Глава 55. Возвращайся

Длинный путь вниз, но отсюда нет выхода. Как я скучаю по нам, какими мы были. Наши дни догорают в угасающих углях, но я все еще помню. Эти воспоминания преследуют меня… Каждый прожитый день я хочу выбраться из них, я хочу исчезнуть, но я не могу жить без тебя. Я хочу исчезнуть, но я не могу жить без тебя…

GEMS «W/O U»


Ливия


Я выпала почти на сутки из реальности. Все мое внимание сконцентрировалось на одном — Габриэле. Родные, друзья, работа остались за дверью. Я боялась хоть на миг выпустить его руку и отключиться, пила двойной эспрессо и вела мысленные разговоры, пытаясь отыскать родную душу. Хваталась отчаянно за сотканную из тумана нить и брела в потемках. Я надрывно звала Габриэля, но ответом служила тишина. Железное небо безразлично молчало, и мои мольбы глухо ударялись о металл.

Я сижу без отдыха и сна, переживая за человека, который превратил меня в моральную калеку, болеющую нездоровой психической зависимостью. «Хотела бы я утопить тебя в себе и пустить по телу яд, выкидывая наружу каждое упоминание, касание, поцелуй. Убить вымышленную любовь и разорвать холст, который разрисовала моя фантазия. Знаешь, что она нарисовала? Нас. Ты обманул меня. Ты забрался в сердце, безжалостно уничтожая кусочек за кусочком, пока я наивно верила в слово «любовь». Как глупо. Пусть оно развеется по ветру, как конфетти, как пепел моих надежд. Мечты… У неба на нас другие планы. Ты всегда будешь недосягаемой Вселенной, как загадочная Пандора. Сотни лет, чтобы разлюбить тебя. Но этого не случится, даже, когда все звезды погаснут, осыпаясь проливным дождем. Да, я никогда не выберусь из чертовой ловушки, построенной тобой, Габриэль».

Сутки, чтобы вновь ощутить на себе всю тяжесть прошлого, вернуться на несколько лет назад и сидеть в палате, держа за руку дорогого человека. Всего лишь сутки, чтобы разрушить хрупкую иллюзию привычной жизни. Я будто плыву по Стиксу и вижу лицо Коди, все больше отравляясь водами проклятой реки. Голоса загробного мира затапливают сознание, но я держусь за тонкую нить… Она возвращает в палату, где разум постепенно проясняется.

Я все-таки уснула, за спиной послышались шаги и строгий голос:

— Мисс, я же говорил, чтобы вы ехали домой и отдохнули. Ему поставили специальный укол: в ближайшее время он не проснется.

— Да, но…

Доктор Коулман настойчиво повторил, будто для трехлетнего ребенка:

— С ним будет медсестра. Вам сразу сообщат, когда Габриэль придет в себя, незачем наносить вред здоровью. Подумайте о себе.

Странно, но я забыла о своей жизни, сузив мир до одного человека. Оставлять одного Габриэля не хочется. Ребята уехали, родители… Им, кажется, нет дела до сына. Сердце ноет, когда взгляд ненароком задевает бледное лицо с острыми скулами. Завтрашние съемки уже поздно отменять, поэтому я молча киваю, сжимая кулаки.

— Хорошо, дайте мне пять минут.

Мужчина вздыхает, то ли с облегчением, то ли с сочувствием, и выходит. Смотрю на спящего Габриэля, аккуратно гладя спутавшиеся пряди, шепчу «Возвращайся» и ухожу. Реальность встречает вспышками фотокамер и градом вопросов. Я забыла, что он — публичная личность, поэтому не сразу осознаю весь ужас за воротами. Пячусь обратно, натыкаясь и сталкиваясь с людьми, прижимаюсь к стене. Даже думать не хочу о кошмаре, который творится в прессе. Прикрываю глаза, чувствуя, как внутри все заполняется беспокойством и страхом.

Дыши. Дыши. Папарацци — это последнее, чего стоит бояться.

— Девушка, вам плохо? — раздается рядом озабоченный голос. Медсестра с бумагами в руках хмуро вглядывается в мое лицо.

— Н-нет, все в порядке, — нетвердо говорю и кошусь с опаской на вход. Девушка перехватывает мой взгляд и поджимает сердито губы.

— Совсем обнаглели, не дают покоя, — она делает паузу и внимательно смотрит на меня. — Можете выйти через черный вход, если не хотите попасть в их лапы. Только не уверена, что они о нем не пронюхали.

