Стамбульский ребус

Камера смерти

Лейла Баркын позвонила, когда я приближался к болгарской церкви Святого Стефана на берегу залива Золотой Рог. Церковь напоминала средневековый замок.

На дороге, тянувшейся вдоль набережной, не было ни одной машины, кроме моей. Я мчал в Балат, в дом моего друга, и все еще питал надежду на то, что это вопиющее недоразумение и что я обязательно отыщу какое-то разумное объяснение. У меня не было желания разбираться в деталях судебного процесса или следовать догадкам, вместо этого самым логичным мне казалось поговорить с Демиром и Йектой. Единственное, что меня тревожило, — они могли отправиться на рыбалку… Хотя по правде сказать, для выхода в море было еще слишком рано: солнце не взошло, но если они уже выехали, то их «Агора» давно в открытом море. Домашний телефон Демира не отвечал, молчал и мобильный Йекты. Насколько это было возможно, я сохранял оптимизм. Йекта мог не взять мобильный с собой, да и вообще они могли готовить удочки и наживку в саду Демира, как это обычно и бывало. Несмотря на эти мысли, я начал скользить взглядом по поверхности воды, как только поехал вдоль моря, — пытался разглядеть лодку на водной глади залива, освещаемого лунным светом. Но там не было ни нашей «Агоры», ни какого-либо другого рыбацкого суденышка.

Как раз в этот момент и позвонила Лейла.

— Алло, Невзат-бей… Простите, пожалуйста, что я так долго…

— Ничего страшного, — ответил я весь в нетерпении — мне хотелось услышать имена жертв. — Вам удалось найти документы?

— Бумажных копий дома не оказалось, но в компьютере — да. Причем в совсем неожиданном месте…

Я понимал: если перебью ее, это будет выглядеть грубо, но в противном случае она еще полчаса будет рассказывать мне о чем-то незначительном.

— Имена жертв… вам удалось что-нибудь узнать?

— Удалось, удалось… В документах значится следующее: в результате обрушения стены погибли трое строителей. Бригадир Тайяр Билек и рабочие: Шемси Юрттан и Джемаль Акышик…

Я все-таки перебил ее:

— Разве было только три жертвы? Говорили, что их пять.

— Да, погибли пятеро…

Мое сердце снова забилось от волнения…

— Двое пострадавших, как оказалось, рабочими не были. Погибла женщина с сыном — они случайно проходили мимо…

Женщина с сыном… Вот оно, предположение, которое я никогда не осмелился бы сделать… Правда, услышать которую не было сил… Окончательная, безжалостная победа разума над сердцем…

— Женщину звали Хандан, — назвала Лейла имя девушки, в которую я когда-то был влюблен.

— Хандан Санджаклы. А сына ее звали… Да, вот здесь написано… Умут. Умут Санджаклы. Бедняге было только девять…

Да, парень был всего лишь на пару лет младше нашей Айсун…

— Стена обрушилась с двух сторон… Женщина с ребенком погибли под завалами…

Три года назад, как сказал Йекта. В памяти всплыли слова: «Несчастный случай… Ужасный несчастный случай, который невозможно даже вообразить, Невзат. Стена цистерны рухнула прямо на них…»

Несмотря на то что с момента трагедии прошло столько времени, я помню боль утраты в его глазах и кошмарный тон его голоса. Почему мы, его друзья, не стали тогда добиваться правды? Потому что Йекта сказал, что произошел несчастный случай. Ужасный, немыслимый несчастный случай… Разве такое станешь расследовать? Не исключено, что я был перегружен работой, по горло занят очередным убийством в Стамбуле. Хотя нет, в то время меня вообще не было в Стамбуле. Я был в Измире, искал серийного убийцу, который прикончил двух пожилых женщин в Бешикташе. Я даже похороны пропустил, вернулся гораздо позже. Возможно, если бы я тогда был в городе… Да и Йекта ничего толком не рассказал. Возможно, он посчитал гибель жены и сына злым роком.

Но что же такое случилось, что он начал убивать… Убивать? Нет, постой, одернул я себя, пока что ничего не доказано… Это все может оказаться совпадением… Демир мог не знать, что человек, за попугаями которого он наблюдал, был владельцем строительной площадки, где произошло несчастье…

— Рабочие, оказывается, были наняты компанией Адема Йездана, — голос Лейлы прервал мои размышления. Она и представить не могла, что меня интересуют погибшие женщина и ребенок. — Что, теперь Адем Йездан угрожает семьям рабочих?

