Стамбульский ребус

Прогнивший мир

Станет ли искать спасение в жестокости тот, кто от нее сбежал? Запросто. Если то, что далось таким трудом и ценой стольких мучений, окажется под угрозой. И глазом не моргнув, он убьет человека, а заложенная склонность к насилию поможет ему в этом.

Свои мысли я оставил при себе. Вслух ничего не сказал. Это прозвучало бы как откровенное обвинение, а у нас пока не было достаточно доказательств против Адема Йездана.

Попрощавшись, я спустился со второго, «османского», этажа на первый, «византийский», и вышел на улицу, застроенную уже во времена Турецкой Республики. В результате нашего разговора я убедился в одном: Адем скрывает от нас что-то важное. Сложно сказать, к чему это в большей степени имеет отношение — к пока нераскрытым убийствам или же к темным делам его компании. Ясно лишь, что это как-то связано с несчастным случаем, из-за которого погибли пять человек.

Подъехав к участку, я увидел Зейнеп: она сидела на скамейке под старой сливой, сквозь листву которой пробивались нежные весенние лучи, и ела сэндвич. Заметив меня, она вскочила.

— Сиди-сиди, — сказал я, усаживаясь рядом с ней. — Как здесь хорошо!

Теплый майский ветерок разносил вокруг аромат свежего хлеба, помидоров и огурцов.

— Что это там у тебя? — спросил я.

— Сырный сэндвич. Будете?

Отказаться я был не в силах.

— Давай, но только чуть-чуть.

Зейнеп отломила мне едва ли не половину.

— Зачем так много?

— Берите-берите, я все равно столько не съем, — настояла она, застенчиво улыбаясь.

— Какие новости? — спросил я, беря у нее свою половину сэндвича. — Удалось получить материалы по делу против «Дерсаадет Туризм»?

Она спешно проглотила кусок.

— Вчера мы с этим немного опоздали. Когда вы мне сообщили, время уже было ближе к вечеру. Но в понедельник вся информация будет у нас. А пока я просмотрела газеты и прочитала про разбирательство все, что нашла. В общем, Ассоциация защиты Стамбула заявила, что происшествие является не несчастным случаем, а диверсией. Они обвинили Адема Йездана в том, что тот приказал своим людям разрушить стену цистерны, которая и так едва стояла, чтобы больше ничто не мешало ему получить разрешение на строительство. Но некоторые придерживались обратной точки зрения. В том числе и третий убитый, журналист Шадан Дуруджа. Он так настойчиво защищал компанию «Дерсаадет», как будто был не просто журналистом, а их официальным представителем.

Мы уже знали, что этот бесчестный журналистишка в подарок за свои хвалебные статьи получил квартиру от какой-то строительной компании. Теперь все сходилось.

— Значит, Адем Йездан подарил ему за это квартиру… — проговорил я сквозь зубы. — Ты посмотри, Зейнеп, что творится у нас в стране. Куда ни плюнь — всюду мерзавцы. Журналисты, бизнесмены, архитекторы и чиновники — ни у кого не осталось ни стыда ни совести. Взять хотя бы этого Эрджана, нашего бывшего коллегу. Он на что угодно пойдет, чтобы угодить начальнику, даже ночных разборок не гнушается. До чего мы докатились! Общество прогнило насквозь, превратилось в одну сплошную червоточину.

— Вы правы, люди изменились, и, увы, далеко не в лучшую сторону. Но, по-моему, Шадана Дуруджу никто не переплюнет. Меня от его статей чуть не стошнило. Он такие дифирамбы поет Адему и его партнерам, что, чего доброго, поверишь, будто они настоящие герои и делают все лишь во благо людей. Он даже не пытается как-то прикрыть свою лесть. Ну а тех, кто подал на компанию в суд, он, само собой, поливает грязью. И прежде всего — руководителей небезызвестной нам ассоциации. Проходится по Намыку, которого именует бывшим террористом, и по всем остальным. Якобы все они — продажные мерзавцы, предатели родины и противники благополучия народа.

Было в нашем расследовании что-то странное. Почти все жертвы были замешаны в противозаконных делах или, по крайней мере, закрывали на них глаза. Если Намык и его товарищи правы, то получается, из-за этого попустительства пять человек лишились жизни.

У нас было две группы подозреваемых. Одна хотела сохранить историческое наследие города, вторая — на этом наследии нажиться и даже, если потребуется, уничтожить его.

