Стамбульский ребус

Тень султана

— «Константинийе непременно будет завоеван! И как же прекрасен тот предводитель, который завоюет его, и как же прекрасна та армия, которая завоюет его!» — произнес человек, стоявший рядом с Зейнеп. Они оба смотрели на арабскую надпись на табличке над входом во внутренний двор тюрбе султана Мехмеда Завоевателя: тут ютились рядом друг с другом белые мраморные саркофаги и зеленые кипарисы.

— Тот же хадис можно увидеть и внутри тюрбе… — Он собирался сказать что-то еще, но, заметив, что я стою позади него, резко повернулся.

Однако Зейнеп опередила его.

— Здравствуйте, инспектор, — сказала она, и хмурое выражение исчезло с лица мужчины. — Это старший инспектор Невзат Акман. Джеваз-эфенди — главный имам мечети Фатих.

Только не подумайте, что главный имам был старцем с бородой до пояса. Напротив, передо мной стоял гладко выбритый мужчина лет сорока с небольшим.

— Добрый день, Джеваз-эфенди… — я протянул ему руку. — Как поживаете?

Он по-дружески горячо пожал мне руку и сказал:

— Все в порядке, инспектор, вашими молитвами.

— Джеваз-эфенди очень помог нам.

Зейнеп начала в подробностях рассказывать о том, что произошло. Я слушал и одновременно осматривал просторный двор мечети, в котором не появлялся уже лет сто.

Если вкратце, произошло следующее: все началось с телефонного звонка Джеваза-эфенди в участок. Он сообщил об обезглавленном трупе, который обнаружили на одной из каменных скамей для отпевания, — кисти рук у трупа были отрублены и сложены на груди. Причем первым заметил труп не имам, а прихожане, которые выходили из мечети. Они увидели гроб, собрались для заупокойной молитвы, а когда имам, которого им должна была прислать мэрия, не появился, позвали Джеваза-эфенди. Тот поспешил к покойнику, так как считал обряд благим делом и помогать в таких случаях было для него не в тягость. Но странности не закончились неявкой назначенного мэрией имама. Родственников покойного тоже нигде не было видно. Сразу стало понятно: что-то не так. Джеваз-эфенди заглянул в гроб и увидел обезображенный и обезглавленный труп, голова которого в тот момент уже направлялась к Лейле Баркын.

Вскоре Джеваз-эфенди узнал, как тело попало на территорию мечети. Четверо прихожан подтвердили, что труп привезли в белом фургоне. Внутри был мужчина с бородой и в очках, а еще женщина, с головы до ног укутанная в черную паранджу. Описание совпадало: это были те же подозреваемые, о которых накануне говорил сторож из апартаментов недалеко от Святой Софии. Эти двое прошли через главный вход… Обратившись к прихожанам, бородач в очках попросил помочь донести гроб. Четверо мужчин взвалили гроб на плечи, донесли и поставили на камень мусалла, где читают погребальную молитву. Один из них даже поинтересовался, почему тело доставили не на муниципальном катафалке. На это мужчина спокойно ответил, что в тот день было много умерших, поэтому специальную машину выделить не смогли. Имама тоже позже отправят…

Никому из прихожан даже в голову не пришло записать номер фургона. Когда я вошел в мечеть, тело все еще лежало там, где его оставили: на первом из четырех камней мусалла справа от ворот, ведущих к тюрбе султана Мехмеда Завоевателя.

Когда мы втроем подошли к гробу, я вспомнил одну важную деталь, которую Зейнеп, возможно, упустила или забыла упомянуть.

— Монета… Вы нашли монету?

— Да, а я разве не сказала? — Она достала из сумки прозрачный пластиковый пакет и протянула мне золотую монету с арабской вязью, скорее всего османскую. Я протянул монету Джевазу-эфенди.

— Вы можете прочитать, что здесь написано?

— Конечно… Давайте посмотрим, — предложил он, беря монету в руки. — Вне сомнений, это монета, отчеканенная в честь султана Мехмеда-хана. — Он повернулся ко мне. — Хотите, я переведу текст?

— Было бы замечательно, — улыбнувшись, сказал я.

— Хорошо… — Он поднес монету ближе к глазам. — На этой стороне написано: «Человеку, изготовившему эту золотую монету, Всевышний благоволит на море и на суше. Он поистине велик». — Имам перевернул монету. — А на этой: «Да прославится твоя победа, султан Мехмед, сын хана Мурада. Отчеканена в 882 году, Константинийе». Это восемьсот восемьдесят второй год по хиджре[53], значит, монету отчеканили в тысяча четыреста семьдесят седьмом году, через двадцать четыре года после завоевания Константинополя и за четыре года до смерти султана Мехмеда Завоевателя.

