Стамбульский ребус

Тени прошлого

Йекта ждал меня там, где я и предполагал, — у могил Хандан и Умута. Тут же рядом покоились Рауф-амджа и Айние-тейзе. По обе стороны от могил росли два высоких, мощных кипариса, сквозь кроны которых пробивался лунный свет, падая на бледное лицо моего друга. Йекта сидел, прислонившись к надгробию Хандан. Прямо под сердцем у него разрасталось темное пятно. Увидев в сумраке кладбища мой силуэт, он взялся за оружие. Вряд ли он стал бы стрелять, но я все равно крикнул:

— Йекта, это я, Невзат!

Он узнал меня и улыбнулся:

— Привет, Невзат. — Он пошевелился, и лицо его исказила боль. — Подходи, не бойся. Я ждал тебя.

Вина за смерть Демира как будто прибивала меня к земле. Я подошел, с трудом переставляя ноги.

— Ты ранен.

Но он меня как будто не слышал. Вглядывался в узкую тропу, петлявшую между старыми надгробиями, по которой я пришел.

— Ты один, без напарников?

Я махнул рукой куда-то в темноту:

— Они внизу, у входа. Там еще «скорая» ждет, она отвезет тебя в больницу. Только один мой звонок…

Он прикрыл глаза в знак согласия.

— Хорошо, я поеду в больницу. Но сначала мы поговорим. — Он обвел взглядом четыре могилы своих родных. — К тому же здесь я чувствую себя лучше…

— Ты истекаешь кровью. Когда ты поправишься, мы снова сюда придем.

Его нежное лицо тронула насмешливая улыбка:

— Заберешь меня из тюрьмы погулять?

— Что-нибудь придумаем, — ответил я с притворным озорством. — Если ты поедешь со мной в больницу, даю слово, мы вернемся сюда.

Он сделал вид, что поверил.

— Уж ты-то что-нибудь придумаешь, знаю. Хорошо, обещаю, мы поедем в больницу. Но сначала мне нужно тебе кое-что сказать.

Вообще-то и у меня было что ему сказать.

— Почему вы ничего не рассказали мне? — спросил я, не скрывая упрека. — Почему не попросили помочь?

Он смотрел на меня пустым взглядом, как будто не знал, что ответить.

— Это Демир так решил? — не отступал я.

— Демир? — спросил он удивленно. — Нет, ты зря про него так думаешь. Это было наше общее решение. У тебя есть жизнь. У тебя есть женщина, ради которой ты живешь. Мы не хотели втягивать тебя во все это.

Я не сдержал усмешки:

— Ну и как, получилось?

Он опустил голову:

— Прости. Мы бы не стали тебя впутывать, ни за что, будь это возможным. Не стоило тебя тревожить.

— А надо было, — возразил я с жаром. — Надо было рассказать мне все с самого начала. Спросить моего совета. Кто знает, может, я смог бы отговорить вас с Демиром от его безумной затеи.

— Что? — воскликнул он громко, отчасти, наверное, из-за нового приступа боли. Прокашлявшись, он спросил: — Ты что же, правда думаешь, все это затеял Демир?

Я смотрел на Йекту, пытаясь понять, не было ли это попыткой выгородить друга? Нет, он говорил совершенно искренне.

— Ты ошибаешься, Невзат. Идея была моей. Это я первым засомневался, была ли смерть Хандан и Умута результатом просто несчастного случая. Все благодаря Ассоциации защиты Стамбула, конечно. Я узнал об иске, который они подали. Сначала я не хотел в это верить. Но чем больше я копался в этом деле, тем сильнее становились мои подозрения. И все же я не был уверен до конца. Тогда я пошел к Демиру и рассказал ему все, что знал.

— Рассказал Демиру, — пробормотал я. — Но не мне. А ведь это я служу закону.

В его светлых глазах мелькнула нерешительность.

— Я не знаю, почему я не рассказал тебе, Невзат. Может быть, потому, что ты сам потерял жену и ребенка. Может, не хотел взваливать на твои плечи еще и свой груз. Или, может, думал, что Демир поймет меня лучше.

