Стамбульский ребус

Царь Визас

В доме царил полумрак. Пахло лавандой. Должно быть, покойный Недждет Денизэль избавлялся так от запаха плесени, которым обычно были пропитаны прибрежные дома. Мы прошли через темную прихожую, и вдруг из приоткрытой двери, через которую едва просачивался дневной свет, раздался голос:

— Приветствую… Я царь Визас… Добро пожаловать ко мне во дворец…

Необычный глухой голос.

Мы все тут же схватились за оружие. В доме никого быть не должно. Убитый жил один. Ближайшие родственники — в Анкаре.

Прижимаясь к стенам тесной прихожей, стали по шажочку подкрадываться к комнате.

Из приоткрытой двери вновь донеслось:

— Приветствую… Я царь Визас… Добро пожаловать ко мне во дворец…

Мы переглянулись. Я подал знак Али, чтобы он толкнул дверь; Зейнеп чуть приотстала, прикрывая нас.

Как только мы оказались в залитой светом гостиной, я направил пистолет в сторону голоса и крикнул:

— Ни с места! Полиция!

— Приветствую… Я царь Визас… Добро пожаловать ко мне во дворец…

Глаза немного привыкли к свету, и я расхохотался: в огромной клетке сидел серый попугай с красным хвостом и монотонно повторял:

— Приветствую… Я царь Визас… Добро пожаловать ко мне во дворец…

Мои напарники также не смогли сдержать смех, это была разрядка после нервного напряжения.

— Так вот, значит, каков наш легендарный царь, — всхлипывая, произнес Али. — Ну, теперь мы точно узнаем, что приключилось тыщу лет тому назад.

— Ага, ты заодно уточни-ка про звезду и полумесяц… — пряча пистолет, сказала Зейнеп. — Ты ведь хотел знать, зачем грекам понадобились эти символы.

— Нет, я кое-что получше спрошу. — Али подошел к клетке и отвесил птице поклон, как будто она и правда была особа царских кровей. — О могущественный владыка, соизвольте сказать, кто прикончил Недждета.

Царь Визас походил взад-вперед по жердочке и вместо ответа выпалил:

— Кто прикончил Недждета? Кто прикончил Недждета?

Пока Зейнеп хихикала, Али вытащил из клетки пустую миску и насыпал в нее корм из пакета, стоявшего рядом.

— Откуда нам знать, ваше величество. Надеялись, вы нам подскажете.

Визас, удивленный тем, что его кормит незнакомый человек, захлопал крыльями.

— Надеялись, что подскажете… Надеялись, что подскажете…

Зейнеп пробормотала:

— Да уж, только археологу могло прийти в голову так назвать попугая.

— Царь Визас, однако, не намерен нам помогать, — развел руками Али.

Попугай, начавший было клевать корм, оторвался от своего занятия и важно повторил:

— Не намерен.

Новый взрыв хохота.

— Такого ценного помощника потеряли, придется все делать самим, — резюмировал Али.

Мы стали осматривать гостиную. Обстановка была дорогая. Коричневые кожаные кресла, диван, большой телевизор, рядом с телевизором музыкальный центр. Вдоль одной из стен выстроились шкафы с книгами и папками.

Мое внимание привлекли семь гравюр на противоположной стене. На первой была изображена церемония приветствия перед султанским дворцом на мысе Сарайбурну. Султан во всем великолепии восседал на троне, прямо перед ним выстроились в ряд государственные мужи, грозные янычары, как и положено, несли стражу. На другой гравюре была изображена Колонна Константина на городской площади. Гравюра, висевшая слева от окна, изображала Святую Софию. Этот храм, возведение которого началось еще в IV веке с базилики Константина, был превращен сначала в мечеть, а потом — в музей. Ракурс для гравюры выбран необычный, художник словно хотел привлечь внимание к внутреннему дворику, в котором находились люди… Христиане ли, мусульмане — неизвестно, какого вероисповедания. На гравюре рядом еще одно великолепное сооружение — мечеть Фатих, построенная в 1463-1470-х годах по приказу Мехмеда Завоевателя, символ взятия Константинополя. И снова необычный ракурс. Во дворе люди совершают омовение, готовятся к намазу, спорят неизвестно о чем… Дальше — дворец Топкапы. Изображен с точки, где сейчас устраивают Вторничный рынок. Своими очертаниями дворец напоминает чудесную галеру, плывущую по сказочному морю. И еще одна гравюра, представляющая шедевр архитектора Синана[2]: мечеть Сулеймание, воздвигнутая по приказу Сулеймана Великолепного в середине XVI века. Своими четырьмя минаретами она мне всегда напоминала отчаявшегося, который в молитве воздел руки к небу. У двери, ведущей в соседнюю комнату, висела еще одна гравюра: семибашенный замок Едикуле, пристроенный к древним башням Феодосиевых стен у Золотых ворот. На переднем плане мужчина, за спиной которого корзина с овощами. Он стоит у ворот перед мощными стенами замка, а позади него — два босоногих ребенка. Может быть, это дети мужчины, а может, стамбульские беспризорники…

— Смотрите-ка, а Недждет Денизэль, оказывается, был экспертом…

Али стоял перед шкафом и держал в руках толстую голубую папку.