Еще одна монета, еще один правитель и еще один исторический памятник… Убийцы не изменили свою стратегию. Изменилось только время: жертву они оставили не в полночь, а в полдень. Вот и все. Но зачем? Как зачем? Очевидно, для того, чтобы сбить нас с толку и таким образом оказаться на шаг впереди своих преследователей. Наверное, они посчитали, что теперь мы можем точно определить место, где оставят труп. Ясно одно: хотя мы и промахнулись в своих предположениях, но усилия не прошли даром и приблизили нас к разгадке. Теперь ключевой вопрос как для убийц, так и для нас заключался только в одном: следующее место преступления. Этот вопрос, который я задал Лейле Баркын, так и остался без ответа, когда нас прервал курьер, доставивший коробку с головой убитого, что теперь лежал в гробу прямо передо мной.

Я посмотрел на скромно одетого имама. Возможно, Джеваз-эфенди сумеет что-то подсказать нам. Если мы добрались до османского периода, то следующим местом преступления вполне могла бы стать мечеть какого-то другого правителя.

Прежде чем разбираться с этими фактами, мне нужно было покончить с неприятным делом: осмотреть труп. С помощью Джеваза-эфенди я поднял крышку гроба. Все было именно так, как я себе и представлял, когда Зейнеп описывала тело жертвы по телефону. Отрезанные кисти направлены в сторону Эдирнекапы, а руки сведены вместе и стрелой устремлены в направлении района Шехзадебаши. Вместо головы — зияющая пустота, которая внушала скорее жалость, чем ужас. Тело мужчины лежало в гробу подобно стволу дерева без листьев и ветвей.

«Интересно, откуда они взяли гроб?» — подумал я и, развернувшись к имаму, спросил:

— А сложно ли купить гроб?

— Совсем не сложно, даже очень просто. Говорите, что у вас кто-то умер, — и все бегут помогать. — Он с грустью посмотрел на изуродованное тело. — Думаете, что способные на такую дикость люди не смогут соврать?

Он без малейшего страха смотрел на гроб — даже не вздрогнул.

— Вас, кажется, не пугают мертвые, — сказал я, когда мы пытались накрыть гроб крышкой. — Неужели вы привыкли к трупам?

Он взялся за противоположный край крышки и поднял его. Прежде чем окончательно накрыть гроб, он указал на обезглавленное тело и произнес:

— Мертвые никому не причиняют вреда, инспектор. Все зло идет от живых — тех, кто сбился с пути истинного.

— А что, если мертвые виноваты, а их убийцы правы? Посмотрите, руки отрублены в районе запястья. Что-то же это должно значить?

— Только Всевышний знает, кто прав, а кто виноват. Ни один из рабов Аллаха не вправе забирать жизнь у другого. Ни при каких условиях. И так жестоко… — Он поморщился. — Неважно, какие грехи совершил этот несчастный, но он этого точно не заслужил.

— А султан Мехмед? — задавая этот вопрос, я хотел проверить правдивость слов Лейлы Баркын. Мне важно было узнать это, чтобы понять, опирались ли убийцы на пример султана. Но имам даже не понял, о чем я говорю. Он удивленно взглянул на меня своими темными глазами, а я показал на гроб и пояснил:

— Те, кто сделал такое, подражали султану Мехмеду Завоевателю. — Но на лице имама по-прежнему царило недоумение. — Я говорю про Атика Синана. Архитектора, который выстроил эту мечеть. Сначала султан приказал отрубить ему руки, а потом — казнить.

Дождь закончился, и яркие лучи майского солнца попадали на светлые камни во дворе мечети. Лицо имама потемнело, резко контрастируя с белыми камнями внутреннего двора, которые, по мере того как тучи отступали, мерцали под лучами майского солнца.

— Это всего лишь легенда… Откуда нам знать, как именно разворачивались события более пяти веков назад? К тому же подвергать сомнению действия султана, которого в хадисах прославил пророк, не дело для простых смертных вроде нас.

Я совсем не собирался ссориться с Джевазом-эфенди, ведь мне нужно было получить от него важную информацию.

— Не поймите неправильно, — мягко сказал я. — У меня нет цели критиковать кого-то. Хотел узнать, существует ли такая легенда на самом деле…

— Даже если и так, — перебив меня, резко ответил он — я не ожидал такого от столь кроткого человека. — Если бы великий хан не приказал построить здесь мечеть, то на этом месте сейчас могла бы возвышаться церковь Апостолов. Строительством этой мечети Мехмед Второй положил начало исламизации города. Можно завоевать город мечом, но истинная победа — это победа, одержанная в сердце народа. Для этого нужно было превратить город в прекрасный сад. Поэтому и появились эти великолепные мечети и комплексы. Это была не просто мечеть, инспектор. Тут располагались медресе, начальная школа, больница, гостевой дом, столовая, библиотека, караван-сарай и общественная баня — небольшой поселок, выстроенный султаном Мехмедом Вторым. Здесь он заложил основы нового мусульманского города…

— Понимаю, — дружелюбно ответил я, пытаясь вернуть его расположение, но поскольку я задел имама за живое, теперь он меня даже не слушал.

