Стамбульский ребус

Вино раздора

Мы долго рыскали по пустынным улицам вокруг площади Чемберлиташ. Непонятно на что надеялись — можно подумать, убийца с тележкой для мусора будет нас дожидаться. Да что там, мы вообще не встретили ни одного бомжа, рывшегося в мусорных баках. Впрочем, почему бомжа? В Стамбуле на вес золота не только земля, но и мусор. Должно быть, промышляющие сбором мусора выходят немного пораньше и еще до наступления ночи выбирают из мусорных баков все мало-мальски ценное.

Слова Джелло и Шеффана казались мне правдоподобными. Почему нет? Если, конечно, сборщик мусора не привиделся им, как призрак византийского императора, незнамо какого там по счету Константина. Описания подозрительного типа не совпадали, но все же теперь у нас была зацепка: убийца привез тело к колонне на тележке для мусора. Других версий пока что не было.

Тело увезли в морг, и мы втроем поехали в одно из круглосуточных кафе Султанахмета. Голод давал о себе знать. Кроме того, хотелось обсудить все, что мы имеем на настоящий момент.

В кафе почти никого не было. Лишь двое туристов со светлыми дредами на голове дремали за столом, денег на отель у них, по всей видимости, не было. Трое таксистов с аппетитом прихлебывали суп. Увидев полицейских с рациями в руках, туристы настороженно подняли головы, но, сообразив, что нам нет до них никакого дела, снова: уснули. Таксисты даже не посмотрели в нашу сторону.

Как-то многое повидавший на своем веку таксист сказал мне: «Вы уж простите, инспектор, но есть в мире три очень похожие профессии: таксист, полицейский и проститутка. Работаем круглые сутки. Каждый день на нашу долю выпадают новые проблемы и несчастья. С кем только не приходится иметь дело: психопаты, пьяницы, извращенцы, обкуренные гашишем или безумно влюбленные, отчаявшиеся и добрые, злые, и даже убийцы. Соприкасаемся со всей грязью и убожеством этого мира. Так за это еще; и не платят ни черта. Непросто нам живется, и да поможет нам всем Аллах».

Этот таксист все верно говорил: слишком часто нам приходится иметь дело с отбросами общества, с опустившимися на самое дно. Но не только с теми, кто готов убить ради медного гроша, потому что в кармане дыра, — богатенькие приносят не меньше бед. У них, утративших совесть и имеющих весьма относительное представление о милосердии, и преступления бывают покруче. Но хуже всего, что богатым закон не указ. У них свои законы. Дабы спасти сыночка-убийцу от тюрьмы, они подкупают высокопоставленных чиновников. Пойдешь против них — тут же сыплются угрозы: мол, у них связи на самом верху. А могут и вообще убрать тебя с дороги, и в прямом, и в переносном смысле. Вот почему сегодня так сложно найти честных полицейских. Вот почему, встретив таких, я не хочу их терять. Мне повезло с Али и Зейнеп. Не хочу, чтобы они увязли в этом болоте.

Мы сели за столик подальше ото всех и заказали чай с булочками поча. И сразу перешли к делу, нам было что обсудить. После моего ухода ребята хорошо поработали, хотя времени у них было немного. Особенно постаралась Зейнеп: ей удалось разузнать важную информацию о первой жертве.

— Подозреваю, что Недждет Денизэль был замешан в контрабанде старинных монет, — сказала она, сделав глоток чая. — Его даже на время отстранили от работы в университете, где он преподавал.

— Никак в толк не возьму… Почему на время? Человек торгует раритетами, а его как ни в чем не бывало в университете держат, — удивился Али.

— На самом деле про контрабанду официально ничего не доказали. Денизэль просто коллекционировал монеты. По правилам, все старинные монеты должны регистрироваться в Археологическом музее, и о каждом новом экземпляре в своей коллекции он должен был музей уведомлять. Вроде бы он соблюдал правила. Но потом арестовали одного контрабандиста, который сказал, что сбывал Недждету монеты. Вот тогда-то все и завертелось. На Недждета завели дело. Однако на суде контрабандист вдруг изменил показания. В итоге Денизэля оправдали за недостатком улик. В университете решили провести собственное расследование, и Недждета отстранили от работы на три месяца.

