Глава 9. Везувий просыпается

Открытая рана, которую она прячет, просто всегда чем-то обмотана, и она никому её не показывает. Наступает новое солнечное утро. Она просыпается одна, пришло время встретиться с рутиной дня. Но она знает, что все выдержит.

3 Doors Down «She Don't Want The World»


Ливия


Одно слово может убить. Оно, как пуля, проходит насквозь и попадает четко в цель. Одно слово может лишить надежды и веры. Оно постоянно крутится в голове, перед глазами, лишает сна и высасывает всю положительную энергию, как дементоры, оставляя только безысходность и отчаянье.

Я стала жертвой паука, который сплел хитроумную паутину и опутал мое сознание, захватив в свой плен. Несколько букв отпечатались в сердце и уме. Свет стремительно угасал, как и уверенность, а разум поглощала тьма. «Нет выхода!», — кричала она мне, загоняя в угол.

Одно слово прошло навылет, задело все ткани, разорвало аорту и поставило смертельный приговор. Земля перестала вращаться, время остановилось, а цветок внутри меня превратился в прах.

Сегодня я узнала, сколько стоит человеческая жизнь, когда моему брату диагностировали лейкоз. Больше миллиона долларов. Пересадка костного мозга, различные процедуры облучения, тесты и прочее стоили больших денег, но давали огромный шанс, что он будет жить.

— Есть отличные детские онкологические центры в Испании и Израиле, где аналогичная операция стоит в разы дешевле, — устало произнес доктор, поправляя очки. Он говорил это не впервые. Да, таких бедняков, как мы, попавших в страшную ситуацию, было множество. Они так же сидели перед ним и не знали, где взять бешеные деньги и как спасти своего близкого.

Я сжимаю крепко руку Розы, и ее дрожь передается мне, пробирается под кожу. Боль, страх просачиваются наружу и заполняют небольшое помещение. Я слышу, как она беззвучно плачет, и перестаю дышать.

— У Коди молодой организм, но слабая иммунная система, поэтому он не может стать донором для себя. Нам надо взять анализы сперва у вас и проверить совместимость, есть вероятность того, что кто-то из родственников сможет стать донором, — продолжает мужчина, поглядывая на бумаги. — Вы должны дать ответ как можно скорее, чтобы мы начали проводить тесты и составили план лечения. В худшем случае, все может закончиться летальным исходом. Вы должны это понимать, Роза.

— Да, да, я это понимаю, — слышу слабый шепот мамы.

Светлые коридоры, медсестры, пациенты… Лица… Лица, убитые горем, с потерянными глазами. Их огонь давно погас, они смирились со своей участью. Я крепко обхватываю плечи Розы, и мы заходим в палату Коди. Он спит. Его маленькое исхудавшее тело кажется еще меньше на белых простынях. «Не могу, не могу…» Мне так больно смотреть, внутри все сжимается, взгляд с его лица скользит на пол.

— Лив, у нас нет таких денег, — шепчет Роза, присаживаясь на краешек стула рядом с кроватью, и закрывает лицо ладонями. Нет… Нет… Она что же… сдалась?

— Мы что-нибудь придумаем, мам. Обещаю, — вкладываю всю оставшуюся силу в голос и сжимаю ее плечо. Сдержу ли я обещание? Не хочу лгать и бросать слова на ветер, но я сделаю все от меня зависящее.

Не помню, как я вышла из больницы. Ноги сами понесли к ближайшему метро. Этот день я запомню навсегда, потому что никогда еще не чувствовала себя такой ничтожной. Я металась по Нью-Йорку, как неприкаянная душа, привидение, летая из квартала в квартал. Я не знала, куда идти и что делать.

Если бы я родилась богатой, я бы отправила Коди в самый лучший детский центр.

Если бы у меня были хорошие знакомые, друзья, которые смогли чем-то помочь, поддержать в трудную минуту.

Если бы я не родилась неудачницей, на пути которой каждый день вырастают преграды.

Если бы не я была одна в этом огромном и равнодушном мире.

Если бы существовал такой человек, который мог обнять и приободрить, сказав: «Все будет хорошо. Я рядом».

Если бы…

Если бы…

Если бы жизнь не была такой сукой, которой нравится бить меня по самым уязвимым местам. Теперь она добралась до Коди. Ему ведь только четырнадцать, он совсем не увидел мира и не пожил! Так почему она хочет забрать его?! Почему на его месте не я?

Почему жить так сложно?