— Кроме того, современным видом мечети мы обязаны совершенно другому архитектору.

— Кому же? — спросил я с любопытством жадного до знаний ученика.

— Архитектору Мехмеду Тахиру-аге.

Мне стало и правда интересно. Поэтому, не обращая внимания на то, как Зейнеп незаметно подавала мне знаки глазами и бровями — предлагала спасти меня от лекции имама, я спросил:

— Вы хотите сказать, что эту мечеть достраивал не Атик Синан?

Он усмехнулся моему невежеству и устремил на меня испепеляющий взгляд.

— Конечно же, Атик Синан достроил эту мечеть! Но примерно через триста лет после завершения строительства ужасное землетрясение превратило здание в руины. Архитектор Мехмед Тахир-ага по приказу султана Мустафы Третьего начал восстанавливать мечеть. Однако ущерб был настолько велик, что ему пришлось отстраивать ее заново.

Я посмотрел на мечеть, на высокие платаны, которые в своем стремлении вверх состязались с минаретами, на купола, которые походили на уже почти раскрывшиеся почки, на белые каменные стены и деревянные оконные рамы.

— И пусть даже не думают, что султана Мехмеда Завоевателя больше нет среди нас. Он никогда нас не покидал. В этой мечети его светлая душа всегда подле нас. — Я заметил, как дрожит его голос, глаза наполнились слезами, а нижняя губа от волнения слегка опустилась вправо. — Благоухающее запахом роз дыхание этого великого человека, как и его тень, всегда с нами. Так много моих друзей-муэдзинов во время утреннего намаза видели его силуэт, поднимавшийся над кипарисами… — Должно быть, заметив мой скептический взгляд, он снисходительно спросил: — Вы ведь не верите мне, да? Но я не в обиде. Если бы я не видел этого собственными глазами, то тоже не поверил бы. Но глаза… Их не обманешь… Я видел сто точно так же, как вижу вас сейчас. Это случилось два года назад во время Рамазана, когда славный султан предстал перед моим взором.

Он не обманывал — выглядел довольно искренним. Возможно, у него случилась галлюцинация, а он принял ее всерьез. Что бы там ни было, я слушал его с интересом. Посмотрев на Зейнеп, которая стояла за спиной Джеваза-эфенди, я заметил заинтересованность на ее прекрасном лице. Имам видел, какой эффект произвели на нас его слова, и, забыв о чувстве стыдливости, которое владело им до этого, начал рассказывать с еще большим рвением:

— Это случилось перед утренней молитвой. Я пришел в мечеть пораньше, чтобы помолиться, — там никого не было. Закончив молитву, уже собирался выйти на улицу, чтобы еще раз совершить омовение, и в этот момент заметил какой-то свет. Свет был очень ярким — я даже подумал, что ослепну. Но спустя пару минут я привык к нему. И вдруг я увидел, что кто-то движется в лучах. Присмотревшись, я понял, что это возлюбленный раб Всевышнего — султан Мехмед-хан, султан-завоеватель. Он склонил колени на шелковом коврике седжадде прямо перед минбаром: орлиный нос, тонкая бородка, уверенное лицо. Коврик висел в воздухе примерно в метре над землей. Я застыл на месте. Потом, чтобы не потревожить блаженную душу, тихо ушел. Сначала ни с кем не смог поделиться увиденным. Потом пошел к Садыку-ходже, который в то время был главным имамом. Рассказал ему все по порядку. Я волновался: думал, что он разнесет меня в пух и прах — мол, ты не выспался, грезишь наяву. Но он этого не сделал. Напротив, разволновавшись, он потащил меня в мечеть и спросил, где именно я видел повелителя. Я показал ему место. Он настойчиво спросил, точно ли это. Точно ли я видел его перед минбаром? Я ответил, что абсолютно уверен, даже поклялся. Он поверил мне и шепотом сказал на ухо, что могила султана находится как раз под минбаром. Значит, когда мы, смертные, покидаем мечеть, он обращается с молитвой к Всевышнему. Однако я знал, что великий повелитель захоронен не внутри мечети, а в тюрбе снаружи — между ними довольно приличное расстояние. Я уже собирался сказать, что, видимо, произошла какая-то ошибка… Но тогда он рассказал мне одну историю. Это была история про человека по имени Экрем Кочу, и вычитал он ее в одном романе.