Заметив, как я помрачнел, он поспешил объяснить:

— Ты же знаешь, Демир так и не разлюбил Хандан. Наверное, поделившись с ним всем тем, что я разузнал о ее смерти, я как бы извинился перед ним. За то, что женился на Хандан после того, как вы уехали. — На миг он отвел взгляд. — Да, я должен был извиниться и перед тобой, но…

— Но в моей жизни появились другие женщины, — закончил я за него. — И я все-таки женился.

Он заерзал, пытаясь усесться поудобнее, чтобы стало легче дышать.

— Да, ты женился. И хорошо, что женился. А вот Демир не смог забыть прошлое, как и я. Больше незачем скрывать то, что мы все трое и так знаем. Демир всегда любил Хандан. И потеряв ее, может быть, полюбил еще сильнее. Поэтому он помирился со мной.

Йекта говорил ровно то же, что и Евгения.

— Поэтому мы вновь стали друзьями. В этом не было ничего плохого. Ведь Хандан всегда была частью нашей жизни. И в детстве, и в юности… Она всегда была с нами.

У него начался приступ сильного кашля. Лицо стало таким же серым, как и надгробие, на которое он опирался. Темное пятно на груди разрасталось все больше и больше.

— Йекта, ты ранен. Поговорить обо всем мы сможем и позже…

Он резко оборвал меня:

— Нет… Нет, я в порядке. Мы поговорим сейчас. Это всего лишь кашель. Так вот, Демир очень мне помог. Слышишь? Помог, а не втянул в свои планы. Вся затея изначально была моей. Это я разузнал про страсть Адема Йездана к попугаям и попросил Демира завести с ним знакомство. И Демир сыграл свою роль безупречно. Как мы с ним и договаривались, он познакомился с Адемом на аукционе, где продавали попугаев. Тот даже ничего не заподозрил. А когда Демир спас его птиц от смерти, Йездан и вовсе проникся к нему большим доверием. Он даже оказал нам неожиданную услугу: познакомил Демира с Недждетом Денизэлем, которому подарил одного из своих попугаев. Так мы и узнали, что несчастный случай был вовсе не несчастным случаем, а самым настоящим саботажем, устроенным по приказу Адема. Недждет однажды проболтался, когда был сильно пьян. Его мучила совесть, но он боялся рассказать об этом, поэтому в суде ему пришлось подтвердить ту ложь, которую он написал в результатах экспертизы.

Я задал вопрос, который давно не выходил у меня из головы:

— Убитые, то есть эти семеро, они все были замешаны в том деле?

— Все до единого. Каждый так или иначе был причастен. Фазлы Гюмюш и Мукаддер Кынаджи, закрыв глаза на нарушения, дали добро на строительство на месте исторической цистерны. Теоман Аккан стал главным архитектором проекта. А журналистишке Шадану Дурудже и дела никакого не было до того, что пять человек лишились жизни, — он только и знал, что писал в своей колонке хвалебные оды проекту. Мол, туризм — путь к процветанию страны. А адвокат, Хакан Ямалы, он же молился на деньги, поклонялся им. Не побрезговал подкупом судей и прокуроров. Лишь бы выиграть дело! Ну а самый ужасный из них — ублюдок по имени Адем Йездан.

Лжец, лицемер, весь такой образованный и культурный с виду, а сам ради выгоды готов был на что угодно.

Все люди, о которых говорил Йекта, были мертвы. Более того, он убил их собственными руками, но ненависть все еще снедала его.

— И что, оно того стоило? — спросил я с осуждением. — Стоило ли пачкать руки кровью этих мерзавцев?

В его тускнеющих глазах мелькнуло разочарование.

— Ты не понимаешь, Невзат. Это не месть. Мы убили их не ради мести.

— Тогда зачем? Только не говори, что вы убивали, потому что я так сказал. Помнишь, я якобы ляпнул в лодке, что нужно всех тех, кто изуродовал город, поубивать одного за другим?

