Стамбульский ребус

Адем Йездан

Внутреннее убранство здания, в котором располагался офис, также ничем не отличалось от дворца. Пройдя через деревянные двери, мы увидели каменный трон с двумя колоннами по бокам. Навершие каждой из колонн украшал двуглавый византийский орел… Пространство позади трона представляло собой огромный зал, к которому вела шестиступенчатая мраморная лестница. По левой стене располагались три деревянные двери, правая стена плавно тянулась до широкого окна с видом на бурное Мраморное море.

Пока мы спускались по лестнице в зал, у правой стены я заметил старомодные канделябры, висевшие в метре друг от друга. Под лампами стояли кушетки в античном стиле. Вроде тех, на которых возлежали представители римской аристократии: вели приятную беседу, потягивали вино из бокалов, вкушали фрукты. Естественно, в наши дни никто уже не будет возлежать на подобных кушетках, но Адем Йездан продумал все в мельчайших подробностях, чтобы посетители чувствовали себя патрициями. Но и это еще не все: между кушетками симметрично друг другу располагались мраморные бюсты. Скорее всего, они изображали римских императоров. Даже если это были не оригиналы, скульпторам удалось добиться ощущения подлинности.

— Это еще что такое? — спросил Али, остановившись в нескольких метрах от меня и глядя на макет под стеклом в центре зала. — Это старый город?

— Браво, инспектор! — тут же похвалил его Эрджан. — Прямое попадание с первого раза. У нас тут многие гиды бывают — мало кто из них мог отгадать, что это такое.

— Святая София, Голубая мечеть, дворец Топкапы… — перечислял Али, отступив на несколько шагов назад: он хотел рассмотреть макет на расстоянии. — Знаете что, инспектор, а ведь полуостров и правда похож на орла, — сказал он, повернувшись ко мне.

Мне нужно было подойти поближе, чтобы самому понять, о каком орле он говорит. Макет находился под толстым стеклом. Размер внушительный: около трех метров в высоту и два в ширину. Должно быть, они сделали углубление в полу — примерно на полметра, — чтобы установить макет. Стоило мне взглянуть на него, как я моментально все понял: прямо передо мной распростерся орел, которого несколько дней назад мне показала Зейнеп. В отличие от схемы на экране, на макете отображались все достопримечательности исторического полуострова, в том числе и те, которые не сохранились до наших дней.

Мое внимание привлекло одно здание — оно походило на культовое сооружение и находилось как раз там, где мы обнаружили тело Недждета Денизэля. Сейчас там стоял памятник Ататюрку. Рядом со зданием была маленькая табличка. Я надел очки и прочитал: «Храм Посейдона». Про него еще говорила Лейла Баркын — в этом месте Недждет Денизэль сделал ей предложение. Я снял очки и провел воображаемую линию между этим храмом и колонной Константина в Чемберлиташе, которая была возведена в честь переноса столицы Римской империи в Константинополь, — там мы нашли тело Мукаддера Кынаджи. На макете было много других сооружений, относящихся как к римской, так и к османской эпохе. Сразу за колонной высилась мечеть Атик Али, в противоположном углу — мечеть Кёпрюлю Мехмеда-паши… Табличка на площади с колонной гласила: «Форум Константина». На этот раз я провел воображаемую линию на восток — в том направлении, куда указывали руки Мукаддера. Следуя по дороге Меса, я дошел до места, которое раньше называлось «Форум Таури», то есть Воловий форум, а позже — форум Феодосия. В наши дни это место известно как площадь Беязыт. Снова римские здания, мечеть Беязыт и первый дворец, построенный султаном Мехмедом II Завоевателем, в котором сейчас располагается Стамбульский университет… Дальше я добрался до группы зданий, где сейчас находится район Аксарай. Затем мое внимание привлекла другая группа зданий — тут было написано «Форум Аркадия» и находилась одноименная триумфальная колонна, — и мой взгляд направился к городским стенам. Я добрался до Золотых ворот, где мы обнаружили третью жертву — Шадана Дуруджу, мысленно обернулся и пошел в том направлении, куда указывали руки убитого журналиста, и снова оказался у собора Святой Софии, где был обнаружен архитектор Теоман Аккан. Его тело оставили на улице чуть выше храма, недалеко от ворот медресе Джафера-аги.