Никто не говорил ничего подобного, но она была настолько уверена в том, что убийца — Адем Йездан, что моментально приписала ему еще и угрозы семьям. Если бы и правда все было так, как она думала! Лучше бы и мы думали, что убийцей был Адем. Но, к сожалению, все, что мы обнаружили, никак не указывало на главу компании «Дерсаадет»…

— Еще рано говорить о чем-то окончательно, Лейла-ханым… Наше расследование продолжается… Большое вам спасибо за помощь, она была очень важна… Если что-то произойдет, я обязательно поставлю вас в известность… Доброй ночи…

Должно быть, она обиделась на мою бестактность и резко ответила:

— Доброй ночи.

Но мне было все равно. Все в этом кровавом расследовании, которым мы занимались, указывало на двух моих ближайших друзей, друзей детства. Чувства и мысли были в смятении. Дело было даже не в нашей дружбе. Просто я не верил, что они способны покуситься на чью-то жизнь. Йекта и мухи не обидит… Он же поэт! А Демир хотя и участвовал в войне в Боснии, но был там с миссией ООН, ухаживал за ранеными… Нет, они не способны на такое. Даже если Хандан с Умутом погибли при обрушении этой злосчастной стены, а Демир и вправду был человеком, с которым встречался Адем Йездан перед исчезновением, невозможно принять тот факт, что мои друзья были как-то замешаны в этих убийствах. И мы не могли считать их убийцами с теми доказательствами, которые у нас имелись. Чтобы включить их в список подозреваемых, требовалось гораздо большее.

В поисках доказательств я припарковал машину в кармане рядом со светофором и вышел, оставив фары включенными. Быстрыми шагами направился к набережной — посмотреть, стоит ли «Агора» на якоре, как обычно. Обошел четыре акации, закрывавшие обзор, и вдруг передо мной, словно поток серебряной реки, предстал Золотой Рог…

В том месте, где вода встречается с сушей, «Агора» Демира тихо покачивалась в конце ряда из трех лодок. Света не было, и вокруг не было ни души… Я решил осмотреть судно. Нет, в лодке никого не оказалось. Сначала я обрадовался тому, что мои друзья еще не отправились на рыбалку. Это означало, что я смогу поговорить с ними, но потом я понял: может быть и другая причина, по которой их лодка стояла на якоре. Неужели они лгали мне? Может, они и не собирались на рыбалку? И ушли из «Татавлы» пораньше только для того, чтобы прикончить Адема Йездана, опрометчиво попавшего в их ловушку? Если, конечно, они не убили его еще до встречи в «Татавле». Мне снова вспомнилось выражение лица Демира: это был взгляд человека, только что закончившего сложную операцию… либо непойманного убийцы, добравшегося до очередной жертвы…

Неужели они и вправду убили Йездана? В голове снова пронеслись слова: «Нам не вернуть ни один добрый вечер…» — то, как их произнес Йекта. Нет, нет! Я попытался забыть все это… И звуки, и картинки… Бегом вернулся к машине… Сел в нее…

Дом Демира, «балатский дворец», был погружен в тишину. Я припарковал машину и вышел. Снова и снова звонил в дверь, но ответа не было. Ни света, ни шороха. Должно быть, он спит, цеплялся я за мысль, продолжая звонить…

Демира не было дома. Как и в ту ночь, когда мы с Евгенией привезли Бахтияра.

Потом я сообразил, что они оба могут быть у Йекты. Сел в машину и проехал до следующего квартала. Трехэтажный дом Йекты находился рядом с разбитой лачугой дяди Марио, много лет назад переехавшего в Израиль. Выскочив из машины, я оставил дверь открытой и помчался к железным воротам. Оглядел здание, прежде чем позвонить: тихое, темное и пустынное, совсем как дом Демира. Заглянул за ограду, думая, что они могут быть в саду. Но в заброшенном саду, где ветви давно уже превратились в сучья, а увядшие цветы создавали траурную атмосферу, не было ни души. Теряя надежду, я давил и давил на звонок, но из дома не доносилось ни звука… Ерунда какая-то! Может, звонок не работает? Я достал мобильный и позвонил Йекте, но его телефон был недоступен.

