Вид с холма, где находился нужный нам офис, был великолепен. С одной стороны сверкала гладь залива Золотой Рог, с другой высился величественный силуэт мечети Сулеймание с минаретами, касавшимися облаков. Мы с Али проехали по мосту Ункапаны, оставили позади византийские стены из красного кирпича и, пробравшись сквозь квартал старых стамбульских домишек, оказались наконец на месте.
На площади раскинулся внушительных размеров храм — монастырь Пантократора, а ныне мечеть Зейрек. Офис находился на третьем этаже дома, расположенного прямо напротив монастыря. Скорее всего, монолитное здание появилось здесь после поджога или разрушения одного из деревянных домов, составлявших исторический облик района.
К стальной двери на третьем этаже вела крутая лестница, которая далась Али гораздо легче, чем мне: поднявшись наверх, я никак не мог отдышаться. На двери красовалась молочно-белая металлическая табличка с надписью «АЗС». Мы пару раз нажали на кнопку звонка. Однако нас ожидал неприятный сюрприз: в офисе не было ни души. Не оставалось ничего другого, как спуститься вниз по той же лестнице, которую я одолел с превеликим трудом. Но этого делать не пришлось. Только мы решили посидеть в кафе, чтобы насладиться открывавшимися видами, как на лестнице раздались голоса. Наверх поднималась шумная компания из восьми человек, не считая ребенка на руках у коротко стриженной девушки. У всех, за исключением молодой мамаши, в руках были плакаты с изображением тех старых домишек, мимо которых мы проехали по дороге сюда. На одном из плакатов можно было разглядеть надпись: «Сохраним архитектуру Стамбула!» На другом в глаза бросался лозунг: «Наш дом Стамбул нуждается в защите!» Не было никаких сомнений: это те, кто нам нужен. Внешний вид и то, как они себя вели, выдавали людей образованных.
Когда вся честная компания добралась до третьего этажа, к нам направился довольно высокий кудрявый брюнет с усами и жизнерадостным взглядом.
— Могу я вам чем-то помочь? Кого вы ищете? — вежливо поинтересовался он.
Мы без труда узнали в нем приятеля Лейлы Баркын, хирурга Намыка Карамана.
Али тут же озвучил цель нашего визита:
— Мы из полиции… Хотели побеседовать с вами.
Доброжелательное выражение с лица Намыка вмиг исчезло.
— Если это связано с акцией у Золотого Рога, то я уже давал показания, — его голос звучал совсем не дружелюбно.
— Нет, Намык-бей, мы пришли не за этим, — я старался говорить приветливо. — Идет расследование убийства. Я старший инспектор Невзат Акман, а это мой коллега, младший инспектор Али Гюрмен.
Намык был слегка ошарашен, во взгляде сквозило непонимание.
— Какое еще убийство?
Мы с трудом умещались на тесной лестничной площадке, и я предложил:
— Давайте пройдем в помещение…
Он колебался. С одной стороны, убийство взволновало его, но с другой — как и Лейла, он не хотел впускать нас на свою территорию:
— Мы планировали начать заседание…
— Намык-бей, кажется, вы не совсем понимаете, — отреагировал я довольно резко. — Речь идет об убийстве. И если вы не ответите на наши вопросы, боюсь, нам придется доставить вас в участок.
— Какое отношение это имеет ко мне? — спросил он твердым голосом.
— Самое прямое. Убит бывший муж Лейлы Баркын.
Вытаращив на нас свои светло-карие глаза, он застыл от удивления:
— Что? Недждет? Недждет мертв?
Невозможно было сказать, удивлен он на самом деле или притворяется.
— Да, его убили, — ответил я. — Перерезали горло.
Лицо Намыка исказилось в гримасе, как будто он ясно увидел перед собой труп убитого.
— Вот о чем мы планировали поговорить, — уверенно продолжил Али. — Вам придется отложить заседание.
Как бы это ни казалось удивительным, но Намык, как и Лейла, в один миг оправился от шока.
— Так и быть. Ведь это не займет много времени?
— Нет, не займет, — ответил я, подходя к двери офиса. — Все будет зависеть только от ваших ответов на наши вопросы.
Он наконец сдался:
— Ну, хорошо, проходите.
Пройдя в офис ассоциации, мы заметили огромную фотографию дворца Топкапы, заснятого с воздуха. Я неоднократно бывал во дворце, но сейчас остановился перед фотографией, пораженный его размерами. Видимо, дворец не интересовал никого, кроме меня.