— Здесь отчеты, и на всех проставлена его подпись.

Я взял папку и быстро просмотрел.

— Им удалось приостановить строительство отеля… — обратил мое внимание Али.

Из глубины дома раздался голос Зейнеп:

— Инспектор! Идите скорее сюда!

В ее голосе не было тревоги, но вряд ли она позвала бы нас просто так.

Мы нашли ее в ванной. Она держала в руках открытый перочинный нож, на кончике которого было немного штукатурки коричневатого цвета.

— Возможно, археолога убили здесь. — Мы с Али, пока не понимая, что к чему, рассматривали соскоб, а Зейнеп продолжила: — Посмотрите, между верхними плитками штукатурка белая и бежевая, а внизу — коричневая, отдает в красный. Вероятно, это кровь.

— Но это же ванная. А если он стирал здесь запачканные брюки? — предположил Али. — Или… я не знаю, красил рубашку? Да может, это просто грязь?

Зейнеп указала на швабру.

— Здесь все промыли с жидкостью для пола. Разве вы не чувствуете? Повсюду запах лаванды.

Я нагнулся к пластиковой бутылке. На этикетке были нарисованы синие цветы. «Зейнеп права», — подумал было я, но Али имел другое мнение:

— Это ничего не доказывает.

Ох, сейчас эти двое опять начнут свои разборки. Но нет, умница Зейнеп никак не отреагировала.

— Посмотрим. Всего-то и нужно, что отправить это на анализ в лабораторию.

Вид девушки не оставлял никаких сомнений: она была уверена на все сто: это кровь. Хорошо бы так и оказалось: место преступления выявлено, осталось найти преступников.

— Отлично, Зейнеп, собери образцы штукатурки, а мы пока продолжим.

Выходя, я заметил, что дверь в комнату напротив слегка приоткрыта. Свет из ванной падал на постер на стене. Я толкнул дверь и вошел. С постера на меня смотрели голубые глаза Мустафы Кемаля. Основатель современного государства как будто говорил, что не имеет никакого отношения к смерти археолога.

— Кажется, покойный был повернут на Ататюрке, — разочарованно произнес Али. — Жаль, в этом случае гипотеза о жертвоприношении Кемалю — полный бред…

Я с самого начала не воспринимал всерьез эту версию, но сейчас решил подыграть парню:

— Ну почему же полный бред? Его ведь могли принести в жертву из-за любви к Ататюрку.

На мое счастье, Али промолчал.

Я окинул взглядом комнату. Скорее всего, Недждет использовал ее как кабинет. Стол, на котором стоял компьютер, книжный шкаф у стены… Пока Али рассматривал, что стоит на полках, я подошел к столу и открыл верхний ящик. Внутри лежали документы, какие-то отчеты. Речь в них шла об объектах национального достояния, исторических памятниках; я понял, что это тоже были экспертные заключения. Во втором ящике была фотография в рамке. Я вытащил ее, чтобы рассмотреть. Женщина с коротко стриженными каштановыми волосами и выпирающими скулами. Казалось, взглядом слегка раскосых глаз она бросает вызов целому миру. Было очень сложно определить ее возраст: тридцать или сорок лет. Одно было неоспоримо — женщина очень красива. И она показалась мне знакомой.

— Ого, какая, — сказал Али; он подошел ко мне и смотрел через плечо на фотографию.

— Что скажете, инспектор? Кто-то из бывших?

— Понятия не имею. Разберемся.

Я осторожно вытащил фотографию из рамки и перевернул. Никаких надписей, нет также указаний на дату снимка, но бумага не пожелтела и цвета не поблекли, значит, фото сделано не так давно.

В нижнем ящике обнаружились еще фотографии. На них красавица с раскосыми глазами была запечатлена рядом с убитым. Один из снимков совершенно четко говорил о взаимоотношениях пары: на потускневшем от времени фото Недждет Денизэль был одет в черный смокинг, а женщина — в белое свадебное платье. Оба были моложе по крайней мере лет на десять. Счастливые, они улыбались.

— В его удостоверении личности нет отметки о браке, — вспомнил Али очень важную деталь. — Думаете, развелись или что-то в этом духе?

Более чем вероятно, что так оно и было — развелись. Как и то, что погибший не забыл свою пассию.

Али указал на бумагу рядом с фотографией:

— Взгляните, инспектор. Уж не свидетельство ли это о браке? Али угадал. Старое свидетельство о браке с девичьей фамилией невесты, именами молодоженов, датой и подписью государственного служащего.

— Лейла Баркын… Кажется, я уже слышал это имя.

Али кивнул в знак согласия.

— И мне оно кажется знакомым. Не писательница случайно?

— Какая еще писательница? — на пороге с пакетом для улик в руках появилась Зейнеп.

— Эта женщина, бывшая жена убитого… Лейла Баркын.

Зейнеп подошла ближе, с интересом взглянула на фотографию, потом перевела взгляд на меня.

— Никакая она не писательница. Это директор музея Топкапы. Как же вы не помните? Мы познакомились с ней два года назад. Расследовали тогда странную смерть одного из сторожей в музее.