Честно говоря, мне очень не хотелось, чтобы убийцами в итоге оказались Намык и Лейла. Может быть, наши взгляды на жизнь во многом и не совпадали, но я все-таки испытывал к ним какую-то симпатию. Скорее всего потому, что они пытались защитить мой любимый город, хоть и весьма своеобразным способом. Если же виновным окажется Адем Йездан, вряд ли я особо расстроюсь. Но нет, я ни в коем случае не приемлю убийство, неважно, совершено ли оно во имя высокой цели или ради мелких корыстных интересов. Умерших назад не вернуть, и убийство означает еще одну отнятую жизнь.

— А что же жертвы? — спросил я со вздохом. — Тогда погибли пять человек. Как их семьи отреагировали на случившееся? Поддержали иск?

— Не думаю. Если бы они обвиняли в чем-то «Дерсаадет Туризм», журналисты такую новость ни за что бы не упустили. Если бы родственники погибших сказали что-нибудь о самом Адеме Йездане или его фирме, все газеты пестрили бы заголовками, связанными с судебным разбирательством. Но вот сейчас дело заново откроют, и кто знает, может, кто-то из них передумает и выступит против компании. — Заметив, что я так и не притронулся к сэндвичу, она сказала: — Да вы ешьте, инспектор.

— Списка людей, выступавших экспертами по делу, у нас тоже пока нет? — спросил я, откусывая кусок.

— Увы. В газетах их имена тоже не упоминаются. Мы получим все материалы в понедельник.

Опять мы не продвинулись ни на шаг. Я с трудом жевал кусок, который упорно не желал проглатываться.

— Если хотите, есть кола, — предложила Зейнеп, видя мои мучения, хотя и знала, что я эту гадость не жалую.

Рядом с Зейнеп стоял пакет, в котором лежали две банки. Я взял одну. Сладкая жидкость обожгла мне язык. Проглотив наконец кусок, я поставил колу на скамейку, и тут мой взгляд упал на вторую банку в пакете — она была совсем другая.

— А это у тебя что? — поинтересовался я.

Зейнеп сначала потупила взор, как будто я застал ее на месте преступления, а потом взглянула на меня с надеждой на понимание.

— Это энергетик. С ним голова лучше работает.

Я поднес банку поближе и начал читать состав: содержание кофеина зашкаливало.

— Зачем ты это пьешь, Зейнеп? Он ведь даже вреднее колы.

Она беззаботно пожала плечами.

— Не волнуйтесь, я не постоянно на нем сижу. Вот закончим расследование, не будет нужды работать круглые сутки, и я на эти энергетики даже не взгляну.

Я решил не развивать эту тему.

— Хорошо. А про фургон есть новости?

На лице девушки не отразилось ни малейшего воодушевления.

— Мы показали фургон свидетелям: охраннику из отеля возле Святой Софии и людям из мечети Фатих. Но они не смогли с уверенностью сказать, его ли они видели. Однако мы обнаружили пятно крови на пластиковом покрытии в задней части фургона.

Это уже было интересно.

— Пятно крови? Свежее?

— Примерно пятидневной давности. Мы определили группу крови и сопоставили с данными жертв. Выявилось совпадение с группой крови Недждета. Сейчас проводят ДНК-анализ. Но результаты будут, скорее всего, только через два дня.

Если ДНК совпадет, то дело можно считать раскрытым. Но Зейнеп почему-то не выказывала никакой радости.

— Ты, я вижу, ни на что особо не рассчитываешь? Думаешь, совпадений не выявят?

— Пока рано что-либо говорить, инспектор. — Она обвела сквер грустным взглядом. — Нам противостоит шайка преступников, которые за пять дней убили пять человек. И при этом не оставили ни единой улики. Если за всем этим и правда стоят Намык и сторонники, то я не верю, что они могли совершить такой промах и не заметить кровь одной из жертв в собственном фургоне.

Ее слова не были лишены смысла, но кому как не мне знать, что не только от того, насколько преступник ловок, смел и хладнокровен, зависит, останутся ли улики и доказательства его злодеяния. Иногда мелкая случайность рушит самые продуманные планы и выдает самых искусных убийц: неопытный напарник, неожиданный свидетель или, например, дырка в пластиковом мешке, сквозь которую просочилась капля крови жертвы. За свою жизнь я раскрыл немало безнадежных дел благодаря таким случайностям. Так что это пятно может оказаться уликой, которую убийцы непреднамеренно нам подарили.