Намык и Али ушли вперед, и я в конце концов потянулся за ними. Мы оказались в просторном зале, чем-то похожем на комнату в доме Лейлы Баркын. Мое внимание тут же привлек упиравшийся в потолок книжный шкаф из отличной породы дерева. Он был заставлен книгами. Издания о Стамбуле на самых разных языках мира пестрели разноцветными корешками. Помимо книжного шкафа здесь была и более скромная мебель: деревянные стулья, небольшие столики и старенький пластиковый стол прямо посередине. За столом сидели все семь человек, вернувшихся с пикета: четверо мужчин и трое женщин. За исключением рыжеволосого парня и коротко стриженной брюнетки, все были среднего возраста. Когда мы вошли, они с любопытством начали разглядывать нас. Рыжеволосый явно нервничал. Он не сводил с нас своих серых глаз и немного напоминал пугливого уличного кота, отданного на растерзание стае собак.
— В чем дело, Намык? — парень втянул шею и выставил кулаки, будто готовился к драке.
К счастью, Намык вел себя спокойнее.
— Все в порядке, Камиль, — ответил он. — Мне нужно побеседовать с полицейскими.
Услышав про полицейских, напряглись все остальные. Пытаясь понять, что происходит, компания встревоженно смотрела на нас. Брюнетка повернулась к дивану, как будто пыталась защитить кого-то. Я заметил ее ребенка, которого мы видели еще на лестнице. С чего это она потянулась к нему, услышав про полицию? Похоже, нам здесь не рады.
— Наш разговор не касается ассоциации и наших с вами дел, — Намык попытался успокоить сидящих за столом. — Это не займет много времени.
Доверия во взглядах не прибавилось. У меня в жизни бывали ситуации и похуже, так что на этот раз мне было, как говорится, до лампочки. Тут захныкал ребенок. Наверное, подумал, что его бросили, и взбунтовался, но скоро затих.
— Да уж, видать, собрания тут очень важные, — с сарказмом усмехнулся Али, — даже дети участвуют.
Хорошо, что эти слова расслышал только Намык. Однако он никак не отреагировал на них, просто указал на дверь смежной с залом комнаты:
— Давайте поговорим в более спокойном месте.
Я кивнул, разглядывая развешанные на стенах зала фотографии. Они свидетельствовали, как нещадно мы уничтожаем собственную историю. Неприглядный на вид пятизвездочный отель на месте Большого дворца. Облупившиеся каллиграфические надписи на стенах мечети Сулеймание. Свалка вместо дворца Буколеон, построенного еще в византийские времена. Дряхлые деревянные дома в районе Кадырга. Торговцы трусами на фоне римских колонн у площади Беязыт. Никому, похоже, не нужный античный порт, обнаруженный в ходе строительства стамбульского железнодорожного тоннеля Мармарай. Трагикомичная надпись «Наши военные — лучшие!», сделанная черной краской на мраморе османского фонтана. Проржавевшее старинное оружие, полуистлевшие картины и султанские одежды в залах дворца Топкапы. Фотографии беспощадно демонстрировали весь ужас уничтожения прошлого. Справа на желтоватой стене красным курсивом была выведена огромная надпись: «Так пусть, Синан, имя архитектора носят только те, кто способен сравниться с тобой талантом и знаниями». Под ней стояла подпись: «Султан Селим И, сын султана Сулеймана Кануни-Законодателя».
Зайдя в комнату, я поинтересовался:
— Намык-бей, чем это вы здесь занимаетесь? Что означает аббревиатура АЗС?
Кажется, наш собеседник не горел желанием отвечать.
— АЗС — неправительственная организация, — нехотя выдавил он. — Мы пытаемся сохранить историю нашего города. — Он жестом пригласил нас сесть.
На моем стуле лежал плакат пикетчиков. На нем, как и на остальных, был изображен старый стамбульский дом. Лозунг под снимком гласил: «Не разрушай, не жги, а защищай!» Прежде чем сесть, я свернул плакат и переложил его на журнальный столик. Али устроился на соседнем стуле с облупившейся краской. Пока Намык усаживался в офисном кресле, которое, видимо, кто-то принес сюда со своего официального рабочего места, я заметил на стене еще одну фотографию. Молодая женщина на фоне старых городских стен готовит еду на газовой колонке. Ее муж сидит по-турецки на дешевом ковре и крутит сигарку. Двое мальчишек, по виду их сыновья, лыбятся на камеру так, что обнажены беззубые десны.