Я пришла в себя, когда увидела хмурое лицо Оззи, и поняла, что уже поздняя ночь. Я сижу на крыше «Crosby» и плачу. Он видел мои слезы, видел, что я разбита и сломлена, и было как-то плевать. Пусть смотрит. Как я вообще оказалась в саду и как долго здесь просидела, осталось загадкой. Я не чувствовала холодного ночного воздуха, своих ледяных рук. Я не ощущала ничего. Наверное, так умираешь внутри. В состоянии беспомощности и аффекта люди совершают безумные поступки. Они могут сесть на поезд или самолет, который принесет их в другую страну, подальше от проблем и чувства собственной бесполезности.

Он говорил какую-то чушь о парнях, а я думала, если попрошу у него помощи, поможет ли он или просто выставит за дверь и унизит? У него ведь есть деньги, он просто их выкидывает, будто они ненужные бумажки, а для меня это теперь большая ценность. Я больше склонялась ко второму варианту. Он не обязан помогать незнакомой девушке, которая на дух его не переносит.

Я не могла уснуть. Лежала и смотрела в потолок, какие-то мысли посещали голову и быстро убегали, не оставляя следа. Если бы это был только кошмар. Я закрою глаза, проснусь завтра, позвоню Розе, и она скажет, что с Коди все в порядке, Виджэй приходит со школы и слушает свою ужасную музыку, а Бенджамин читает утреннюю газету «Нью-Йорк таймс», пьет кофе и едет на завод. Как бы я хотела, чтобы все наладилось. Жаль, что наши желания и мечты не сбываются по взмаху волшебной палочки, по мановению щелчка.

Я так и не смогла сомкнуть глаз. Серый бездушный рассвет заполз в комнату, напоминая, что это не кошмар и не сон. Утро — это реальность, ночь — наша маска.

Моя реальность была слишком жестока, но я напомнила себе, что не могу сдаваться и должна бороться до конца.

«Все в твоих руках, Лив, и пока ты их не опустишь, выход найдется всегда».

***

Оззи


Бабы странные существа. Убеждаюсь в который раз. Понимать их логику бессмысленно, а разгадывать разные ребусы — тем более. Это целый Лабиринт Минотавра, выбраться из которого не под силу даже Тесею.

Ливия молчит уже несколько дней. Дерзкая колючка, превратилась в молчаливого и послушного ангела. В ручного зверька, который готов выполнять разные команды. Говорила, как механическая кукла, одни и те же фразы бесцветным голосом с безжизненным пустым взглядом, навевая на меня уныние. Честно говоря, это бесило. Лучше пусть спорит и скандалит, выпускает иголки, чем молчит. Резкий переход от дерзкой выскочки с острым язычком, до молчуньи, очень настораживал. Она не вписывалась в рамки моего понимания. Это какая-то новая тактика? Она объявила мне молчаливую войну?

«Бля, такой проблемной бабы еще не встречал. Кто она такая, что я сижу, как идиот, и думаю о ней?» Действительно, какого хрена я сижу в этом дурацком номере? Завтра у нас саундчек, потом внеплановое выступление в клубе на Бродвее, можно будет хорошенько оттянуться и расслабиться в компании парочки крошек. Но сегодняшний вечер не может пройти напрасно…

Я лениво потянулся к тумбочке и нажал на кнопку.

— Да…

— Чтобы была через десять минут, — рявкнул в трубку и бросил ее, довольно ухмыляясь.

Прошлепал к мини-бару и достал джек, отпивая пару глотков из горла. Подключил телефон к колонкам, и помещение заполнила одна из любимых старых песен «I Love Rock N Roll». Я начал покачивать головой в такт, размахивая бутылкой с виски.

— Я видела, как он танцевал там, у музыкального автомата. Я знала, что ему около семнадцати лет. Звучал мощный ритм, играла моя любимая песня. И я точно могу сказать, что очень скоро он будет моим, да, моим, напевая…

В этот момент в номере появилась как раз оторопевшая проблемка по имени Ливия и замерла, удивленно пялясь на меня.

— Я люблю рок-н-ролл, так брось ещё одну монетку в музыкальный автомат, малыш. Я люблю рок-н-ролл, так воспользуйся моментом и потанцуй со мной. Е-е-е-е! — начал орать я и ритмично двигаться, кивая ей. — Давай, чего застыла? Сегодня праздник!

— Какой?

— Какой, какой… Какой-нибудь! Нельзя повод найти что ли? — продолжал я танцевать под заводную и всеми любимую песню Джоаны Джетт. Девушка смотрела на меня, как на умалишенного, пока я весело дрыгался под слова «Дальше мы уже не останавливались, он был со мной, да, со мной».

