Стамбульский ребус

Цели и средства

Труп мы не обнаружили. Но это не означало, что Намык с единомышленниками были невиновны. Факт нашей слежки окончательно прояснил, что они у нас под подозрением. Ну и ночка: и в расследовании никаких подвижек не добились, и себя рассекретили. Если они и правда убийцы, то изначально догадывались о наших подозрениях, а теперь, когда дело дошло до слежки, убедились в этом окончательно. «А вы думали, что сейчас оттуда труп вывалится?» Каким многозначительным тоном Намык произнес это!

Я не терял надежду — ситуацию все еще можно было спасти. Вместо того чтобы тащить Намыка в комнату для допросов, я решил побеседовать с ним у себя в кабинете. Мне ведь еще нужно будет как-то объяснить случившееся Лейле Баркын — она обо всем узнает уже через пару часов. Я решил обойтись без Али, чтобы он сгоряча ничего не испортил. Мой напарник начал было возмущаться, но, когда я попросил его заняться охранниками-клонами, он тут же успокоился.

Поначалу Намык вел себя настороженно. В молодости он частенько бывал в полицейских участках, поэтому, попав в мой кабинет, сразу же понял, что я действую не по правилам.

— Зачем мы приехали сюда? — спросил он, игнорируя предложенный мной стул. — Чего вы хотите?

— В смысле, чего я хочу? — спросил я притворно удивленным тоном. — Всего лишь поговорить. И узнать, что вы делали среди ночи возле офиса Адема Йездана.

— Можно подумать, вы не знаете, — ответил Намык. Он по-прежнему стоял, опираясь рукой на спинку стула, но садиться не желал.

— Мы видели плакат, и я догадываюсь, что вы собирались устроить акцию протеста… И ничего больше?

Он не сводил с меня взгляда: в нем читались подозрение и тревога.

— Откуда же мне знать наверняка о ваших планах? — добавил я. — Членом вашего общества я не являюсь.

Мои слова рассмешили его.

— Пока не являетесь, — он впервые улыбнулся с начала нашей беседы. — Но скоро вполне сможете им стать. Лейла возлагает на вас большие надежды. Говорит, очень уж вы любите наш город.

Кажется, дело сдвинулось.

— Наверное, я бы не решился участвовать в подобных ночных вылазках. Но город наш люблю, это правда. Я вырос в Балате, на берегу Золотого Рога. Там похоронены все мои близкие. В Стамбуле живут мои лучшие друзья, с ним связаны мои лучшие воспоминания. Работаю я, как видите, тоже здесь. И здесь же, дай бог, хотел бы закончить свои дни. Так что Лейла-ханым вас не обманула, Стамбул я действительно люблю. — Я снова указал на стул. — Что же вы не присаживаетесь?.

Мне показалось, что он немного расслабился. А может, решил установить временное перемирие.

— Вы уж простите, — произнес он, опускаясь на стул. — Я, знаете ли, к хорошему обращению в полицейских участках не привык.

— Мир меняется. И мы вместе с ним. Вы сами разве не изменились?

Его темные глаза снова затянула туча сомнения.

— Изменился, но не думаю, что вы в это верите. Иначе зачем вам тратить драгоценное время на слежку за мной?

Я удрученно вздохнул, делая вид, что немного расстроен.

— Как же тяжело избавляться от предрассудков…

Сомнение в его глазах уступило место недоумению.

— Да-да, не смотрите на меня так, Намык-бей. — Я продолжал свою игру. — Уверен, вы тоже это знаете. Предрассудки — главный враг изменений.

Теперь у него на лице читался знак вопроса. Мол, к чему я все это говорю?

— Вы ведь относитесь к нам с предубеждением, и, по всей видимости, у вас есть на то свои причины. Я читал ваше дело — с полицией у вас отношения были не самые дружеские. Но все это в прошлом.

— Тогда зачем вы следили за нами?

Я был готов к этому вопросу:

— Мы не следили за вами.

Он не поверил ни единому слову.

— Что же тогда вы делали поздней ночью возле офиса компании «Дерсаадет»? Только не говорите, что охраняли пустое здание.

— С чего это вдруг нам охранять компанию Адема Йездана? Мы охраняли Лейлу-ханым.

— Лейлу? — Глаза его распахнулись от удивления. — Мою Лейлу? Лейлу Баркын?

Он заглотил наживку: теперь дело точно пойдет.

— Кого же еще? Разве она не рассказала, что сегодня случилось?

— Вы про историю с отрезанной головой?

— Историю? Намык-бей, вы только задумайтесь: убивают человека, а его голову отправляют Лейле-ханым. Неужели вы не осознаете серьезность ситуации?

В глазах его замаячила паника, словно он узнал о надвигающейся катастрофе.