— Это еще самое невинное, — сказал Намык, заметив мой взгляд. — Люди без крыши над головой пытаются хоть как-то удержаться за жизнь. Находят убежище в исторических памятниках. Какая-то насмешка судьбы. Гораздо больше пугают те, кто делает на этом деньги. — Он глубоко вздохнул, видимо, желая усмирить свое раздражение. — Вы спрашивали про АЗС. АЗС — это Ассоциация защиты Стамбула.
Высокомерный вид Намыка не оставлял никаких сомнений: он нас презирал. И совершенно не скрывал этого. Конечно, такой расклад не мог понравиться Али.
— Ассоциация защиты Стамбула? — переспросил он насмешливо. — И от кого же, позвольте поинтересоваться, вы его защищаете?
— От варваров, — голос Намыка звучал категорично. Было видно, что он безгранично верит в то, чем занимается. — Мы защищаем этот древнейший город от дельцов и захватчиков. Только вдумайтесь, наша история насчитывает почти три тысячи лет!
Он не договорил, потому что его беспардонно перебил Али:
— А вас кто-то просил о защите? Вы ведь, кажется, хирург? Так какое вам дело до судьбы нашего города и его истории? Кто-нибудь просил вас о помощи?
Я взглядом умолял Али помолчать, но он вошел в раж и не замечал ни меня, ни моих знаков.
Намык спокойно посмотрел на моего разгорячившегося напарника и, повернувшись к окну, сказал:
— Видите вон то строение?
— Это мечеть Зейрек, — тут же отреагировал я.
Мой ответ удивил его.
— Вы живете в этом районе?
— Нет, но не так далеко отсюда. В Балате.
— Понятно. Но все равно жму вам руку, Невзат-бей. Потому что в наше время никто не знает о мечетях за пределами собственного квартала. Конечно, если это не мечети Сулеймание, Фатих, Султан Эйюп. Как бы там ни было, я хотел сказать, что раньше мечеть Зейрек была монастырем Пантократора. Этому храму почти тысяча лет. Монастырь возвели в двенадцатом веке, и строился он двенадцать лет. — Кажется, в его взгляде проскочила насмешка. — Возможно, это как-то связано с двенадцатью апостолами. Сначала при церкви открыли медресе, а затем и вовсе превратили в мечеть. И дали название моллы[5] Зейрека, который преподавал в медресе.
— Зачем вы рассказываете нам об этом? — хмыкнул Али. — Какое нам дело до этой мечети?
— Пытаюсь ответить на ваш вопрос. Немного терпения, и все встанет на свои места. — Нет, Намык не злился. В его словах не было и следа раздражения. — Вы, наверное, заметили, что эта великолепная мечеть пребывает в полуразрушенном состоянии. До нее никому нет дела. Иногда я остаюсь в офисе допоздна и — особенно часто это бывает в полнолуние — вижу, как в небо воспаряет дух старого храма. Может быть, это дух самой византийской императрицы Ирины Комнины, по приказу которой был построен храм, или моллы Зейрека. Я не знаю. Но дух как будто говорит мне: «Почему ты ничего не делаешь? Не положишь конец разрушению этой святыни? Не защитишь ее?» У меня появилась обязанность защищать этот храм и другие исторические памятники города. Если в течение дня я сделал что-то полезное для города, то ночью сплю спокойно. Дух храма оставляет меня в покое. Но если я бездельничал, он кошмаром обрушивается на меня. — На смуглом лице Намыка снова появилась насмешка. — Вот так, Али-бей. Дух этого квартала, района и города требует от меня этого…
— Не верю я в эти глупости, — опять перебил его Али. Однако я заметил, что рассказ хирурга впечатлил его, хотя сам он никогда бы в этом не признался. — Как же вы защищаете город? — продолжил мой напарник.
По лицу Намыка скользнула тень.
— По правде говоря, у нас не очень-то и выходит. Всегда что-то мешает. Наши враги подкупают депутатов и министров, соблазняют журналистов, назначают своих экспертов, проникают в судебные комиссии. Не останавливаются ни перед чем и в итоге добиваются своего. Для них абсолютно не важен статус объекта — относится он к историческому наследию или зеленой зоне, — он говорил горячо и искренне, в словах его не было и тени притворства.
— Но есть ведь и честные люди, — попытался возразить я, хотя заведомо знал, что ситуация безнадежна. — Должен же быть хоть кто-то, кто любит наш город и может его защитить.