— Чего стоишь, зануда? — я, пританцовывая, подошел к ней и плеснул в бокал вискаря. — Давай, расслабься, сегодня твой господин добрый.

Даже самому смешно стало от этих слов, но я сделал серьезное лицо. Она с сомнением посмотрела на янтарную жидкость и поставила на стол.

— Вы всех разбудите.

Снова «выкает».

— Тут звукоизоляция, дорогуша, — сверкнул веселой улыбочкой и включил следующую песню группы Kiss «I Was Made For Lovin' You». — Не переживай, я туда ничего не подсыпал, поэтому можешь пить.

— Спасибо, очень любезно с вашей стороны, но я не пью. Вам еще нужно что-то? — спросила она, глядя, как я выделываю разные па и подпеваю.

Бля, с таким же успехом можно было звать Эванса, он хотя бы поматерился для приличия. Что за девка странная, даже повеселиться с ней нельзя. Я убавил громкость и сел на диван, широко расставляя ноги и закидывая руки на спинку.

— У него волшебный член, что ты страдаешь? — задумчиво протянул, покачивая бутылкой, и зыркнул на нее исподлобья. Весь вечер мне пересрала, заноза в заднице.

— Что? — удивленно переспросила Ливия.

— Слушай, не тупи, а? Хотя, ты же блондинка, — отмахнулся я, видя, как она заводится, и удовлетворенно хмыкнул. Так-то лучше. — Козел, из-за которого ты ревела на крыше и отморозила себе мозги. Он лишил тебя плотских утех, и теперь ты решила вывести меня своим тупым настроением? Типа месть всем мужикам?

— У меня нет парня, — отчеканила девушка, складывая руки на груди.

— Конечно, нет, он же тебя киданул…

— Не в парне дело! — перебила она, повышая голос.

— Тогда в чем? В сексе? — я достал сигарету и подпалил, затягиваясь никотином.

— Боже, — она подняла глаза в потолок и качнула головой. — Тебе не понять, окей? Можно я пойду?

— Нет, нельзя, дорогуша, — выдохнул я дым и ухмыльнулся. «Если все упирается в бабки, милая, у меня есть к тебе выгодное предложение. Почему бы и нет?» — Как насчет новой услуги «горничная в постель»?

Ливию так перекосило, ее выражение надо было запечатлеть на камеру. Я чуть не подавился, пока громко ржал. Бля, злить ее — это высшая мера наслаждения.

— Аморальный подонок, — с вызовом бросила девушка, тяжело дыша. Карие глаза загорелись, метая искры. Смех медленно стих, я прищурился и провел пальцами по губам, чувствуя, как внутри просыпается вулкан под названием «страсть». Если он взорвется, этой крошке не повезет… или повезет.

— М-м-м… как грубо, милая, но я… — наклонился и оскалился, — хуже.

— Так нравится издеваться над людьми и унижать их, долбаный фетишист? — крикнула Ливия, сдвигая брови к переносице.

— Долбаный фетишист, — посмаковал слово, заправляя его никотином. Ну, может, и фетишист. — Это вся твоя злость, накопившая за дни молчания и воздержания?

— Какого воздержания? Ты больной? — колючка возвращалась, и мне хотелось танцевать и петь Бамбалейло, но я пока сдерживался.

— Нет, милая, со мной все в порядке, а вот тебе стоит расслабиться. Ты очень напряжена, это плохо сказывается на здоровье. Вечно злая ходишь и гавкаешь. Я даже могу помочь… пару раз, — облизнул губы, рассматривая ее привлекательную фигуру и встречая гневный взгляд. Надо еще подлить масла в огонь.

— Прости? Помочь? Это чем?

— Вознести тебя к небесам, побываешь в Раю, — напел я и влил в себя виски, косясь на неё.

— Спасибо, мне услуги парня-шлюха не нужны, — выпалила блондиночка. Я поперхнулся, вытирая рот ладонью. Ого, перешла на новый уровень ругательств, кошечка.

— Уверена? Все были довольны и очень надеялись на второй раз, — «расстроенно» пробормотал и состроил грустную моську.

— Не хочу подхватить заразу какую, — ехидно сказала колючка и улыбнулась уголками губ. — Кто знает, скольких ты покрутил на своей… своем… — она смутилась и кашлянула, — штуке.