Он рассмеялся.

— Нет, конечно, мы знали, что ты сказал это в сердцах…

Его смех снова перешел в кашель. Плохой знак — если не отправить его сейчас же в больницу, ему станет еще хуже.

— Йекта, давай об этом потом…

— Пожалуйста, Невзат, — снова оборвал он меня. — Ты обязательно отвезешь меня в больницу. Но прошу, дай мне договорить. Нет, мы убили тех людей не ради мести.

Силы покидали его.

— Мы убили их, чтобы наша жизнь обрела смысл. Чтобы у нас было ради чего жить.

Увидев мой изумленный взгляд, он меня чуть ли не отчитал:

— А что тебя так удивляет? Кому как не тебе это понять? Ты ведь тоже когда-то испытал это чувство. Тебе тоже разрушили жизнь. Уверен, было время, когда ты просыпался утром и не знал, для чего тебе этот новый день, зачем тебе одеваться, есть, выходить на улицу. Тебе было безразлично даже то, дышишь ли ты.

Он прав, после гибели Гюзиде и Айсун моя жизнь превратилась в ад. Я спрашивал себя, зачем я живу. Я не хотел вставать с постели, не хотел выходить на улицу. Мне даже шевелиться не хотелось. Но и оставаться дома было равносильно пытке. Со всех сторон меня окружали вещи жены и дочери. Отовсюду давили воспоминания. Но даже когда я заставлял себя выйти на улицу, лучше не становилось. Я смотрел по сторонам отрешенным взглядом, а ноги сами собой несли меня куда-то. Работа, разговоры с друзьями, море, даже ракы — ничто не приносило удовлетворения. Куда бы я ни пошел, меня постоянно терзал один и тот же вопрос: они умерли, так зачем я все еще живу?

— Да, все утратило смысл, Невзат. Если бы я только мог, как ты, снова найти причины для того, чтобы жить, если бы я только мог сделать это, то, поверь мне, я бы первым делом пришел к тебе.

Положил бы перед тобой дело и сказал, что мы должны разобраться с этим вместе. Мне бы хватило и того, что убийцы получат заслуженное наказание. Но когда я узнал, что Хандан и Умут стали жертвами не несчастного случая, а умышленного преступления, меня охватил не гнев, а глубокая безысходность. Прямо на моих глазах у меня отняли жену и сына. Все вдруг потускнело и померкло. Даже если бы мы отправили всех их в тюрьму, я бы не смог вернуться к прежней жизни. Я потерял желание жить навсегда. Я знал это, чувствовал нутром. И ничего не мог с этим поделать. Отчаяние накрывало меня с головой.

Где-то рядом раздался крик ночной птицы. Сова? Или какая-то другая хищная птаха? Я вспомнил Демира и его ястреба Хюзюн.

— Демиру было ничуть не легче. — Должно быть, этот крик тоже напомнил Йекте о друге. — Возможно, он потерял смысл жизни даже намного раньше меня. Его единственным утешением стала помощь животным. И когда я сказал ему, что собираюсь убить этих подонков, он тут же вызвался помочь мне. Но я отказался.

Видимо, в моем взгляде опять читалось недоверие.

— Честное слово, Невзат, так оно и было. Я не хотел его впутывать. Но Демир не отступал, умолял меня сделать это вместе. Он тоже не хотел больше так жить.

Йекту снова пробрал кашель, еще более сильный и долгий. Я опять хотел предложить ему поехать в больницу, но он, подняв руку, остановил меня:

— Мы поедем, обещаю, ты непременно отвезешь меня в больницу…

Слова давались ему с большим трудом. Откашлявшись, он продолжил рассказ:

— Конечно, с Демиром все стало проще. Действуй я в одиночку, скорее всего, попался бы на первом же убийстве. У Демира был явный талант в таких делах. Во время войны в Боснии он участвовал в стольких сражениях, столько смертей видел. — Он засмеялся, как будто сказал что-то забавное. — А я что? Профан, да и только. Представляешь, я ведь грохнулся в обморок, когда мы убивали Денизэля.