Он кивнул:
— Да, такие есть. И они все сейчас сидят в соседнем зале. Даже малыш Дениз, сын Ясемин. Ладно, не будем пессимистами, возможно, нас больше, наберется еще парочка тысяч человек. Но не более. Маловато на пятнадцатимиллионный город… В котором никому нет дела до самого города. Прямо из-под носа воруют их будущее, а они и слова в ответ не скажут. Люди мелочны и дремучи, живут сегодняшним днем, чуть что — сразу всем недовольны. Но когда речь заходит о реальных делах, каждый спасает собственную шкуру. Только и твердят, мол, давайте возьмемся за дело, Стамбул — культурная столица. Но это в итоге просто слова. Дешевая пропаганда… Муниципалитеты, губернаторы, правительство, государство, граждане — все только и делают, что сотрясают воздух. Шарлатаны!
Как только он упомянул государство, Али взвился:
— Эй, эй, полегче на поворотах. Все вокруг плохие, одни вы, что ли, хорошие?
Намык покачал головой:
— Вопрос не в том, чтобы быть хорошим, а в том, чтобы защитить наш город. Это мы и пытаемся сделать. — Он поднял наполненные болью глаза. — Но всякий раз, когда мы решаем что-то сделать для этого города, нам приходится иметь дело с полицией.
— Соблюдайте закон — и никто вам не помешает, — прокурорским тоном заявил Али. — А в противном случае, хочешь не хочешь, будешь иметь дело с полицией. Кстати, что это за пикет был организован недалеко от Золотого Рога?
— О, это серьезное нарушение, — насмешливо произнес Намык. — Мы протестуем против строительства моста над заливом. Считаем, что он навредит облику города. Испортит великолепный вид на мечеть Сулеймание.
Намык был прав. Новый мост изуродует залив своей громоздкой конструкцией. Но Али не интересовал вид на Золотой Рог. Он вел беседу со свойственным закоренелым полицейским упорством, которое никак не вязалось с его молодостью, сумасбродством и прочими не самыми худшими чертами характера.
— Но ведь так нельзя! — воскликнул он. — Везде есть свои правила. Вы устроили незаконный пикет!
Я вдруг понял, что эта бессмысленная дискуссия может затянуться до бесконечности, поэтому сказал:
— Вернемся к цели нашего визита. Намык-бей, вы были знакомы с Недждетом Денизэлем?
Услышав имя погибшего, Намык поменялся в лице.
— Да, был. И честно говоря, он мне не очень-то нравился.
— Почему?
— Он был подлецом.
— Как вам не стыдно так говорить о покойном? — вновь принялся за свое Али. И я не мог не согласиться с ним, поскольку реплика Намыка была довольно грубой.
— Да, он мертв, но это не изменяет сути дела, — спокойно продолжил Намык. — Все мы однажды умрем. Но разве это значит, что дурные поступки исчезнут вместе с нами? Неужели можно будет загладить вину за совершенные убийства, за содеянное зло? Если после смерти подлецов спишут все совершенные ими зверства, что тогда случится с поступками благородных людей?
Хирург немного наклонился вперед и посмотрел в глаза моего напарника. У него и в мыслях не было дразнить его — он просто хотел пояснить свою позицию:
— Смерть не отменяет совершенного злодеяния, Али-бей. Единственное, что может исправить ситуацию, — это добрые поступки. Зло простится нам только тогда, когда его перевесят наши добрые дела. Недждет и при жизни не был хорошим человеком, не стал им и после смерти.
Мне снова пришлось вмешаться, чтобы направить разговор в другое русло.
— Вы ведь так говорите не потому, что Недждет Денизэль — бывший супруг Лейлы-ханым? Может быть, вы ревновали ее к нему или он вас к ней?
— Нет-нет, мы познакомились через несколько лет после их развода. У меня не было к нему личной неприязни. Он не нравился мне потому, что обкрадывал наш город. Такое невозможно простить, особенно если вспомнить, что Недждет был историком, археологом.
— По-вашему, он заслуживал смерти? — теперь Али пытался разговорить Намыка, с которым чуть было не поругался пару минут назад.
— Никто не заслуживает смерти, Али-бей. — Намыка не так-то легко было поймать на крючок. — Недждет заслуживал наказания, но не смерти. И наказывать его должны были не мы, а закон.
— А если законов недостаточно? — начал я. — Вы сами сказали, что вам многие мешают. Что тогда?
