше поболтаться подольше в море, чем снова встрять в очередные приключения. Кто его знает, какой жути народ, поклоняющийся смерти, наваял в своих сказках. Ну их… прямо скажем, пускай себе плывут мимо…
- Я виноват перед тобой, - Кира вздрогнула и уставилась на капитана. – Ты уж не держи зла, мэймэй. Но по-другому я бы и сейчас не поступил.
- Что ж, - усмехнулась мэймэй, - хотя бы честно…
- Земля!! – заорали сверху.
Кира от неожиданности сжала Сырниково ухо. Прибалдевший под её почёсываниями пёс взвизгнул. Капитан вскинул подзорную трубу.
- Ставь парус! – скомандовал он высыпавшим на палубу матросам. – Подойдём, осмотримся.
----------------------------------
Открыв рот, Кира таращилась на проступающие из голубого марева очертания незнакомой земли. Земля приближалась. И по мере приближения всё чётче вырисовывались её рельефные очертания: сперва серо-синие, но вскоре запестревшие всеми оттенками жёлтого, охристого и зеленого. Солнечную пестроту подчёркивали чёрные штрихи теневых обрывов.
Линия берега не прерывалась ни справа, ни слева – она тянулась, насколько видел глаз. Остров? Если только очень большой… Скорее, материк. Или всё же остров?..
Синьбао высмотрел подходящую бухту и велел следовать в её направлении.
- Придётся зайти, - буркнул он, будто оправдываясь, хотя никто – и Кира в том числе, коей пояснения, скорее всего, и адресовались – не возражал. – Осмотреть корабль надобно, сильно его потрепало… Да водой запастись. Путь наш ныне непредвиденно удлинился.
Корабль долго и медленно, не менее двух часов тащился за лоцманской лодкой меж высоких обрывистых берегов, чтобы к полудню бросить якорь в облюбованной бухте.
Вид на берег открывался сказочный. Конечно, Кире не в первый раз выпала возможность полюбоваться тропическим пейзажем – за свою недолгую, но насыщенную развлечениями и удовольствиями жизнь она побывала и на Бали, и в Гоа, но всё же: подобный этому живописный пляж с бирюзовым мелководьем встречался ей только на заставках рабочего стола своей мечтательной секретарши.
Забыв обо всём на свете, путешественница устремилась к манящим берегам: вначале попрыгала нетерпеливо, ожидая возвращения лодки с разведывательным десантом; после принялась таскаться за капитаном по всему кораблю канюча место в следующем рейсе; а уж когда совсем отчаялась его получить в нагруженной вещами шлюпке, сумасбродно сиганула в бирюзовую, прозрачную, словно слеза, купель и поплыла своим ходом.
Вода была чудесной – ожидаемо дарила блаженство распалённому зноем телу и чувство полёта. Её невероятная прозрачность стирала грани между водой и небом – то ли плывёшь, то ли летишь, то ли паришь в безвоздушном пространстве. И Кира парила…
Никто особенно её выходкой не обеспокоился. Хоть Сырник, вскинув передние лапы на борт, и облаял её возмущённо. Зарема улыбнулась, а Никанорыч только головой покачал да поцокал неодобрительно: ну что за вздорная девка! Вечно чего-нибудь учудит! То ли дело Заремушка… И степенна, и добронравна…
Кира благополучно выбралась на пляж и принялась, жмурясь на солнце, отжимать волосы.
- И впрямь не врут, когда говорят, что дуракам везёт, - сообщил Сырнику несколько удивлённый Синьбао. – Здесь же мурен полным-полно - вон они, так и снуют! А девке нашей хоть бы хны, - он замысловато подвигал бровями. – Видно, духи местной земли не возражают против нашего визита… Вот и славно.