Медсестра коротко объясняет, как выбраться из больницы, и спешит по своим делам. Непослушными пальцами роюсь в сумочке, шагая по коридору, но телефон разряжен. Лишенный ясности мозг не дает сигнала вернуться и заказать такси по стационарному, поэтому я благополучно попадаю на съедение гиенам, караулящих у дверей свою жертву. Возможно, в другой раз я бы не растерялась, вела себя более сдержано, хладнокровно, но стресс и боязнь за Габриэля ослабили защиту и бдительность. Встречаю жадные взгляды без капли сострадания и сочувствия, беспомощно вжимаю голову в плечи и оглядываюсь по сторонам в поисках такси. Но действует закон подлости — желтых автомобилей поблизости нет. Чувствуя мой осязаемый страх и тревогу, папарацци, не теряя ни одной драгоценной секунды, преграждают дорогу. Они выкрикивают наперебой, заглушая друг друга, пока мое сердце выдает под ребрами чечетку.

— Ливия, прокомментируйте состояние Оззи! Это из-за наркотиков он оказался в больнице?

— Почему другие участники говорят, что это недомогание? Фанаты ждут правды, пусть не кормят ложью!

— У нас есть сведения, что вы вместе летали в Ирландию. Подтверждаете информацию? Как давно вы скрываете связь?

— Ливия, ответьте на вопрос!

— Ливия, расскажите подробности вашего романа! Вы ведь познакомились, когда работали уборщицей в «Crosby». Неужели это любовь с первого взгляда?

— Достоверный источник сообщает, что Оззи помогал вам деньгами, оплачивая дорогостоящую операцию в одной из лучших клиник Нью-Йорка. Чувства вспыхнули после пожертвования столь внушительной суммы?

Я спотыкаюсь, чуть не падая на асфальт, и судорожно хватаю ртом воздух. За что? Почему в людях столько жестокости? Все сдавливается, горит и разрывает от тоски и слез. Они добиваются этих эмоций на моем лице. Ждут, когда из глаз польется водопад и нужная информация. Из последних сил вскидываю руку, замечая желтое пятно в сером серпантине авто. Ногти впиваются до боли в кожу, в носу, горле печет от непролитых слез, но я все еще стою на ногах и на моих бледных щеках ни капли слезинки. Не дождутся. Они безжалостно кидают мою душу на асфальт и с удовлетворением топчут, исполняя победоносный танец. Провокационные вопросы впиваются шипами, больно царапая и раздирая швы. Вены вскрываются сами, обнажая каждый миллиметр моей потрепанной и уничтоженной жизни.

Такси проглатывает онемевшее тело и вместо адреса студии, я называю водителю совершенно другой. Где ветер выслушает и поймет печаль, где я смогу дать волю эмоциям и обрету маленькую свободу в городе небоскребов. Где ТЫ не дал мне упасть и вдохнул силы. Я справлюсь. Я справлюсь, ради Коди, тебя и себя.

***

Последнюю неделю я живу в кошмаре. Мое имя обрастает каждый день слоем грязи, которая засыхает и закрывает свет, погружая во мрак, где скоро не появится проблеска. Город превращается в хищные джунгли, а каждый шаг контролируется ненасытными кровососами. Не хочу открывать глаза, не зная, что принесет очередной день. Какую сплетню придумают на этот раз, какой скелет выставят на суд миру. Это пустяки в сравнении с тем, что Габриэль еще без сознания, но каждая новость выбивает почву из-под ног. Моя жизнь выносится на обозрение в первой полосе желтой прессы, становясь далеко не личной. Они крадут драгоценные воспоминания, сдабривая хорошей порцией мусора. Зачем писать о предложении известного фронтмена, если есть куда более пикантная тема, которая привлечет больше внимания.

Хуже всего, что это повлияло на работу в отрицательном ключе. Я старалась сфокусироваться на съемках, но даже здесь ждала засада — все мысли кружились вокруг Габриэля. Это стало причиной некачественно выполненной работы, чего раньше никогда не происходило. Некоторые клиенты даже отменяли фотосессии, отказываясь сотрудничать — информационный штурм повлиял на их мнение и словно зомбировал. Поэтому я взяла перерыв, чтобы обдумать дальнейшие действия и выход из творившегося ужаса.

Ребята пострадали не меньше от беспринципных папарацци. Они старались не появляться на публике во избежание компрометирующих вопросов. Я держала с ними связь исключительно по телефону и виделась только в больнице, где мы собирались каждый вечер.

В один из дней я сидела на студии Элои, рассматривая снимки, над которыми он сейчас работал, и чувствовала на себе сочувствующий взгляд. Леруа прекрасно знал о шумихе в прессе и сплетнях, бомбивших по всем фронтам. Фотограф тихо выслушал и сказал, что рано или поздно все забывается, как ситуация с Габриэлем. Сейчас звезды сошлись так, что надо переждать и перетерпеть, показать силу воли и стойкость. Кажется, моя жизнь только и проходит под этим девизом. Знаю, что я не единственный человек с проблемами, но как же я устала… Устала от душевных терзаний и переживаний, от каждодневной борьбы за следующий день. Когда же в моей жизни наступит штиль?

