Стамбульский ребус

Цистерна Базилика

Я попрощался с Али и отправился на площадь Султанахмет, которая в этот час бурлила туристами. Вырвавшись наконец из шумного моря людей, я оказался у входа в Цистерну Базилику — наверное, одно из самых загадочных мест в городе.

Спускаясь по окутанной полумраком каменной лестнице, которая уводила под землю и открывала путь в какой-то сказочный мир, я по-прежнему думал о сегодняшних событиях. Мы с Али взяли у Эрджана и его людей письменные показания. Никаких новых сведений они не добавили — просто повторили то, что рассказали до этого. Более того, они даже забыли упомянуть о том, что хотели забрать из дома Недждета не только монеты, но и попугая Визаса. А мы и не стали напоминать. Хотя допрашивали мы всех по отдельности, никаких расхождений в их словах не оказалось. И в поведении ничего подозрительного мы не заметили. Сыддык с Феттахом на каждый наш вопрос отвечали честно и с полной готовностью. А вот про Эрджана то же самое сказать не могу. Хотя доказательств, конечно, у меня никаких не было, я не сомневался, что он что-то утаивает. Нам пришлось его отпустить, а Сыддыка и Феттаха, несмотря на всю их искренность, — отправить в прокуратуру. Что поделать, таков закон.

Зейнеп в участок еще не вернулась: видимо, в доме Недждета было много интересного и работа затянулась. Результаты по фургону тоже пока не появились. Прежде чем прийти сюда, я отправил Али в редакцию газеты, где работал Шадан Дуруджа — последняя жертва.

У трижды разведенного журналиста не было в Стамбуле никаких родственников. Единственный сын от первого брака учился в Лондоне. Мы надеялись, что удастся что-нибудь узнать про него от коллег и — что еще важнее — получить доступ к переписке на его компьютере. Закончив с этим, Али должен был поехать в мэрию и взять у Ниязи, друга Мукаддера, список специалистов, входящих в экспертную группу. По правде говоря, после того как был убит журналист, вероятность того, что преступники выберут в жертвы людей из этого списка, существенно уменьшилась. Но все равно он мог помочь нам установить связь между жертвами, привлечь внимание к чему-то, о чем мы до этого и не задумывались. Поэтому я дал Али наказ не упускать ни единой детали.

И вот теперь я спускался по каменным ступеням, неся в руках свой кожаный портфель. Там лежали каталоги коллекций и монеты, найденные в руках убитых. Хотя я сделал все, что можно и нужно было сделать на данный момент, на душе у меня было неспокойно. О каком спокойствии может идти речь, когда в городе орудует убийца (или шайка убийц), который за три дня убил троих и играет с нами как кошка с мышкой. Каждую ночь — новое убийство, в одном стиле и без единой зацепки для полиции. Убийца нас не то что не опасается, а даже как будто насмехается над нами. Нельзя терять голову: один опрометчивый поступок — и мы начнем одну за другой совершать ошибки. Хотя сохранять спокойствие было совсем не просто: каждый день кого-то приносили в жертву Стамбулу. И за три дня у нас так и не появилось ни весомых доказательств, ни зацепок, ни улик. Я был абсолютно уверен, что Омер Экинли с братьями не имеет к делу никакого отношения. Эти убийства были не в их духе. Убийцей мог быть Адем Йездан или Намык Караман, да даже Лейла Баркын. Но вот вероятность того, что все это было делом рук Омера, который в самом своем существовании видел какую-то мистику, стремилась к нулю.