— Вы… Вы хотите сказать, что это была угроза? Но на коробке не было ее имени — посылку прислали не лично Лейле, а в дирекцию музея.

В моем взгляде отчетливо читалось, что думать так было крайне наивно.

— Считаете, это должно было нас успокоить? Пять трупов. Пять! За четыре дня. И один из убитых — бывший муж Лейлы-ханым. И вот эта посылка. Так что же, не расценивать это как угрозу? Не знаю, как вы, но мы не могли сидеть сложа руки.

Кажется, мне все-таки удалось его убедить.

— То есть вы защищали Лейлу?

Я спокойно откинулся на спинку кресла.

— Рад, что вы наконец это поняли.

Он тоже откинулся.

— Тогда почему вы оставили Лейлу и поехали за нами?

Нет, радоваться пока что рано: он не собирался слишком просто сдаваться.

— Кто сказал, что мы оставили Лейлу? Надеюсь, вы не думаете, что около ее дома дежурили только мы?

— Почему?

— Потому что убийцы преследуют ту же цель, что и ваша организация. Не смотрите на меня так удивленно. Лейла-ханым наверняка вам рассказала: почти все жертвы были замешаны в преступных делах, связанных со строительством в исторической части города. Они входили в экспертную комиссию по этому вопросу. Только третий убитый, Шадан Дуруджа, не имел к этому отношения… — я осекся, увидев, как лицо Намыка скривилось от отвращения.

— Шадан был приспешником Адема. Продажный писака. Единственный из журналистов, кто в открытую расхваливал беззакония, которые вытворяет Адем. И за это получал от него баснословные деньги.

— Вы прямо-таки его ненавидите. Уверен, к другим жертвам вы тоже любви не питали. Взять хотя бы последнего убитого, Фазлы Гюмюша…

— Тоже тот еще мерзавец, — он пробормотал это с откровенной неприязнью. — Именно при нем город пострадал больше всего. Из-за разрешений на строительство, выданных с его согласия, погибли пять человек. На компанию Адема Йездана завели дело, и Фазлы тоже был среди обвиняемых. К каким только уверткам они не прибегали, чтобы оказать давление на суд. И ведь добились своего — их оправдали. Но мы не сдались — подали апелляцию. Первое решение суда отменили, теперь начнется новое разбирательство. На этот раз Адем не отвертится — все увидят его истинное лицо. Сегодня ночью мы как раз собирались повесить плакат.

Опять всплыл суд, о котором упоминала Лейла. Надо разузнать о нем побольше.

— Я об этом и говорю. Почти все убитые так или иначе связаны с уничтожением исторического наследия города. А ваша организация борется против этих бесчинств и людей, которые их творят.

Прищурившись, он начал пожевывать кончик своих усов.

— Не исключено, что кто-то пытается повесить на нас эти убийства и тем самым вывести из игры.

— Да бросьте, кому это нужно? Неужели ваша ассоциация настолько влиятельна?

Я ожидал, что он примется возражать, разозлится на меня, по я ошибся.

— Вы правы, пока мы не слишком влиятельны. — Его глаза забегали, а потом взгляд снова остановился на мне. — Но если думать на перспективу? Предположим, кто-то, замешанный в этом деле, очень недоволен новым разбирательством. Боится, что свидетели раскроют правду.

— Намекаете на Адема Йездана?

— Да, как раз его и имею в виду, — он решительно кивнул. — Ради собственной шкуры он готов на любую подлость.

Утром во время нашей встречи Адем с ходу назвал убийцей Намыка, теперь Намык платил ему той же монетой.

— Допустим, но с какой стати Адему бояться возобновления дела?

— Если он его проиграет, то за решетку угодят не только его племянники — он сам потеряет миллиарды.

Так, ситуация начинает потихоньку вырисовываться. Если, конечно, Намык не пытается перевести подозрения с себя на Адема.

— А племянники тут при чем?

— При том, что компания «Дерсаадет» — это акционерное общество, в котором Адем — теневой игрок. Официально никакой ответственности он не несет. Если суд признает компанию виновной, то тюремную лямку будут тянуть преданные дядюшке-благодетелю племянники.

Так вот оно что, это акционерное общество! Теперь понятно, почему Зейнеп ничего не выяснила про судебное разбирательство: она искала информацию лично на Адема Йездана, а не на его компанию. Значит, иск выдвинули против руководства компании.

— Поэтому он и убирает одного за другим всех, кто замешан в этом деле.

Интересно получается…

— Постойте-ка, вы хотите сказать, что все жертвы имеют отношение к этому суду?

— Вы сами это сказали.

— Ничего подобного. Я лишь упомянул, что все погибшие были связаны со строительством в районе Султанахмет. — Я посмотрел на него недоверчиво. — Если вам что-то известно, пожалуйста, не скрывайте.

