Стамбульский ребус

Саматья

Дом убитого находился в районе Саматья, у подножия последнего из семи стамбульских холмов. К Саматье я всегда испытывал глубокую симпатию, пусть и не такую, как к Балату, в котором жил. Это один из тех старинных районов, без которых нельзя представить Стамбул. Одно время здесь селились в основном армяне. Иногда, когда нам с Евгенией хотелось попить турецкой водки ракы, но не в «Татавле», а где-то еще, мы приезжали сюда. Евгения называла это место Псамматья. Оказалось, это было румейским названием Саматьи и означало «песчаный край», «пески».

У меня Саматья всегда ассоциировалась с ярким солнечным светом. Он был повсюду, лился с неба, отражался от крыш каменных домов, в раскрытые окна которых бесцеремонно врывался запах моря. Старинные церкви соседствовали здесь с мечетями, на узких улочках часто встречались питейные заведения, патриархальную тишину нарушали пригородные поезда, которые, не зная устали, ежедневно перевозили тысячи местных жителей в Большой Стамбул и обратно, под защиту крепостных стен с более чем пятисотлетней историей, ведь Саматья и есть Старая стена города.

Однако при всем своем своеобразии район был таким же дряхлеющим и изнуренным, как мой Балат, и я никак не ожидал увидеть здесь столь роскошный двухэтажный дом.

Через железную ограду тяжело свешивались пурпурные цветы двух пышных багряников. Пройдя в ворота, мы оказались в тенистом саду. Первой нас встретила смоковница с мощным искривленным стволом. Казалось, она здесь с византийских времен. Солнце в зените источало невыносимый жар, отчего по всему саду распространялся душноватый запах. С моря доносились визгливые крики чаек, откуда-то из закоулка долетал детский смех.

Али, увидев дом, в изумлении прошептал:

— Невероятно! Даже сад есть… Видать, археологи неплохо зарабатывают.

Реакция Зейнеп была мгновенной:

— Может, он нашел ценный клад во время раскопок?

— И поэтому его убили? Скажи еще, что он не поделился со своими.

Непонятно было, шутит он или говорит серьезно.

— Что ж, придется взяться за его приятелей-археологов, — улыбнулась Зейнеп. — А пока давайте проведем обыск.

— Не знаю насчет клада, но полагаю, что его друзьями нам придется заняться, — сказал я.

Улыбка с лица Зейнеп тут же стерлась, а Али перевел взгляд с красных гераней на меня. Вдруг у меня в кармане зазвонил телефон. На экране высветилось имя Евгении, и я почувствовал холодок в груди. Что-то случилось?

— Минуту, ребята, — сказал я, отходя в сторону, под свисавшие гроздьями цветы багряников.

— Привет, Евгения…

— Привет, Невзат…

— Как дела?

— Все хорошо, Невзат… Все в порядке…

Ну нет, не в порядке. И не могло быть в порядке, потому что сегодня вечером она впервые должна была прийти ко мне. На моей территории она встретится с моими призраками, она будет дышать моим воздухом, пропитанным страданиями и скорбью. Сам я довольно часто бывал у нее дома, давно уже был вхож в круг ее друзей и даже принимал участие в праздниках румейской общины, к которой принадлежала Евгения, но при этом я выжидал несколько лет, чтобы пригласить ее к себе в гости. Моя терпеливая, стоически выдерживавшая все Евгения каждый раз натыкалась на препятствие, на баррикаду чувств, на стену печали, на мою невольную холодность, выстланную горем. Понемногу она привыкла и не то чтобы не заговаривала об этом — даже не намекала о том, чтобы побывать у меня. Должно быть, именно поэтому, когда я наконец пригласил ее к себе, она была скорее обеспокоена, чем счастлива.

— Ты уверен? — спросила она меня. — Невзат, ты уверен, что хочешь этого?

— Уверен, — ответил я, нахмурившись. — Конечно, уверен. Иначе разве позвал бы?

Но был ли я действительно уверен? Честно говоря, я понятия не имел. До каких пор это могло продолжаться? Евгения — мой самый близкий друг, человек, которому я доверял больше всех на свете. Любимая женщина… А как же Гюзиде и Айсун — жена и дочь, которых я потерял? Их тени, следы их присутствия, их вещи и запахи, голоса, которые я по-прежнему слышал в стенах нашего дома… Я жил воспоминаниями о них. Но жестокая правда в том, что Гюзиде и Айсун больше не было. Тот ужасный взрыв, как его ни назови — проклятием, злым роком, стечением обстоятельств, — забрал у меня жену и дочь.