— Выходит, Намык не врал, — сказал я, поглядывая на доедавшего булочку Али. — Не такой уж и безгрешный этот археолог.

Прожевав, Али ответил:

— Может, и так, инспектор. Но и этого Намыка не назовешь белым и пушистым. Он ведь ранил двух полицейских, и один из них чуть не умер.

А вот это уже интересно…

— Ничего себе. Как так вышло?

— На него устроили облаву.

— Облаву? Когда?

— Вообще-то, давно. После 12 сентября[9], когда у нас был военный режим.

— То есть двадцать с лишним лет назад?

— Да, в восемьдесят первом. Так что этот Намык, оказывается, был террористом. Когда полицейские ворвались в его дом, он выхватил пистолет и стал стрелять. Потом попытался сбежать, но и сам был ранен, причем довольно серьезно. Провалялся в больнице почти два месяца, а когда поправился, получил пожизненное.

— Пожизненное?

— Ну да. Отсидел десятку, вышел по амнистии, вернулся в университет и стал врачом.

— Да уж… Еще что-то подобное за ним замечалось?

— Это как посмотреть. Я считаю… — начал Али, но его перебила Зейнеп:

— После освобождения он ни в каких антиправительственных движениях не участвовал.

— А как же незаконные пикеты?

— Да брось ты, Али, — с укором сказала Зейнеп. — Что они делают, эти пикетчики? Ну, выступают против загрязнения моря, перекрывают катерами Босфор. Было дело, приковали себя к дверям Святой Софии, чтобы остановить строительство в исторических районах. Выступают против строительства нового метромоста через Золотой Рог… Только и всего!

Мне было не совсем понятно, почему Зейнеп так резко отреагировала на слова Али, но в целом я был с ней согласен. Однако всплывшие факты из прошлого Намыка наводили на некоторые мысли.

— Он по-прежнему как-то связан с той организацией? Ну, или с какой-то другой?

— Нет, инспектор, — ответила Зейнеп. — Его организация распалась. А к другим он непричастен.

— Или это просто пока не установили, — скептически заметил Али, принимаясь за вторую булочку. — Не забывайте, все-таки он стрелял в полицейских. От такого все что угодно можно ожидать…

В словах Али было рациональное зерно, хотя он и горячился, как всегда. Ясно, убийства Недждета Денизэля и Мукаддера Кынаджи совершил не одиночка. Здесь налицо замысел и четко спланированные действия нескольких человек. И Намыка в свете всплывших о нем фактов из списка подозреваемых исключать не следует. Но эти размышления я решил пока оставить при себе.

— А что насчет Лейлы Баркын? — спросил я. — Она говорила правду? Они с Недждетом все-таки поссорились в павильоне Сепетчилер?

— Да, — кивнул Али. — Три официанта подтвердили это. Говорят, плеснула вино Недждету прямо в лицо и ушла.

Пока Али докладывал, Зейнеп явно была чем-то недовольна. Все ясно: между ними опять что-то произошло. Я решил разобраться, в чем дело.

— Вы в Сепетчилер вместе ездили?

Они не спешили отвечать. Молчали, будто провинившиеся дети.

— Вместе, — наконец промямлил Али. — Пока я допрашивал официантов, Зейнеп поговорила с директором ресторана.

Отлично, но мне хотелось узнать совсем о другом.

— И как вам вид? Прекрасный, не правда ли?

— Вид замечательный, инспектор, — Зейнеп зло посмотрела на Али. — Жаль только, что из-за ссоры нам так и не удалось насладиться ни видом, ни едой.

Что и требовалось доказать: мои еще не опытные в чувствах ребятки снова поцапались.

— И что же все-таки стряслось?

У Али пропал аппетит. Он с досадой отодвинул тарелку с булочками и пробурчал:

— Это все из-за вина, инспектор.

О чем это он?

— Из-за вина?

— Да. Того, которое Лейла Баркын выплеснула в лицо бывшему мужу, — пояснила Зейнеп.

— И-и-и?..

— Али это разозлило. Мол, разве может женщина так себя вести?..