Штуке… Бля. Я закрыл лицо руками, расплываясь в улыбке. Она не может сказать «член»? Девственница? Улыбки, как и не бывало. Да ладно? Колючка — девственница? Я серьезно посмотрел на девушку, стоящую передо мной. Это будет облом. Принцип не позволял трогать девственниц. Я любил более опытных девушек, которые понимали все с полуслова и знали, как удовлетворить. Хотя были девчонки, которые мечтали потерять невинность с известным парнем и чуть ли не грезили этой безумной идеей, стараясь воплотить ее в реальность.

— Штука, как ты выразилась, может и не участвовать, — поднялся и подошел ближе, заглядывая ей в глаза. — У меня есть волшебные пальцы, — поднял руку и пошевелил в воздухе, насмехаясь. — Я не только хороший гитарист и могу тебе это продемонстрировать.

— Продемонстрируй на девочках, которые караулят возле отеля, они будут на седьмом небе от счастья, — иронично произнесла Ливия, косясь в мою сторону.

— Слишком легко, — я провел ладонью по гладкой поверхности стола, внимательно разглядывая дерзкую штучку и размышляя прав или нет. У меня был отличный нюх, который никогда не подводил, и сейчас он подсказывал, что я конкретно влип.

Ливия дернула плечиком и кинула:

— Что ж, я в твоих бесплатных услугах не нуждаюсь.

— Почему? Так противен тебе?

Я остановился в паре сантиметров, почти ощущая ее напряжение и враждебность, но это наоборот заводило. Да, да, черт возьми, она пробуждала во мне только одно сейчас неимоверное чувство, которое, как дикий зверь, овладевало телом.

Лив открыла от удивления рот и нахмурилась.

— А как ты думаешь? Конечно, ты мне противен. Ты мерзкий извращенец.

— Только это?

Она хмыкнула и подперла одной рукой бедро, задирая подол пышной юбки, куда сразу же сместились мои глаза.

— Нет, еще ты циничный нахал, который любит изощренно издеваться над людьми.

— О, ну ты мне Америку не открыла, дорогуша. Все, или ещё найдутся для меня комплименты?

— Если я тебе начну перечислять все изъяны, нам и ночи не хватит! — бросила Ливия, не подозревая даже о том, что каждое сказанное слово играло против нее.

— Очень интересно, можешь начинать. Внимательно тебя слушаю.

— Правда? Так ты еще и мазохист по совместительству?

— Промашечка, милая, — цыкнул я и засунул руку в карман. — Просто любопытно, что ты обо мне думаешь.

— Я думаю, что ты поверхностный.

— Ненастоящий.

— Эгоистичный.

— Самовлюбленный.

— Как точно подмечено, прямо мой портрет, колючка, рисуешь.

— Высокомерный.

— Это да-а-а.

— Грубый.

— Все мы не без грешка.

— Заносчивый.

— Пошлый.

— Гадкий.

— Отвратительный.

— Тошнотворный.

Я посмотрел на ее изогнутые в ухмылке губы и тихо прошептал:

— Базорексия.

— Что?

— Ничего, милая. Продолжай. Ты такого высокого мнения обо мне.

— Еще бы, господин, — выплевывает она, заводя еще больше. Сама себе роешь могилу, кошечка. — Безнравственный.

— Гнусный.

— Злобный.

— Паскудный.

— Свинский.

— Гнилой.

— Достаточно, — я хватаю ее за затылок и притягиваю резко к себе, требовательно целуя. Обрушаю всю ярость, гнев и желание, но она не отвечает. Кусаю ее за нижнюю губу, облизываю и провожу ладонью по внутренней стороне бедра. Черт… Не могу поверить.

Все заканчивается быстро, даже не начавшись, а я остаюсь внутри с чувством неудовлетворенности и разочарования. Ливия отпрыгивает, проводит пальцами по губам и бормочет, заикаясь:

— Что… ты… ты… зачем… что… какого… к-кобель!

Она вылетает из номера, как комета, и я успеваю только крикнуть вслед:

— Колючка, ты не умеешь целоваться!

Я улыбаюсь и хватаю бутылку с Джеком, которая ждет, как верный Хатико, на столе, и прибавляю громкость, подпевая Survivor.

— Это азарт схватки, поднимающий нас, чтобы ответить на вызов противника. И последний выживший крадётся за своей жертвой в ночи, провожая нас взглядом тигра.

«Что ж, Лавлес, поздравляю тебя. Ты хочешь бабу, которую нельзя хотеть. И угораздило же, бля. Дурацкая колючка… заноза в одном месте».

Загрузка...