— Веришь ты или нет, но это действительно может быть кровь Недждета. А любое доказательство, даже самое легкоопровержимое, важнее всех наших предположений.

— Мы подобную вероятность и не отметали, инспектор. Все наши судмедэксперты сейчас заняты этим делом.

Прежде чем откусить еще кусок от сэндвича, я спросил:

— А что насчет этого про… Ну, того вещества, которое покажет, усыпляли ли жертв?

— Вы имеете в виду пропофол?

— Точно, пропофол. Ты говорила, что проведут специальный анализ.

Она снова помрачнела.

— Боюсь, и здесь мне вас нечем порадовать. К сожалению, почти все вскрытия делались спустя более сорока восьми часов с момента смерти. За это время вещество полностью выводится из организма. Ни в одном случае следов пропофола обнаружено не было.

Ее усталые глаза запали еще сильнее, плечи совсем поникли. Еще бы, пять дней прошло, а у нас по-прежнему не было ни единой серьезной зацепки.

— Не переживай так, Зейнеп. Подобные дела с наскоку не раскрываются. Убийцы обязательно оставят какой-то след, иначе не бывает. — Попытка подбодрить ее провалилась. Нужно сменить тему. Мой взгляд снова упал на банку энергетика. — Али тоже пьет эту дрянь?

Интересно, что же она ответит, чтобы и товарища не выдать, и мне не соврать? В раздумьях она прищурилась и закусила губу. Я уже пожалел, что спросил, ведь мне просто хотелось отвлечь ее немного, но тут глаза ее загорелись и она произнесла с явным облегчением:

— А вы его самого лучше спросите. Вот он идет.

Повернувшись, я заметил Али, который шел к нам с улыбкой на лице.

Заметив, что мы смотрим на него, он разволновался:

— Что? Что случилось?

— Раскрыт твой секрет, Али, — заявил я с довольной ухмылкой. — Теперь я знаю, как ты обходишься без сна.

Прищурившись, он смотрел то на Зейнеп, то на меня.

— Я ни при чем, — хихикнула та. С приходом нашего Ромео у нее снова поднялось настроение. — Я ничего не говорила.

Али еще больше занервничал.

— Что происходит?

— А вот что происходит, — ответил я, показывая на банку энергетика. — Ты, оказывается, пьешь всякую кофеиновую гадость, а потом работаешь как заведенный. Ни тебе сонливости, ни усталости. А я-то на себя пеняю, мол, состарился совсем.

Али расплылся в улыбке, мерзавец этакий.

— Так и вы пейте. Это ж не вредно.

— Не уверена, — возразила ему Зейнеп, но по голосу было слышно, что она шутит. — Кофеин надо употреблять дозировано.

— Кто бы говорил! Можно подумать, ты сама энергетики не пьешь, — поддел я ее.

— А куда деваться? Не засыпать же мне перед компьютером, — ответила она полушутя-полусерьезно.

На это мне нечего было возразить.

— Ладно, после поговорим, — сказал я, закрывая тему, после чего обратился к Али, который стоял, ухмыляясь во весь рот: — Как у тебя дела? Встретился с семьей последнего убитого?

— Встретился.

Он сел рядом с Зейнеп, да так близко, что они едва не касались друг друга. Кажется, скоро мы всей честной компанией поедем к отцу Зейнеп просить руки его дочери. Потенциальный жених, конечно же, не догадывался о моих мыслях и с серьезным видом начал докладывать:

— Беседовал я не с женой, а с сыном убитого. Бедная женщина еще не отошла от потрясения. Сына зовут Тимур, он недавно вернулся из армии. По его словам, через пару лет отец собирался передать ему свое дело. Как вы догадываетесь, речь идет не о какой-то там бакалейной лавке. Отец занимался строительством, покупал и продавал участки. Знаете, один из этих охотников нажиться на драгоценной стамбульской земле. Я даже не понял, расстроился Тимур из-за смерти отца или обрадовался. Он выглядел растерянным. Неудивительно, если учесть, что за одну ночь сделался обладателем немалого состояния. Так вот, он рассказал мне кое-что любопытное. Десять дней назад его отец встречался с Недждетом и Мукаддером. Сам он ничего не слышал, но утверждает, что говорили они об Адеме Йездане. Якобы отец и раньше жаловался ему — мол, нужно отделаться от этого негодяя, а не то он сам пойдет ко дну и их всех за собой утянет. Но в чем все-таки дело, сыну он так и не рассказал. По словам Тимура, все трое относились к Адему с большой опаской. Я спросил о причине, но он ответил, что точно ничего не знает, потому что вернулся из армии всего две недели назад. Однако он думает, все произошло из-за того, что эти четверо ввязались вместе в какой-то проект, деньги на который давал Адем Йездан. Но что-то случилось, и решением суда строительство остановили. Проект остался незавершенным, и Адем, понятное дело, потерял целое состояние. Я спросил его напрямую, мог ли Адем Йездан убить его отца. Ему самому, видимо, такая мысль даже в голову не приходила. Он задумался, а потом пробормотал себе под нос, мол, не знаю, хватило ли бы у него смелости на такое. Потом он спросил меня, считаем ли мы убийцей Адема. А что я? Нет, говорю, он всего лишь один из подозреваемых. Я не хотел, чтобы парень зацикливался на этой идее, но она, видимо, уже успела засесть в его голове. Он сказал, что теперь хочет лично поговорить с Адемом, но я предупредил, чтобы он ни в коем случае этого не делал. Потом заверил, что мы непременно найдем убийцу его отца. Кажется, мне удалось его убедить. — Али поднял голову и взглянул на меня. — Как там Адем Йездан поживает? Что он вам рассказал?

У меня пересохло в горле — пришлось сделать еще один глоток.

— В общем-то, его слова подтверждают все то, что ты узнал от Тимура. Суд остановил строительство, и Адем потерял большие деньги. Свою причастность к убийствам он, конечно, отрицает и обвиняет во всем Намыка и его единомышленников. Он уверен, что убийства — их рук дело. Ну а те, наоборот, утверждают, что за всем стоит Адем.

Как и меня, Али терзали некоторые сомнения. Запустив пальцы в густые волосы, он задумчиво почесывал голову.

— Адем Йездан и его люди или все-таки Намык Караман со своими товарищами? Кто же из них?

— А почему мы вообще сосредоточились только на них? — озвучила Зейнеп вопрос, которым порой задавался и я сам. — Быть может, есть кто-то, кого мы упускаем из виду? Кто-то, кто пытается очернить Адема Йездана или Намыка? Или тот, у кого были собственные причины убить пятерых людей. Вдруг это какая-нибудь земельная мафия, или шайка контрабандистов — охотников за древностями, или…

Договорить она не успела — у меня зазвонил телефон. На экране высветилось имя Йекты. Наверное, он хотел что-то уточнить насчет сегодняшнего ужина.

— Привет, Йекта, как дела? — спросил я, вставая со скамейки.

— Хорошо, Невзат, хорошо. Какие у нас планы на вечер?

Неужели я расслышал сомнение в его голосе?

— Какие у нас могут быть планы? Идем в «Татавлу», конечно. Вы ведь не передумали?

Они-то, может, и не передумали, только вот если будет новое убийство, я точно не смогу прийти.

— Разумеется, нет, — заверил он. — Мы же обещали Евгении.

— Вот и замечательно. Она вас очень ждет. Если у вас нет никаких планов, давайте соберемся пораньше. Сегодня чудесная погода. Посидим в саду на свежем воздухе.

— Подожди минутку, спрошу у Демира, вдруг у него дела намечены.

После небольшой паузы снова послышался его голос:

— Демир свободен. В шесть нормально будет?

— Не рановато?

— Рановато? — спросил он раздраженно. — Мы завтра с утра на рыбалку собираемся. Раньше придем — раньше уйдем.

А меня на рыбалку даже не позвали. Но я не стал ничего говорить. На самом деле меня это тоже устраивало: чем раньше, тем лучше. Потому что вечером я хотел как можно скорее присоединиться к ребятам, дежурившим вокруг мечетей.

— Отлично, тогда до встречи в шесть. Подожди, я тебе сейчас адрес продиктую.

— Не надо, мы наберем тебя, когда будем на площади Куртулуш. Это ведь недалеко оттуда?

— Да, совсем близко.

— Хорошо, тогда до вечера.

— До вечера. Не опаздывайте.