Я еще раз попытался понять, куда убийцы вели нас дальше. Левая рука Теомана Аккана указывала на дворец Топкапы, а правая — на мечети Беязыт, Фатих и Явуза Селима. Возможно, на какие-то другие римские и османские постройки, о которых мы даже не думали…

Мой обеспокоенный взгляд вдруг упал на статую перед Святой Софией. Я внимательно всмотрелся в изображенную фигуру. Человек на коне… Должно быть, какой-то император…

— Это Юстиниан, — рядом со мной раздался глубокий и сильный голос. — Памятник императору Юстиниану. Он построил Святую Софию в том виде, в каком мы видим ее сегодня. Конечно, оригинальной статуи уже давно нет…

Я обернулся и увидел стоявшего в нескольких метрах от меня человека. На нем был повседневный светло-коричневый костюм, в правой руке он держал трость с набалдашником из слоновой кости. Среднего роста, широкоплечий, крепкого телосложения. Голова полностью побрита — наверное, именно поэтому так выделялись брови и земляного цвета глаза, затененные длинными ресницами. Едва заметные сероватые усы дополняла коротко стриженная бородка.

— Здравствуйте, — он улыбался, но не могу сказать, было ли это искренне. Протянув руку, представился: — Адем Йездан… А вы, должно быть…

— Главный инспектор Акман, — сказал я, пожимая протянутую руку. — Невзат Акман… — Кивком головы я указал на своего напарника. — А это инспектор Гюрмен. Али Гюрмен.

— Приятно познакомиться… Добро пожаловать. — Не дождавшись ответа, он повернулся к статуе перед Святой Софией и продолжил: — Хоть мы и живем в Стамбуле, но все еще не понимаем, что Юстиниан был одним из главных реформаторов этого города. Он заново отстроил его после восстания «Ника». И я говорю не только о соборе Святой Софии. Были обновлены дворец Магнум, все здания на главной площади, термы Зевксиппа и здание Сената… Единственный правитель, который мог сравниться с ним, — султан Сулейман Великолепный. Они оба правили в золотое время — на пике славы двух империй.

Я слушал Адема Йездана с большим удивлением. Передо мной стоял не одержимый алчностью делец, а такой же, как и Лейла Баркын, эрудированный, знающий историю Стамбула и, скорее всего, влюбленный в него человек. Кроме того, он говорил на отличном турецком языке — без какого-либо акцента или грубых ошибок. Всякий, кто родился и вырос в Стамбуле, мог бы позавидовать его владению языком.

Адем-бей указал тростью на фигуру императора.

— Параллели между Юстинианом и Сулейманом поразительны даже в части личной жизни, — сказал он и расплылся в кокетливой улыбке. — Рядом с каждым из них была женщина, сыгравшая главную роль в их жизни: императрица Феодора и Хюррем-султан, она же Роксолана. Кто бы что ни говорил — а говорили, что обе женщины оказывали пагубное влияние на своих мужей, — ни один из правителей не отказался от этой любви. Феодора и Хюррем ушли раньше своих мужчин. — Он поднял указательный палец вверх, чтобы его правильно поняли. — Но и на этом параллели не заканчиваются. Оба даровали городу великолепные сооружения, но остались в истории благодаря двум культовым сооружениям. Я имею в виду собор Святой Софии и мечеть Сулеймание… Бессмертные творения этого города… — Далее он с особой гордостью произнес: — Есть, правда, одна сфера, в которой Сулейман Кануни превзошел Юстиниана: он был прекрасным поэтом. Уверен, что вы знаете эти строки:

На наше молчание он отреагировал улыбкой. — Прошу простить меня за это лирическое отступление. Что поделать, когда речь заходит об истории — тут я совершенно не могу сдержать себя. Но вы здесь по более важному делу…

Я развел руки в стороны.