— Я ничего не скрываю, — ответил он грустно. — Не уверен, что все жертвы были замешаны в том деле. Но не удивлюсь, если так оно и окажется. Просто я пытаюсь донести до вас только одно: если все пятеро были каким-то образом связаны с делом и могли дать важные показания, то Адем Йездан вполне мог убрать их всех, а убийства пытается теперь повесить на нас. И все эти маневры с монетами, правителями, историческими сооружениями вполне могут оказаться выдумкой — чтобы, опять же, подозрения пали на нас.

Что ж, это вполне могло оказаться правдой. Мне надо было хорошенько поразмыслить над этим, но Намыка в свои размышления я посвящать не собирался. Поэтому всего-навсего усмехнулся.

— Почему вы улыбаетесь?

— Извините, — произнес я, не в силах совладать со смехом. — Прошу прощения…

— Не понимаю, я разве сказал что-то смешное?

— Нет-нет, дело не в этом. — Наконец я сделал вид, что успокоился. — Просто Адем Йездан сказал то же самое про вас. Не слово в слово, конечно. Но он уверен, что убийца — это вы.

— Вот мерзавец, — прорычал он. — Сам он убийца, а на других просто наговаривает…

— Знаете, а ведь он привел интересные доводы. — Я удивился, с каким спокойствием произнес это. — По его словам, на убийства вас подвигла вовсе не забота о городе…

— Не совершал я никаких убийств.

— Я же говорю, по его словам. Так вот, он утверждает, что все дело в ревности.

— В ревности? — воскликнул он ошеломленно.

— Он считает, что Лейла-ханым хотела уйти от вас. Собиралась вернуться к Недждету.

— Сукин сын, — выплюнул он. — Лживый мерзавец!

— Говорил, что она даже жила несколько дней у Недждета: однажды утром он лично видел ее у него дома — на ней была пижама бывшего мужа.

Лицо его исказилось в гневе, на виске забилась жилка.

— Вот гад, все переврал!

— Что именно?

— Однажды мы поссорились, это правда. Но не из-за того, что Лейла хотела меня бросить. Знаете, о таком не рассказывают первым встречным. — Тяжело вздохнув, он покачал головой. — Как только эти мерзавцы посмели сунуть свои длинные носищи в нашу личную жизнь?!

— Прошу прощения, я ни за что не стал бы в это вмешиваться, но расследование…

— Да-да, я понимаю, — перебил он меня. — Дело в том, Невзат-бей, что в наших отношениях Лейла всегда была, так скажем, заинтересованной стороной. Нет, я ни в коем случае не люблю ее меньше, чем она меня, — чувства измерить невозможно. Но она сделала первый шаг и с тех пор дорожит нашими отношениями. Иногда это становится просто невыносимо. Из-за этого, собственно говоря, мы и поссорились. После того как Недждет изменил ей с молодой помощницей, Лейла никак не могла справиться с травмой — неизлечимым недоверием к мужчинам. Она ревновала меня ко всем. Что бы я ни делал — изменить что-либо было невозможно. Однажды вечером я остался в нашем офисе с одной девушкой, она учительница. Каждый занимался своими делами, но в какой-то момент мы устроили перерыв — заварили чай и разговорились…

Он заметил мой многозначительный взгляд.

— Не смотрите на меня так, Невзат-бей, — резко произнес он. — Я никогда не изменял Лейле. Не смог бы разбить ее раненое сердце. Так вот, было уже поздно, и Лейла заехала за мной. Увидев, как я беседую с девушкой, она вышла из себя. Даже слушать меня не захотела — сразу накинулась с обвинениями. Время было уже к полуночи, я устал — и сорвался: наговорил лишнего, мол, что она ведет себя глупо и по-детски. Она выскочила за дверь. А я был так зол, что даже не побежал за ней. Какое-то время в яростном полубреду она моталась по улицам, потом зашла в бар в районе Бейоглу — она часто там бывает с университетскими друзьями. Недждет тоже оказался там. Он почувствовал, в каком она была состоянии, и тут же подсел к ней. Она вся в расстроенных чувствах. О нашем конфликте ничего не рассказала, но и выпить с ним не отказалась. Много ли ей надо? Вскоре она уже на ногах не стояла, и Недждет отвез ее к себе домой. Об этом случае и рассказал вам Адем. Тем утром он увидел ее в пижаме. Она его, само собой, тоже узнала. В ту же секунду осознала свою оплошность — не стала даже завтракать, сразу приехала ко мне, рассказала, как все было, и попросила прощения. Она прекрасно знала, что эти подонки начнут распускать слухи. Посмотрите, чего только не наговорил вам этот гад!