Он без сознания был, но при виде крови, хлынувшей из перерезанной глотки, мне вдруг стало плохо, и я рухнул на пол.

Я не узнавал Йекту, он изменился. Мой утонченный друг-поэт исчез, и теперь передо мной был убийца, без тени сожаления рассказывающий о том, как он расправлялся со своими жертвами. Но при этом он был таким жалким, таким беспомощным, что я даже злиться на него не мог.

— Как я уже говорил, если бы не Демир, ничего бы у нас не вышло. Это он все спланировал. Мы превратили мой гараж в подобие операционной. Наверное, ты там уже побывал. Украли белый фургон, продумали все так, чтобы дело заняло ровно семь дней…

— Подожди, подожди, — прервал я его. По нашим подсчетам, все убийства произошли в течение шести дней. — Разве вы первое тело не во вторник вечером оставили?

— Нет, в понедельник, ближе к полуночи. Мы хотели связать все с числом семь. Это, конечно, была моя идея. Чтобы наш план сработал безупречно, мы долгие месяцы следили за жертвами: когда они выходят из дома, когда приходят на работу. Убив одного, мы тут же похищали следующего. Проще всего было с Недждетом и Адемом. Они сами попали к нам в лапы.

Не выдержав, я крикнул:

— Неужели тебя не мучает совесть? Они виновны в гибели пяти человек. А вы-то сами зарезали семерых!

Мои слова его ничуть не задели.

— Ты ошибаешься, Невзат, — спокойно возразил он. — Они тоже убили семерых. Они погубили не только Хандан, Умута и тех трех несчастных рабочих, но и меня с Демиром. Так что их самих убили не живые люди, а лишь тени двух некогда живших людей, ими же и убитых. — Горькая усмешка искривила его кровоточащие губы: — Совесть, говоришь? Да, Невзат, мучит, еще как мучит! Но, поверь, даже угрызения совести лучше, чем бессмысленная жизнь. — Он медленно поднял старый пистолет своего отца и направил на себя. — Впрочем, конец близок…

— Что ты делаешь?

— А что еще мне остается? Ты же не думаешь, что я смогу жить после всего этого?

Конечно, нет. Еще когда я сидел рядом с остывающим телом Демира, когда только догадался, где мне искать Йекту, уже тогда я знал, что не смогу убедить его жить дальше. Но я не желал сдаваться.

— Отчего же? Жизнь, хоть и в тюрьме, — это все же жизнь. Может быть, ты даже попадешь вместе с Демиром…

Его тело сотрясли безмолвные рыдания, а из глаз медленно покатились слезы.

— Пожалуйста, не ври мне, Невзат. Демир уже мертв. — Он даже не пытался стереть слезы. — И у меня тоже нет иного выхода. Я умер еще тогда, вместе с Хандан и Умутом. А все это — лишь попытка придать хоть какой-то смысл нашим искалеченным жизням.

— Смертью? — резко спросил я.

— Да, смертью — нашей собственной и смертью тех подонков. Ничего другого нам не оставалось… Как ты не понимаешь, Невзат? Мы были в отчаянии. И это все — в назидание людям. Это все — наш прощальный подарок Стамбулу. Нам претила сама мысль о том, чтобы и дальше жить такой пустой жизнью, незаметной и бессмысленной. Как видишь, другого выхода у нас не было. Да, мы подарили свою жизнь Стамбулу — на память.

Он приставил пистолет к подбородку.

— Стой! — закричал я. — Ты же обещал, что мы поедем в больницу.

Он посмотрел на меня с неизбывной тоской:

— Конечно, поедем. Демир ведь уже там?

Его палец лег на курок, и я сделал последнюю попытку:

— Йекта, нет!

— Прости, Невзат. Прости…

Тишину кладбища взорвал оглушительный выстрел. Содрогнулись могильные плиты, слегка покачнулись кипарисы, захлопали крыльями ночные птицы, где-то раздался собачий лай. Прислонившись к надгробию Хандан, Йекта замер навеки.