— Наше расследование тоже связано с историей, — ответил я и указал на макет. — Точнее, с историей Стамбула… — Но он, кажется, не понял, о чем я говорю. — Все убийства так или иначе связаны с историей нашего города…

Было видно, что Адем Йездан очень заинтересовался, но выражение удивления быстро пропало у него с лица. Он перевел взгляд на своих телохранителей — те стояли в нескольких шагах от нас и были похожи на клонированные копии друг друга.

— Подождите минутку, инспектор, — попросил он и, обернувшись к нашему бывшему коллеге, который стоял со скрещенными на груди руками, сказал: — Эрджан, ребята могут быть свободны.

Тот быстро подошел к телохранителям и шепнул им что-то на ухо. Как два легионера, выслушавшие приказ своего военачальника, парни, не говоря ни слова, тут же направились к двери в левой части зала и покинули нас.

— Вы хотите сказать, что убийства как-то связаны с городом? — спросил Адем Йездан, задумчиво поглаживая тонкую бородку. — Как вы пришли к этому выводу?

Пришло время раскрыть свои карты…

— Потому что убийцы оставляют своих жертв в исторически значимых местах. В местах, имеющих особое значение для истории города.

Он взял трость обеими руками и начал вращать ее в ладонях.

— Так и есть. Эрджан немного ввел меня в курс дела.

— Он упомянул про старинные монеты, которые мы обнаружили в руках жертв?

На самом деле это был вопрос с подвохом, потому что о монетах мы не рассказывали Эрджану и в прессу эта информация тоже не просочилась. О монетах знали только мы и сами убийцы. Я смотрел на Эрджана — мне было интересно, как он отреагирует. Но на мою удочку он не попался — возможно, действительно ничего не знал о монетах.

— М… монеты? Они оставляют в руках жертв монеты? — Адем Йездан, как и начальник его службы безопасности, раскрыл рот от удивления. Даже больше — у Адема натурально отвисла челюсть. — Вы хотите сказать, что это мои монеты?

Трудно было понять, были ли его ошеломленное лицо и дрожавший от волнения голос частью какой-то игры или он действительно удивился. Поэтому я продолжал вести себя так, будто совершенно ничего не подозреваю.

— До ваших пока очередь не дошла. Монеты из вашей коллекции, как нам сказал Эрджан-бей, относятся к османскому и республиканскому периодам.

Он кивнул.

— Верно. Я коллекционирую именно такие монеты.

— Пока что убийцы использовали монеты более ранних периодов: они были отчеканены в честь царя Визаса, императоров Константина, Феодосия Второго и Юстиниана. Другими словами, они были из коллекции Недждета Денизэля…

Он несколько раз быстро моргнул.

— Вы назвали четырех правителей… То есть четыре монеты… Но разве было не три убийства?

Значит, он ничего не знал о четвертой жертве, которую мы обнаружили ночью, или просто хотел, чтобы мы так думали.

— Совершено четыре убийства. Четвертое тело нашли вчера в переулке рядом со Святой Софией. В руке покойного была монета с изображением императора Юстиниана.

Адем Йездан нервно сглотнул, как будто долго мучился от жажды.

— Кто… Кто стал четвертой жертвой?

Перед тем как ответить, я сделал еще один шаг ему навстречу.

— Теоман Аккан… — Глядя ему прямо в глаза, я добавил: — Кажется, он был архитектором…

Он едва мог скрыть нараставшее беспокойство.

— Вы его знали? — настойчиво спросил я. — Все жертвы были связаны со строительной сферой.

— Мы тоже занимаемся строительством. А строительство в Стамбуле, скажу я вам, это сущий кошмар. Поэтому я и взял на работу покойного Недждета Денизэля. Он хорошо разбирался в вопросе, был образованным человеком и ценным экспертом. Общались мы и с Мукаддером-беем. Он работал в мэрии, и нам часто приходилось контактировать с ним по вопросу документации. Не исключено, что и с другими двумя убитыми я тоже встречался. В туристической сфере много с кем приходится иметь дело, нравится нам это или нет.