— А разве может? — выпалил он. — Еще и директор музея! Да такая построже остальных должна следить за своими поступками. А она у всех на виду ему вино выплеснула в лицо. Ну как вам, инспектор?

Я не сдержался и начал смеяться. Сначала тихонько, потом во весь голос. Все посетители кафе: доедавшие суп таксисты, туристы, оторвавшиеся от сладких снов, ну и мои напарники, конечно, во все глаза уставились на меня.

— Ох, ребята… — я пытался унять смех. — Что ж вы творите, а?

— Простите, инспектор, не понял? — пробормотал Али с вопросительной интонацией.

— Он не понял! — Я внимательно посмотрел на обоих. — Да вы оба… — Я чуть было не обозвал их придурками, но сдержался и в итоге сказал: — Вы оба странные. Вам выпала возможность поужинать в шикарном ресторане. А вы вместо этого ругаетесь из-за какого-то вина, которое кто-то там выплеснул на кого-то!

Али молча опустил голову, Зейнеп оказалась посмелее:

— Но, инспектор…

— Никаких тебе «но», Зейнеп, — оборвал я ее. — Какое вам дело до того, как поступила Лейла? Если это имеет непосредственное отношение к расследованию — тогда да, без вопросов. Но здесь, похоже, всего лишь ссора разведенных супругов. И вы, два единственных умных человека из всего отдела, даете оценку тому, что вас не касается, да еще ссоритесь на этой почве. Вы бы лучше о своих делах поговорили…

Я умолк. Ну вот, получилось, что я только что признался в том, что в курсе их отношений. Стоило ли это делать? Я ведь им не отец родной, а начальник. Когда-нибудь наши пути разойдутся, у них будут другие начальники. Зачем вмешиваться в их жизнь? Что бы между ними ни происходило — любовь, не любовь, — это только их дело. Может, я преувеличиваю, может, мне только кажется, что они нравятся друг другу. Посмотреть на них — цапаются постоянно, как кошка с собакой. Нет, лучше все-таки не вмешиваться.

— Ладно, это не мое дело, — пошел я на попятную. — Просто хотел сказать, что не нужно ссориться на пустом месте…

Али поднял голову.

— Вообще-то, вы правы, инспектор… Ссора и правда глупая вышла.

Значит, не зря я распинался. «Молодец, Али, — подумал я. — Так держать». Хотя обычно первой всегда реагировала Зейнеп, она девушка разумная, не устану это повторять.

Стоило мне мысленно похвалить парня, как он тут же все испортил:

— Мы пришли туда по делу, и не нужно было делиться друг с другом своим видением ситуации.

Эх, Али…

— Он прав, инспектор, — вздохнула Зейнеп. — Сколько людей, столько и мнений. А тут еще и вам выслушивать пришлось.

Я снова рассмеялся. Значит, эта парочка совсем ничего не поняла из сказанного мной. Посмотрев на них, я продолжил:

— Ну что вам сказать… Пусть Аллах дарует вам то, чего вы заслуживаете.

Али и теперь ничего не понял.

— Спасибо, инспектор, — кивнул он.

Нет, ничего у них не выйдет. В конце концов однажды найдется кто-нибудь посмелее и уведет одного из них за собой. И эта прекрасная история любви закончится, так и не начавшись.

— Все, подъем! Пора по домам, — наконец сказал я, пытаясь усмирить нахлынувшее раздражение. — А не то мозг совсем перестанет работать.

Мы вышли из кафе. Я направился к своей колымаге, ребята — к машине Али. Кажется, между ними снова воцарился мир. Во всяком случае, пока они не обменивались едкими словами. Скорее всего, потому, что я рядом.

Сев в машину, я не спешил заводить мотор. Понимаю, это не мое дело, но любопытство взяло верх и я решил немного понаблюдать за ними через боковое зеркало. Машина Али двинулась в сторону района Аксарай, где жила Зейнеп. Ну и дурачина ты, подумал я. Лучше б поехал в Сарайбурну, к первому в мире храму, и полюбовался оттуда вместе с любимой на прекрасный рассвет. Но нет, такая мысль вряд ли посетит Али. Куда уж там… Молодость безвозвратно уйдет, погаснет огонь в душе и теле. Вот тогда они и будут кусать локти. Упущенного не воротишь.