Не зная, что делать, я в отчаянии огляделся и вдруг заметил что-то перед гаражом, примыкающим к дому… Это меня настолько заинтересовало, что я с трудом протиснулся между прутьями ограды и подошел поближе. Так и есть, я не ошибся: это была тележка… Вспомнились слова Джелло, бездомного, которого мы встретили, когда нашли тело Мукаддера Кынаджи возле колонны Константина в районе Чемберлиташ: «Сборщики мусора, которые вечно копаются в мусорных баках. У них еще такие двухколесные тележки… Они ставят на них огромные сумки, набивают их бумагой, бутылками, банками-жестянками разными… Так вот, один мужик толкал такую тележку, а наверху стояла огромная сумка. Тогда я и увидел руку, она торчала из сумки».

Неужели это та самая тележка, на которой перевозили тела? Как и все остальные вопросы, вертевшиеся у меня в голове, этот остался без ответа. Возможно, ответ был слишком очевиден, но я отвергал его. Даже луна, отражавшаяся в окнах и с грустью наблюдавшая за мной, вторила мне: «Ты просто не хочешь в это верить, не хочешь, не хочешь…» Я прогнал эту мысль.

Тележка выглядела безобидно. Но свет луны был тусклым и невозможно было разглядеть, есть ли на ней пятна крови. Так что я оставил ее и обошел дом, намереваясь попасть внутрь через заднюю дверь. Дом Йекты я знал как свои пять пальцев. Но попасть внутрь мне не удалось: деревянная дверь скрывалась за железной решеткой, которую, по всей видимости, установили в качестве профилактики от воров, к тому же решетка была заперта на замок. Я направился к черешне: прямо под ней был сарайчик, в котором хранились дрова. Дверь со скрипом отворилась. Я нажал на кнопку выключателя. Задрожав, вспыхнул свет. Заржавевший топор лежал на нижней полке старого деревянного шкафа, который покойный Рауф-амджа сколотил собственными руками. Схватив топор, я поспешил к задней двери, которая вела на кухню, и со всей силы ударил по замку.

Замок начал отходить только с седьмого удара; стукнув еще пару раз, я наконец сломал его. Но и деревянная дверь была заперта. Не раздумывая, рукояткой топора я разбил стекло в окошке. Протянув руку, открыл дверь изнутри. Зажег свет…

Меня охватило странное чувство. Последний раз я приходил сюда, чтобы выразить соболезнования в связи с гибелью Хандан и Умута, мы сидели на кухне… Теперь в кухне царила мрачная атмосфера… Все было пропитано тем же отчаянием, которое поселилось и в моем доме после утраты жены и дочери. Казалось, даже мебель скорбела: кухонные шкафчики, деревянный стол посередине, выцветший холодильник, тарелки с росписью, которыми бог знает сколько времени не пользовались. Я глубоко вздохнул и вышел в коридор.

Дверь слева вела в гостиную. Включив свет, я увидел знакомый ковер медового цвета, стулья цвета корицы и книжный шкаф во всю стену… Ничего необычного. Порылся в нижних ящиках книжного шкафа и наткнулся на несколько альбомов с фотографиями: свадьба, малыш Умут, его первый день в школе, прогулка на велосипеде… Больше я не мог смотреть на это и поспешно закрыл альбом… Подошел к другому шкафу: в нем стояла парадная посуда, нетронутые бутылки с алкоголем… нераспечатанные пачки салфеток, которые наверняка покупала еще Хандан… Нет, ничего подозрительного…

Я вышел из гостиной и направился в спальню.

Этажерка, шкаф, тумбочка… И тут ничего.

Потом я направился в комнату Умута. Дверь была заперта, и я не стал пытаться открыть ее. После смерти дочери я тоже долго не мог зайти в ее комнату…

Просторная прихожая в доме Йекты была очень похожа на прихожую в моем доме, ее незачем было осматривать.

Я собирался заглянуть в небольшой кабинет, где Йекта писал свои стихи. Но вдруг заметил, что дверь, ведущая из дома в гараж, приоткрыта. Наверное, Йекта уехал куда-то на своем джипе, подумал я.