«Однажды во время правления Абдул-Хамида в районе Фатих случилось наводнение, — сказал он. — Толи дождь сильный прошел, то ли трубы разорвало — что бы там ни было, но все вокруг: дома, лавки, мечети и улицы — оказалось под водой. Многим местным во сне начал являться султан Мехмед Завоеватель. И каждый раз, представая во сне, он кричал и стенал: «Я тону… спасите меня». Слух об этом вскоре пошел по кофейням и рынкам и очень быстро достиг ушей султана. Абдул-Хамид тайно вызвал к себе Мехмеда-пашу, главу пожарной службы, и велел ему проверить захоронение султана.

Мехмед-паша, не говоря никому ни слова, собрал своих самых надежных людей и направился к тюрбе. Они сняли богато украшенную крышку гробницы и начали копать. И копали все глубже и глубже, но никаких признаков могилы или гроба так и не нашли. В конце концов они добрались до железного люка, а когда подняли его крышку, там показалась каменная лестница. Они спустились по ней и оказались в огромном подземном склепе. Тогда они вспомнили, что раньше здесь находилась церковь Апостолов и могилы императоров Константина и Юстиниана, — перед лицом такого их охватил священный ужас. Тем не менее они должны были сдержать данное султану слово, поэтому, поборов свой страх, пошли вперед. В конце склепа они обнаружили гроб султана Мехмеда, покоящийся на внушительного размера мраморном постаменте. Открыв гроб, они увидели нетленные останки блаженного тела султана».

Вот что рассказал мне Садык-ходжа. Конечно, многие считали, что останки Мехмеда Завоевателя были нетленными не из-за святости, как у сподвижника пророка Абу Айюба аль-Ансари, а из-за того, что его забальзамировали. Но наш Садык-ходжа утверждал, что обнаруженное тело, принадлежавшее султану, не подвергалось никакому воздействию. Именно поэтому, как он говорил, склеп, лестницу и гробницу немедленно заперли. Султан Абдул-Хамид строго-настрого приказал начальнику пожарной части района Фатих Мехмеду-паше никому не рассказывать о произошедшем. Но человек слаб, и Мехмед-паша однажды не выдержал и рассказал своим друзьям об этом. Естественно, новость быстро распространилась, и даже была задокументирована. Некоторые поверили, другие посчитали сплетнями. Самое странное же было в том, что гроб они нашли как раз там, где находится минбар нашей мечети. Когда Садык-ходжа закончил свой рассказ, я высказал ему свои сомнения: мол, мы не должны слишком сильно полагаться на мифы, легенды и слухи. Он накрыл мою руку своей и посмотрел мне прямо в глаза. И прошептал, что раньше, пусть и немного, он тоже сомневался. Но когда услышал мои слова о том, что повелитель появился прямо перед минбаром, уверовал в это окончательно. Садык-ходжа провел все необходимые расчеты и пришел к выводу, что гроб находится прямо под тем местом, где я застал султана за молитвой.

Когда он рассказывал об этом, глаза его наполнились слезами, и вдруг две слезинки покатились по щекам. Я не стал высказывать свои сомнения — боялся ранить.

— Надо же, как интересно, — только и смог сказать я, раздумывая над тем, где убийцы оставят следующую жертву. — Джеваз-эфенди, — начал я, — в таких мечетях, как эта…

— Вы имеете в виду султанские мечети селятин? — Я слышал это слово раньше, но значения не знал. — В арабском языке это множественное число слова «султан». Султанскими мечетями называют те, что были построены по приказу султанов или их жен. У каждой есть по меньшей мере два минарета. Все султанские мечети выполнены в виде архитектурных комплексов. Первой из подобных как раз является эта мечеть, молебный дом султана Мехмеда Завоевателя. Такие мечети открыты круглосуточно. Обычно их строили на доход от военных трофеев, добытых в сражениях. Но султан Ахмед Первый нарушил традицию: не участвуя ни в одном походе, он приказал построить мечеть Султанахмет.

Все эти детали были очень интересными, но нам нужно было выяснить, у какой мечети или памятника убийцы оставят следующее тело.

— Какая из султанских мечетей была построена сразу после этой?

Джеваз-эфенди не раздумывая ответил:

— Мечеть султана Баязида[54]. Построена по приказу сына султана Мехмеда Второго, Баязида Второго… Она тоже окружена целым комплексом зданий. Уверен, что вы знаете, где она находится. На площади Беязыт…

Мечеть султана Баязида как раз находилась в том направлении, куда указывали руки жертвы… Туда ли вели нас убийцы?

Джеваз-эфенди, должно быть, неверно истолковал мою задумчивость.

— Но если спросите меня про самую красивую из султанских мечетей, то это, без всяких сомнений, мечеть Сулеймание.