Ступенька за ступенькой я спускался по лестнице, которая резко повернула влево. Открывшийся передо мной необыкновенный вид мгновенно заставил меня позабыть обо всем: об убийствах, о возлюбленном Лейлы Баркын и даже о том, как дышать. Подо мной простиралось зачарованное, сумрачное озеро, из которого — точно деревья с мощными стволами — возвышались ровными рядами сотни колонн с причудливыми навершиями. Я бывал в Цистерне Базилике и раньше. И каждый раз при входе сюда у меня возникало одно и то же чувство: я отправляюсь в путешествие во времени. А если точнее — здесь исчезает всякое ощущение времени. Да, это место было настолько впечатляющим, что в моих глазах оно затмевало все другие исторические места, в которых я когда-либо бывал. Нигде больше я не терял связь с современным миром. Где бы я ни был — будь то крепость, храм, церковь или дворец, построенные пусть даже тысячелетия назад, — я чувствовал, что я не в прошлом, а по-прежнему в настоящем. Знал, что скоро выйду и окунусь в привычный мир. Но стоило мне спуститься сюда, в лес колонн, вдохнуть этот влажный воздух, как меня тут же охватывало чувство, будто я уже далеко-далеко от нашей жизни, которая на самом деле продолжает течь, как обычно, а я попал в другое время или в другое измерение.

Вот и в этот раз из моей головы мигом выветрились все мысли. Мною завладел особый дух этого волшебного места. Наверное, поэтому, когда я ступил на платформу над прозрачной водой, в которой свободно плавали сотни рыб, я забыл, зачем именно пришел сюда, и, точно по зову какой-то неведомой силы, тихо побрел вперед. Взгляд мой был устремлен на колонны — они держали на себе всю тяжесть внешнего мира, а голова была занята размышлениями о сверхъестественном. Ноги двигались как будто сами по себе, но я знал, куда они меня ведут, — к двум колоннам в самом конце Цистерны. На их основаниях были выточены головы Медузы Горгоны. По-моему, это и было самое удивительное место здесь. Как будто вся Цистерна была создана ради какой-то тайны, которую столетиями безмолвно хранит Медуза Горгона и которую невозможно разгадать. Казалось, в распахнутых глазах, лишенных зрачков, скрыты все секреты нашего города. Разве может кого-то удовлетворить объяснение, что Цистерна Базилика была создана лишь для того, чтобы обеспечивать водой собор Святой Софии?

Я не отрываясь смотрел в эти глаза — под гнетом веков они начали приобретать зеленоватый оттенок.

Вдруг меня окликнули:

— Невзат-бей, Невзат-бей!

Обернувшись, я встретился взглядом с карими глазами Лейлы Баркын и в то же мгновение вернулся из сна в реальность.

— Вы как будто в каком-то другом мире были, — сказала она с улыбкой. — Я видела, как вы спустились, помахала вам, но вы даже не заметили. Должно быть, исторические места очень увлекают вас.

Я попытался улыбнуться:

— Да, особенно эта Цистерна. — Окинув взглядом окружавшие нас колонны, я добавил: — Она зачаровывает.

— Вы правы. Но вы и вчера сам не свой были.

Я не понял, о чем речь.

— Ну же, вспомните, вчера вечером. Возле обелиска.

Да, вчера она тоже подошла очень тихо, и я не заметил ее. Наверное, она успела понаблюдать за мной какое-то время.

— Вам очень нравится история, Невзат-бей, — она посмотрела на меня по-приятельски и взглядом дала понять, чтобы я даже не думал отнекиваться.

— По-моему, каждый житель Стамбула должен любить ее, — ответил я. — Иначе ему никогда не оценить всю прелесть этого города.

Она усмехнулась.

— Думаю, еще немного — и мы примем вас в нашу ассоциацию.

— Почему бы и нет? Ради Стамбула я готов на все, — произнес я со всей серьезностью.

Лейла слегка откинула голову и внимательно на меня посмотрела, как будто пытаясь понять, не шучу ли я.

— На все-все готовы? — спросила она с подковыркой, как будто вела какую-то игру. В ее словах читалось: и даже на убийство?

Я не собирался идти на попятную:

— Да, на все. Ведь этому городу нет равных. И я не сказал бы, что мы его по праву заслуживаем.

— В этом вы абсолютно правы.

Игры закончились — ее голос наполнился грустью. Как и я чуть раньше, она переводила взгляд с одной колонны на другую.

— Даже это место мы открыли слишком поздно. Только в тысяча девятьсот восемьдесят седьмом году полностью восстановили. Спустя целых шестьдесят четыре года после установления Республики!