Приблизившись к двери гаража, я почувствовал ужасный запах… Резкий, кислый, тошнотворный… Это был хорошо знакомый мне запах прерванной жизни, запах разлагающейся плоти. Я застыл как вкопанный. Больше не было смысла обманывать себя. Запах запекшейся крови… Отвратительный запах, который я вдыхал на каждом месте преступления.

На мгновение мне захотелось развернуться и уйти, оставив все как есть. Но я не смог… Я знал, что меня ждет за этой дверью, и выбора у меня не было.

Я перешагнул порог и щелкнул выключателем… Помещение мгновенно залилось ярким холодным светом, похожим на освещение в морге. Джипа Йекты не было. Увидев огромный металлический стол посередине, я понял, что джип здесь и не поместился бы. Уже целую неделю гараж использовался как камера смерти. Скотобойня, где перерезали горло жертвам.

Как они могли так поступить? Как они осмелились на такое? Может, действительно все случилось по моей вине, из-за того моего замечания о том, что разрушителей города надо убивать?.. Да нет же, при чем тут я. Если бы причина была во мне, они бы со мной так не поступили. Они меня предали. Я был в ярости, потому что они снова изгнали меня из своей жизни, обманули меня…

Чья это была идея? Чья же еще, как не Демира… Именно Демир стоял за всем этим, не сомневался я. Он презирал людей и заморочил голову Йекте… Демир каким-то образом узнал, что несчастный случай, из-за которого погибла Хандан, фактически был подстроен. После этого он начал собирать информацию про Адема Йездана. Узнав про его страсть к попугаям, он сблизился с ним и стал вхож в его дом и офис. Или же Адем сам нашел Демира, чтобы тот спас его умирающих птиц. Как бы там ни было, Демир, зная о причастности Адема Йездана к смерти Хандан, поспешил рассказать об этом Йекте. Так созрел план изощренной мести. Не знаю, возможно, события развивались иначе, но какое это теперь имело значение?..

Единственное, чего я не мог понять — почему Йекта упомянул место, где они собирались оставить шестое тело? Он совершенно четко указал на зодчего Синана. Но зачем? Может, хотел, чтобы его поймали? Пытался намекнуть мне, мол, Невзат, останови нас! Нет, думаю, это был настоящий вызов с их стороны. Йекта как бы говорил мне, что даже если мы напрямую скажем, где будет оставлено тело Хакана Ямалы, ты не поймаешь нас. По правде говоря, такое поведение было скорее свойственно не Йекте, а Демиру. Потому что именно Демир всегда соперничал со мной… Но зачем тогда Йекта сказал?.. Зачем дал подсказку? Можно гадать сколько угодно, но правда вышла наружу: убийцами, за которыми мы охотились столько дней, оказались друзья моего детства… Они убивали людей прямо у меня перед носом.

Мой взгляд упал на плотную строительную пленку. Изначально прозрачная, теперь она вся была в пятнах крови, а обе стены были в темных подтеках — видимо, от крови, которая брызгала, когда жертвам перерезали горло.

Рядом с большим металлическим столом я увидел еще один столик, самый обыкновенный, журнальный, а на нем — ряды ножей разного размера… Все они были чистые. На нижней полке столика стояли аптечные склянки. Я наклонился и прочитал надпись на этикетке: «Пропофол». Вспомнились слова Зейнеп о том, что на трупах нет никаких признаков истязаний, но она все равно попросила судмедэкспертов сделать анализ на пропофол.

Выходит, мои друзья сначала накачивали жертв наркотиком, а затем убивали. О приближении смерти жертвы не подозревали… Интересно, а что использовали при похищении? Порывшись на нижней полке еще немного, я нашел ответ на свой вопрос: два початых мотка ваты и коричневая бутылка из-под хлороформа. Нетрудно было представить, как огромный Демир с ватой, пропитанной хлороформом, набрасывается на мужчин. А монеты? Я поискал, но не нашел ни монет, ни коробку, в которой они могли бы лежать. И все же я знал, что они где-то здесь, возможно, в кабинете Йекты. Если наш поэт перешел от пронзительных стихов к изощренным убийствам, материал для его творений нужно искать у него в кабинете.