— Вы упомянули, что занимаетесь строительством, но по мне — вы сильно преуменьшаете, — вдруг заговорил Али. — Это не просто реставрация какого-то здания, у вас, кажется, более масштабный проект. — Он кивнул в сторону Эрджана. — Во всяком случае, так нам сказал наш бывший сослуживец.

— Совершенно верно, — ответил Йездан, даже не повернувшись в сторону Эрджана. — Проект действительно масштабный. И старый город на историческом полуострове нуждается в таком. Он современный, но чтит прошлое. Наш проект наверняка можно будет назвать проектом века — он откроет возможности не только для Турции, но и для всего мирового туризма. Мы хотим сделать акцент на всех символически важных сооружениях старого города. Это будут не только дошедшие до нас здания вроде Святой Софии, мечети Сулеймание и дворца Топкапы, но и те, которых уже давно нет.

Он поднял трость и указал на мыс Сарайбурну — туда, где мы обнаружили первую жертву.

— К примеру, храм Посейдона — от него в городе и следа не осталось, или дворец Буколеон, который выглядит как жалкие руины. — Наконечник его трости замер у колонны Константина. — Или сооружения, которые раньше украшали форум Константина. — Трость двинулась на север — к дворцу в конце бухты Золотой Рог. — Снова появятся такие здания, как Большой и Малый Влахернские дворцы. Народ даже не подозревает, что такие памятники когда-либо существовали. После завершения этого масштабного проекта мы сможем рассказать людям о нашем прошлом, о нашей богатой истории…

Чем больше он говорил, тем сильнее распалялся — по выражению его глаз и мимике было видно, как он горит этим проектом, как безгранично в него верит. Однако Али не разделял эту страсть.

— Это всего лишь ваша версия. Некоторые считают, что проект представляет серьезную угрозу для города, — перебил он Адема Йездана. — Говорят, что ущерб историческому облику будет огромен. — Али наклонился, чтобы получше разглядеть макет. — Не тем памятникам, которые уже исчезли, а тем, которые по-прежнему стоят.

Адем Йездан поначалу нахмурился, но нет, он был слишком умен, чтобы проглотить такую простую наживку. Даже если он и разозлился, то умело скрыл свои чувства за холодной улыбкой.

— Что ж, они сильно ошибаются… Это ретроградные взгляды. Уверен, инспектор, вы помните… Когда строили первый мост через Босфор, высказывали такие же предположения: мол, облик Стамбула меняется, красота города безвозвратно исчезает. Но при этом сейчас мы говорим уже о строительстве третьего моста. Историю и ее памятники можно спасти, если сделать их частью нашей повседневной жизни.

Все, я больше не мог сдерживаться.

— Даже если цена будет слишком высока и памятникам нанесут вред без возможности их восстановления?

Ему было неприятно слышать такое, он переложил трость в другую руку.

— Но ведь памятники уже повреждены, инспектор. Из-за того что исторический полуостров признали объектом национального достояния, огромное количество сооружений просто-напросто загнивает. То, о чем мы говорим, — очень показательный пример. Комиссия по историческим памятникам и гвоздя вбить не дает: никаких изменений в этом районе! Ремонт делать нельзя, и посмотрите, что творится со зданиями — они рушатся и исчезают. Мы планируем рядом с историческими сооружениями возвести новые здания, и благодаря этому сможем вернуть прошлое к жизни. Сварливые старые ученые и леваки, использующие любую возможность, чтобы выразить свое несогласие, не понимают этого…

— Это какой-то дворец? — вопрос Али прервал пламенную речь Адема Йездана. Мой напарник опять углубился в макет и показывал на просторную площадку прямо под Голубой мечетью. Зона была окружена тонкой стеной. Рядом была табличка «Большой дворец».