— Я однозначно могу сказать только о том, чего мы никогда делать не будем. Мы не настолько бездушны, чтобы убивать кого-то. Убийство и жестокость — не наше оружие. Без людей этот город был бы всего лишь грудой камней, дерева и железа. Не имеет значения, насколько прекрасна окружающая природа и богато прошлое. Именно люди возводят города и творят историю. Без людей не было бы ни Византия, ни Константинополя, ни Стамбула. Вставая на защиту этого города, мы, по сути, защищаем его жителей. Все великое — творение рук человека. И никакая цель никогда не оправдает насилия.
Подобное мы слышали и от Лейлы. Важно понять, насколько это соответствовало истине.
— Вы когда-нибудь встречались с Недждетом? — спросил я.
— Встречался, много раз. Я не скрывал, что он мне не нравился, — тема явно была неприятна Намыку. — И это было взаимно.
— Он тоже называл вас подлецом? — опять встрял Али. — Как и вы его?
Намык громко засмеялся.
— Скорее всего, называл. Но не подлецом, а дураком. Такие, как мы, для него — кучка идиотов, которые никогда не думают о собственных интересах. — На какой-то миг он задумался. — Да, он сильно злился на меня. Из-за Лейлы. Наверное, все еще любил ее. Хотя Лейла так не считает, но я думаю, что причина была именно в этом.
— А Лейла-ханым? Не исключаете, что и она по-прежнему любила бывшего супруга?
Намык помрачнел. Наконец-то нападки Али достигли своей цели.
— Ведь она даже приняла от него приглашение на ужин, — поспешил сказать мой напарник.
— Могу вам сказать, что она все же посоветовалась со мной, идти ей или нет.
Али уже упивался победой, считая, что ему удалось раскрутить опрашиваемого на важные показания. А Намык со вздохом добавил:
— Вероятно, вы правы. Люди — странные существа.
— Согласен, — я сделал вид, что разделяю эту точку зрения. — С женщинами все еще сложнее. Никогда не знаешь, о чем они на самом деле думают и какой следующий шаг сделают.
— Это не вопрос различий между мужчинами и женщинами, Невзат-бей. Все мы люди. Не думаю, что у Лейлы остались какие-то чувства к Недждету. Она бы мне точно сказала. — Правой рукой Намык начал подергивать усы. Было заметно, что он пытается сохранить спокойствие, но при этом слегка озадачен.
— Что ж, — сказал я, — вернемся к прошлой ночи. Что вы делали? Лейла-ханым сказала, что вы провели вечер вместе.
Его задумчивость тут же улетучилась:
— Мы были здесь, в офисе. Проводили собрание. Оно закончилось около десяти. Лейла была с нами.
— Тема собрания?
— План по трансформации района Султанахмет в музейную зону. В Министерстве культуры наконец-то додумались до этого и начали работу над проектом, который мы предлагали уже несколько лет назад. Вот об этом мы и говорили на собрании.
— А как же ужин? — вставил Али. — Получается, вы все ничего не ели до десяти вечера?
Намык посмотрел на парня и сделал вид, будто восхищается его смекалкой.
— Да от вас ни одна деталь не ускользнет! Конечно же, мы поели. Заказали пиццу. Лейла выбрала вегетарианскую, а я — ассорти. Могу показать вам чеки, если хотите.
— Если понадобится, мы к вам обратимся. Что потом?
— После собрания или после ужина? — спросил Намык свысока; в его тоне опять появилась заносчивость.
— После собрания, — уточнил Али, — когда все ушли.
— Мы вышли из офиса. Но пошли не домой, а на набережную. Была прекрасная ночь. Начало весны, на улицах много людей. Когда вернулись с прогулки, было около одиннадцати. Лейла села писать письмо в Министерство культуры Швеции, а я взял почитать книгу — детектив «Убийство в Восточном экспрессе» Агаты Кристи. Расследование таинственной смерти одного подлеца.
Это был вызов.
— Я в курсе, о чем этот роман, — ответил я, вступая в игру. — Интересный роман. Действие, кстати, начинается на вокзале Сиркеджи в европейской части Стамбула. — Я не сводил взгляд с лица Намыка, хотел посмотреть на его реакцию. — Тело Недждета нашли всего в паре сотен метров оттуда.
На его лице не было и тени беспокойства.
— Тело нашли на вокзале?
— Вы плохо расслышали?! — Али практически кричал. — В паре сотен метров от вокзала. Не в Сиркеджи, а в Сарайбурну. То есть в Византии. Недалеко от места, где был заложен город, который вы защищаете.