Синан смотрел на обитель Всевышнего. На главный купол, который, казалось, парил в небе. На небольшие купола, которые выстроились вокруг главного купола подобно планетам вокруг Солнца. На четыре минарета, тянувшиеся в бесконечную синеву. На балконы, искусно украшенные резьбой по камню. На венчающие минареты полумесяцы, похожие на знамена в бескрайних небесах. На арки, подобные лунам, которые никогда не погаснут. На портики, в тени которых можно с удовольствием провести всю свою жизнь. На фонтан, из которого льется живая вода. На стены, украшенные искусной резьбой, точно коврами. На цветные витражи и плотно закрытые двери, сулящие вход в рай.
Синан смотрел на обитель Всевышнего — лучшее из когда-либо созданных творений: эта постройка должна была преобразить облик города. Здесь слились воедино его разум и сердце, усилия и вера. Циркулем зодчего водил дух поэзии, и город в очередной раз изменился. Мрамор струился как шелк, железо укротила ковка, дерево вилось орнаментами. И теперь, подобно тому, как пророку Соломону поклонялись все существа в мире, включая демонов и джиннов, все существа и предметы этого мира — подземного и небесного — склонились в почтении перед Синаном, главным зодчим султана Сулеймана Кануни.
Синан смотрел на обитель Всевышнего. Взор его ласкал детали порожденного им шедевра, а разум вел счет прожитым дням. На фоне огромной мечети проступали каменные дома. И деревенский мальчишка, бегущий по грязным улицам рядом с ними. И паренек в обносках, которого разлучили с семьей, когда ему не исполнилось еще и пятнадцати лет. Увезенный, несмотря на слезы, осиротевший ребенок, которого вместе с другими силой отняли у христианских семей для обучения в войсках султана. Бедняга решил заняться плотницким делом, только чтобы преодолеть тоску по родине и семье.
Синан смотрел на обитель Всевышнего. Он начал возводить здания будучи плотником. Сначала познал секреты и причуды дерева: все тонкости, сложности и красоту этого материала. Он очень быстро разгадал язык дерева. А после этого начал осваивать работу с камнем, землей, железом и стеклом. Если бы он не научился обращаться с деревом, ему никогда не поддались бы камень, твердое железо и хрупкое стекло. Если бы не годы работы плотником, он не смог бы возвести эту потрясающую мечеть. Он вдруг ощутил пьянящий запах, доносящийся от дерева, как только его коснется резец, запах сосновой смолы. Он вдохнул этот запах, но вдруг ощутил запах не сосны, а бескрайнего океана.
Синан смотрел на обитель Всевышнего. В шаге перед ним стоял султан Сулейман Кануни. Его предки посадили на степных просторах дерево, и теперь оно пустило ветви и распростерлось на три континента. Ему оставалось только и дальше растить дерево, чтобы охватить его священной сенью весь мир. Его предки захватили этот город и превратили его в земной рай — сад роз. Ему осталось только прославить этот сад с помощью поэзии, музыки, миниатюр, каллиграфии и архитектуры. Величие достигается не мечом, и султану, который не ценит красоту и не заботится о ней, никогда не бывать истинно мудрым правителем. А правитель, которому не хватает мудрости, никогда не станет властителем мира.
Султан смотрел на обитель Всевышнего, а великий зодчий стоял позади него. Султан, который был тенью Бога на земле. Властелин трех континентов, император Османской империи, повелитель вселенной, единственный сын султана Селима Явуза. Это был султан Сулейман Кануни. Это он приумножил территории империи и обрел всемирную славу. Это он назначил Синана главным зодчим, раскрыл перед ним все двери империи и казну, чтобы тот создавал свои творения. Он наделил его властью, дав приказ изменить облик города. Вполне естественно, что сейчас зодчий стоял позади султана, склонив голову и соединив руки в жесте покорности, выражая готовность служить своему повелителю, своему султану.
Султан Сулейман Кануни смотрел на обитель Всевышнего. Его глаза сияли, подобно бриллиантам, украшавшим тюрбан. Он гордо вскинул голову, глядя на огромный купол, символизирующий Пророка ислама. Султан ощущал прилив священного трепета и благоговения, созерцая четыре минарета, олицетворявших четырех праведных халифов. Он вознес благодарность Всевышнему за то, что, как и его прадед султан Мехмед Завоеватель, дед султан Баязид и отец султан Селим Явуз, он получил в награду от Него столь прекрасный храм. Опасения больше не тревожили султана, душа его успокоилась, сомнения рассеялись. Он знал, что благодаря этой мечети его имя, как и империя, будет жить.
Султан Сулейман Кануни смотрел на обитель Всевышнего, а великий зодчий Синан стоял в шаге позади него. Он еле дышал в ожидании вердикта, который вынесет султан. Он замер, но душа его была в смятении. Как море в шторм, как сад, ветви которого стегает ветер, как потемневшее перед ливнем небо. Он чувствовал себя точно так же, как в тот день, когда его посвятили в орден Хаджи Бекташа[57], когда он стал янычаром и отправился в свой первый поход, когда спустил на воду озера Ван три галеры. И как в тот день, когда много лет спустя он вернулся в родную деревню и узнал горькую новость о смерти матери.
Сулейман смотрел на обитель Всевышнего. На великолепную мечеть, которая навсегда будет связана с его именем. На священный памятник, который гладью был вышит по кромке неба. На венец творения его династии и всего периода его правления. Султан созерцал инкрустированные перламутром двери, за которыми, казалось, скрываются ворота в рай. Он перевел взгляд на ключ, который должен был открыть эти двери. Этот ключ лежал в его ладони и напоминал прилетевшего голубя, который возвещал о наступлении будущего. Потом султан обернулся к зодчему. Тот стоял, склонив голову. Он был кроток и ждал приказа.
Сулейман смотрел на Синана. На человека, который, подобно Всевышнему, сотворившему семь небес и создавшему жизнь за семь дней, построил эту ослепительной красоты мечеть за семь лет. Сулейман смотрел на Синана. Как и его собственная судьба, судьба этого раба была связана с султанатом. Султан смотрел на человека, который возвел грандиозный комплекс мечети для его любимой женщины, тюрбе для погибшего сына, мечети для дочери. На гения, который возвел свои творения в каждом уголке этого города. Султан обратился к зодчему: «Подойди, главный зодчий. Это твой ключ. Ты строил этот храм с такой искренней верой и чистым сердцем, что именно тебе суждено открыть его двери».