— Да, Большой Константинопольский дворец, — подтвердил Адем Йездан. — Palatium Magnum. Строительство началось еще при Константине, но на протяжении последующих веков к нему постоянно что-то пристраивали. Вот, посмотрите. Это парадный вестибюль дворца, известный как Халка, а здесь — караульные помещения, которые назывались «портик схолариев», в этом зале проходил совет императора, здание пониже — зал приемов, эта открытая площадка предназначалась для игр. Грандиозно, не так ли? — Он тростью провел линию от Голубой мечети к голубому краю макета. — Представьте себе прямоугольник, который начинается у ипподрома и заканчивается у Мраморного моря по одной стороне и от заднего двора Голубой мечети до края собора Святой Софии с другой стороны — все это пространство занимали помещения Большого дворца.

Али держал руку на подбородке: кажется, он столкнулся с каким-то неразрешимым вопросом.

— Получается, это здание тоже находится на месте старого дворца?

Хваткий бизнесмен сразу понял, к чему ведет этот разговор, и перешел в оборону.

— Прошу вас, инспектор Гюрмен. Наше здание — не единственное на этой территории.

Али все еще смотрел на модель и задумчиво пробормотал:

— Лучше бы оно было единственным. — Он снова посмотрел на Адема-бея, и в его взгляде промелькнула искорка, но тут же угасла. — А еще лучше, если бы в этом районе вообще не было никаких зданий, кроме исторических сооружений. Вот тогда это действительно стало бы туристическим событием века.

Адем Йездан не знал, что сказать. Если честно, я тоже был немного ошарашен. Может, я недооценивал парня, его здравомыслие и интеллект. Бизнесмен, питавший страсть к истории, вышел из оцепенения раньше меня.

— Об этом не может быть и речи, инспектор Гюрмен. Большой дворец пришел в упадок более тысячи лет назад.

Он поднял трость и указал на кушетки, расставленные по залу.

— Посмотрите, что мы сделали. В Большом дворце был большой церемониальный зал Аккубия, где принимали государственных мужей. Там стояло девятнадцать таких кушеток. Вот так мы воскресили прошлое. — Он сделал несколько шагов и дотронулся до одной из кушеток. — Здесь их как раз девятнадцать. Как когда-то было в зале Большого дворца. Пока это все, что нам удалось сделать. Невозможно осуществить реконструкцию дворца в полном объеме. Теперь на его территории тысячи жилых и деловых построек.

Али не волновали ни подобные доводы, ни сам Адем Йездан.

— Лучше бы здесь вообще никто не жил… Тогда стервятники не кружили бы повсюду в поисках гниющей плоти.

Несмотря на откровенное оскорбление, Йездан оставался спокойным или ему отлично удавалось подавлять пылавший внутри гнев. Вместо него на реплику Али ответил Эрджан:

— Простите, инспектор Гюрмен. Думаю, такие сравнения едва ли уместны… Господин Йездан и так любезно встретил вас…

— Не нужно, Эрджан, — Адем-бей резко перебил его. — Я могу понять Али-бея. Он любит свой родной город. — Потом перевел взгляд на моего напарника: — Поверьте, инспектор, мне тоже больно от всего происходящего. Я мечтаю о том же, что и вы. Но уже слишком поздно. Вы правы: в туристическом секторе сейчас слишком много людей — они ничего не знают об истории города, но ведут свой бизнес. Я осуждаю их так же, как и вы. Но без правильных инвестиций, новых отелей и центров мы не сможем разрекламировать город на международном уровне. В этом деле нет места для чувств, инспектор. История и туризм — вещи очень сложные…

Я подумал, что Али сейчас огрызнется, но он промолчал и вместо проклятий опять перевел свой пылавший яростью взгляд на макет Большого дворца. Адем Йездан, воспользовавшись моментом, обратился ко мне:

— Если хотите, инспектор, мы можем поговорить в соседней комнате, — предложил он, указывая на среднюю из трех дверей слева. — Там намного спокойнее.