Я не сразу осознал, что жизнь продолжается. Мы встречаем других людей, мы учимся любить их, иногда даже не желая того. Новая любовь не должна ослаблять связь с ушедшими? Да, может быть, но я осознавал и то, что приоритет всегда остается за живыми. Воспоминания об ушедших, их смутные силуэты, голоса, запахи неизбежно начинают стираться, исчезать из памяти. Как бы ни было больно, нам не дано выбирать. Люди не особо преданные существа, особенно в том, что касается прошлого. Нужно помнить об ушедших, ведь это часть нас. Все верно, но верно и то, что власть ушедших людей, власть любимых нами людей над нашими душами со временем неизбежно ослабевает. И мы уже с трудом вспоминаем их облик перед лицом новой реальности.

Когда я пришел к этим выводам, правда схватила меня своими ручищами. И я не стал сопротивляться. Тут-то меня и ждала встреча с Евгенией. Благодаря ее поддержке я поднялся, заново научился стоять на ногах и идти вперед. Если в мире есть нормальные люди, то я, понемногу справляясь со своим горем, попытался быть одним из них. Мне хотелось поблагодарить Евгению за участие и терпение, и я сделал то, что должен был сделать еще несколько лет назад, — пригласил ее к себе. Она долго не решалась, но согласилась. Однако ее не покидало беспокойство. Она боялась, что в любой момент я могу передумать или произойдет что-то неожиданное. Поэтому ее голос в трубке звучал напряженно.

— Что случилось? — спросил я. — Надеюсь, ты звонишь не для того, чтобы отказаться?

— Нет, Невзат, как я могу так поступить? — ее тревога вмиг улетучилась. — Просто я хотела сказать, что по пути к тебе могла бы, ну… захватить немного твоих любимых закусок — мезе…

Понимая, что она придумала это на ходу, я подыграл ей:

— Не смей даже заикаться об этом! Мы же договорились, что сегодня вечером ты ни к чему не притрагиваешься. Ты — моя гостья.

— Хорошо, — по голосу было слышно, что она улыбается, а я никак не мог совладать с собственным волнением.

— И чем ты меня порадуешь? — беззаботно спросила Евгения.

— Блюдами, которые ты, надеюсь, никогда не пробовала, — не без гордости сказал я. — Не удивлюсь, если ты, отведав моих закусок, предложишь мне место повара в вашем мейхане[1].

Раздался довольный смешок.

— Я и так могу предложить, даже не попробовав твоих блюд, Невзат. Бросай ты своих преступников. — Теперь ее голос звучал серьезно, даже умоляюще. — В самом деле, почему бы тебе не выйти на пенсию и не устроиться на работу ко мне в «Татавлу»?

Она и раньше говорила об этом, хотя знала: я никогда на такое не соглашусь.

— Ох, Евгения, неужели ты думаешь, что меня так легко заполучить? — решил отшутиться я. — Мне ведь нужен полный пакет: профсоюз, страховка… А самое главное — приличная зарплата. Больше, чем моя государственная.

— Идет, — игриво усмехнулась она и добавила: — Но только при условии, что мы будем работать вместе.

Я рассмеялся, дав ей понять, что готов пошутить:

— Мне надо немного подумать, дорогая. Да и тебе не мешало бы сначала убедиться в моей компетентности. Разве в повара берут всех подряд?

— Когда речь идет о тебе, мне не нужны никакие доказательства, — произнесла она мягко, а я подумал: «Это мне не нужны доказательства, когда речь идет о тебе». Мне надо было бы произнести это вслух, но не хватило решимости, к тому же Зейнеп и Али уже ждали меня у открытой двери в дом.

— Спасибо, Евгения, — только и смог сказать я. — Приятно знать, что ты так настроена. Не опаздывай вечером. Жду тебя ровно в восемь.

— Хорошо, в восемь буду у тебя.

Ее голос был мягок, как ветерок, пробежавшийся по моему лицу, и в голову мне почему-то пришло сравнение: Евгения надежна, как стены позади меня, пятьсот с лишним лет защищавшие город.

Отключив телефон, я направился к дому. Отчего-то мое сердце заполнила непонятная тоска.