— Получается, даже в османскую эпоху о ней ничего не знали?

— Знали, конечно. Этой водой долгое время поливали розы в дворцовых садах. Для питья османы застойную воду не использовали, цистерны — это творение римлян. А во времена Османской империи по всему городу обустроили фонтаны. На самом деле римляне строили цистерны, чтобы обеспечить себя запасом воды на случай долгой осады. Если вспомнить, сколько таких осад пришлось пережить городу, это, очевидно, было разумным решением.

— А при каком императоре построили эту Цистерну? При Константине? — поинтересовался я. Наверняка мне приходилось слышать об этом и раньше, но сейчас я уже ничего не помнил.

Она покачала головой:

— Нет, при Юстиниане. Он сделал для города ничуть не меньше, чем Константин. Именно при нем собор Святой Софии приобрел свой окончательный вид, предстал в полном великолепии. Считается, что Цистерна Базилика была построена для обеспечения водой Святой Софии.

— А вот эти головы… Есть в них какой-то особый смысл? — спросил я, указывая на основания с выточенными головами. — На остальных колоннах ничего подобного нет.

Лейла как будто грезила наяву — такое мечтательное выражение лица у нее было.

— Эх, если бы… Будь у них особый смысл, это место стало бы еще более загадочным и интересным. Но особого смысла нет. Думаю, эти основания привезли сюда из какого-то языческого храма. Юстиниан хотел сделать христианство господствующей религией своей империи и начал жестокие гонения против язычников. Они, язычники, больше не могли учиться в школе и поступать на государственную службу. Говорят, именно поэтому была закрыта и Афинская школа — главный оплот науки того времени. То есть император объявил своего рода войну против язычников. Вот и решили, наверное, убрать все изображения Медузы Горгоны, одного из символов язычества, с глаз долой. И эти основания пустили в дело — использовали при строительстве Цистерны. — Вдруг она понизила голос, как будто боялась, что эти воды, мирно дремлющие у нас под ногами, донесут ее слова до императора, жившего в городе много веков назад. — А может, их перенес сюда, как жест уважения, какой-нибудь римский мастер, все еще преданный своей отныне запрещенной вере.

Это был подходящий момент, чтобы перейти наконец к делу.

— Да, прелюбопытный персонаж был этот Юстиниан. Но сейчас нас интересует другой император — Феодосий. А уж который, Первый или Второй, вы сейчас и расскажете.

Она рассмеялась.

— Почему вы смеетесь?

— Просто вы говорите об этом императоре так, как будто он подозреваемый.

Я смутился, но старался не подать виду.

— Что поделать, Лейла-ханым. Мы ведь не на уроке истории сидим, а расследуем серию убийств.

— Прошу вас, не обижайтесь. Я ведь это в хорошем смысле сказала. Итак, вы принесли монету?

— Принес.

Я осмотрелся, недалеко от нас стояла группа испанских туристов. Все их внимание было приковано к окаменевшим Медузам, и до нас им не было никакого дела. Но я все равно не хотел говорить о расследовании в такой близости от других людей, пусть они и были иностранцами, поэтому спросил:

— Вы прямо здесь посмотрите? У меня с собой каталог.

— Каталог коллекции Недждета? — уточнила она, подозрительно прищурившись. — Где вы его взяли?

— Его нам передал адвокат Адема Йездана. Он как раз защищал Недждета в том деле.

Она расслабилась — видимо, мои слова звучали убедительно.

— Хорошо, могу я взглянуть на него?

— Конечно, — я снова огляделся вокруг. — Здесь есть какое-нибудь кафе? Думаю, там было бы удобнее.

Она показала на место позади нас. Из-за полумрака ничего не было видно.

— Под лестницей есть кафе, но там мало света — ни рассмотреть, ни прочитать ничего не получится. — Она кивнула на стоявшую под лампой скамейку в нескольких метрах от нас. — Смотрите, вот укромный уголок. Присядем туда? Посетители приходят смотреть на Медузу, так что нас никто не побеспокоит. И света вполне достаточно.