Его слова звучали убедительно. Оставалось загадкой лишь то, насколько история была правдива. Теперь можно было переходить ко второму волновавшему меня вопросу. Но прежде я встал и открыл окно. В комнату ворвалась прохлада. Воздух был наполнен неизвестно откуда исходившим ароматом роз.

— Прекрасная сегодня погода, — заметил я.

Намык с наслаждением втянул воздух — как заключенный, много лет не видевший белого света.

— Аромат чудесный. Наверное, где-то рядом сад, — сказал он.

Вернувшись за стол, я спросил:

— Вы бывали в доме у Недждета?

Он вздрогнул, застигнутый врасплох моим вопросом.

— Да, — произнес с сожалением. — Будь моя воля, я бы туда ни ногой. Но мне пришлось. Однажды мы с Недждетом сильно сцепились. Он потом извинился и пригласил нас к себе на ужин. Я идти не хотел, но Лейла настояла, мол, отказываться невежливо. Делать нечего, пришлось согласиться.

Пока что это никак не объясняло, откуда на рамах гравюр взялись их с Лейлой отпечатки пальцев.

— Вы видели гравюры в гостиной?

— Видел, у нас даже спор из-за них вышел. Снова чуть не подрались. Недждет утверждал, что две из них — оригиналы. Он говорил про гравюры собора Святой Софии и мечети Сулеймание. А я в этом немного разбираюсь. Смотрю — никакие это не оригиналы. Я сказал ему об этом, а он раскричался, мол, что я вообще в этом смыслю. Если бы не Лейла, разругались бы в пух и прах.

Все-то он знал: и к чему я веду разговор и что ему нужно сказать. Как у любого убийцы — мастера своего дела, у него были готовы разумные и логичные ответы на все вопросы. Но отступать я не собирался.

— Хороню, что до драки дело не дошло. Иначе Недждету пришлось бы несладко: я видел, как вы отделали Эрджана, никакая дубинка для самообороны ему не помогла.

На смуглом лице Намыка слегка зарделся румянец.

— Я драться не люблю… — Он запнулся и смущенно улыбнулся, зная, что я уловил в его словах ложь. — Ну, хорошо, в молодости я не раз попадал в передряги. Сами понимаете, кровь молодая кипит. Но с годами любое насилие стало вызывать у меня отвращение.

— После того как стреляли в полицейского? Или после того как он стрелял в вас?

В кабинете повеяло холодом.

— Ничего удивительного, вы прочитали мое дело, — в его голосе не было и намека на злость. — Вы правы, именно после того случая. Знаете, я благодарен Всевышнему, что не убил того мужчину. Я не смог бы жить с такими угрызениями совести.

В его лице, взгляде и голосе читалась искренность.

— После этого вы прекратили участие в вооруженных акциях?

Он мог бы воспользоваться этой подсказкой, но не воспользовался.

— Нет, у меня были не только личные причины. Произошли изменения всемирного масштаба, и организация, в которую я входил, распалась. Тот случай тоже не прошел даром. И я решил избрать для себя новый путь. — Глаза его были полны умиротворения, которое лучше слов говорило о том, что он доволен сделанным выбором. — Я рад, что так поступил. Сейчас я счастлив.

— Еще бы вам не быть счастливым, — поддел я его полушутя, — вы и сейчас не менее активную деятельность ведете: протесты, ночные вылазки, потасовки. С таким настоящим о прошлом и вспоминать не приходится.

Он пожал плечами, как набедокуривший и безответственный гаврик:

— Что нам остается? Другого способа защитить город у нас нет.

Давить на него дальше смысла не было, поэтому я подумывал, как завершить разговор, но оказалось, Намык еще не все сказал.

— Думаю, вы нас по-прежнему подозреваете, — произнес он с некоторой обидой, как будто с ним обошлись несправедливо. — Но вы ошибаетесь, Невзат-бей. Мы никого не убивали. Тот, кто строит, разрушать не будет. Тот, кто пытается спасти город, никогда не станет убивать его жителей. Тот, кто защищает жизнь, не будет искать выход через смерть. — В его взгляде сверкали искорки. — Если бы вы только попробовали взглянуть на мир нашими глазами, вы бы это поняли. Не обижайтесь, но предрассудки затуманили и ваш разум. Вы считаете нас террористами только потому, что мы развешиваем плакаты, устраиваем протесты и действуем группой. По-вашему, мы кровожадные убийцы, способные на любое зло. А мы всего лишь боремся за наш город, который, между прочим, и ваш тоже. Помните, вы сами сказали: здесь вы родились, здесь похоронены ваши близкие, здесь прошли лучшие моменты вашей жизни. За эту жизнь мы и боремся. Нет, инспектор, мы никого не убивали. Потому что избравшего в товарищи смерть неминуемо ждет смерть.