— Мне поступило интересное предложение от заказчиков из Франции. У них небольшой, но довольно популярный журнал, — разворачиваюсь заинтересовано к мужчине, который над чем-то глубоко задумался, посматривая на ворох снимков. — Проект «Времена года». Поездка по разным странам, чтобы показать на фото изменения одного и того же места весной, летом, осенью и зимой. Помнишь художников-импрессионистов? Эдуард Мане, Клод Моне, Огюст Ренуар. Игра света и тени на картинах в разное время суток? Похожая задумка и здесь. Ведь утром все выглядит иначе, чем, скажем, в полдень или на рассвете.

— Я согласна, — не раздумывая, отвечаю и вижу, как фотограф лукаво улыбается, но не отрывает взгляда от фотографий.

— Ты же понимаешь — это работа не на один месяц…

— Конечно, но я хочу попробовать, — «хочу отпустить ситуацию и не вариться в котле из стресса, волнения, тревоги и прочих отрицательных эмоций, которые только все больше угнетают». Я знаю, что это прекрасная возможность посвятить себя работе и заняться чем-то положительным. А в связи со сложившейся ситуацией путешествие по странам кажется отличным предложением.

Возможно, проблемы прекратятся, как только участники группы улетят и заберут их с собой, но сложно такое утверждать. Теперь о моей жизни знают даже больше, чем я. И это влияет на репутацию. Конечно, сейчас век, когда есть информационная война и зомбирование через интернет, посредством громких заголовков. Кто проверяет, правда или нет там написана? Что должны думать клиенты, которые видят «Уборщица туалетов и известный гитарист: любовь, несмотря на статус», «Ливия Осборн: та ли, за кого себя выдает?», «Талантливый фотограф или умелая обманщица?» и прочее. Тьма разного хлама, который хорошенько ударил по имени. Я не так популярна в светских кругах и не достаточно стою крепко на ногах, чтобы дать полноценный отпор. Я вообще не представляю, как вести себя в таких ситуациях. Джи говорила, что лучше молчать, не обращать внимания и переждать. «Только откроешь рот — и дашь новый повод состряпать грязненькую статью. Поверь, они не напишут правды или постараются исковеркать, предав другой смысл. Работа у них такая — врать». Она рассказывала, что СМИ не раз вцеплялись мертвой хваткой и преследовали.

Поэтому предложение Леруа казалось светом в конце беспросветного туннеля и спасательным кругом на утопающем корабле, за который хотелось ухватиться и выбраться живым на берег. Элои сказал, что еще есть время хорошенько подумать пару дней, но я уже определилась и вряд ли изменю решение. Разве меня кто-то держит? Нет. Моим спасательным кругом всегда будет служить работа, а не человек.

Прошло уже пять дней, как случился инцидент на концерте, и за это время Габриэля навещали только я, ребята из группы и Джи. Странно, что Арин не подала знака. Она ведь стремилась сблизиться с сыном, а сейчас, когда он попал в больницу, даже ни разу не объявилась. Ни слуху, ни духу. СМИ только и трубили, что он наркоман с многолетним стажем и приписывали все подряд чуть ли не героиновую зависимость. Разве Арин не читает прессу и не видела новостей? Или она настолько занята, что навестить сына весьма проблематично? Я как-то спросила у Сина, знает ли он отца или мать Габриэля, на что брюнет ответил: «Приходилось сталкиваться с Сентом пару раз, так как он иногда ведет дела с моим дядей. Знаешь… он последний человек, которого Оз хотел бы видеть». Я все же не понимала, как можно так равнодушно относиться к единственному сыну, какой бы он ни был. Но, кажется, ни одного, ни второго совсем не заботило, что Габриэль встал не на ту тропу и пристрастился к наркотикам.

Когда я увидела в списке контактов номер Арин, не раздумывая нажала кнопку вызова и слушала протяжные гудки. На пятом мне ответили.

— Ливия! Как неожиданно! Здравствуй! — раздался счастливый голос с акцентом. Я нахмурилась. Либо она не знала, либо хорошая актриса…

— Здравствуйте, — довольно холодно поздоровалась и встала из-за стола.

— Рада тебя слышать, — как ни в чем не бывало говорила женщина, все больше убеждая, что она ни в курсе последних событий. — Как твои дела? Что нового? Ох, подожди, сейчас я сяду поудобнее…

Послышался негромкий шум, шаги и через пару секунд ее голос:

— Я сейчас гастролирую, но сегодня проснулась и услышала мелодию. Такие моменты нельзя упускать и сразу записывать, или она забудется, как сон, — беззаботно рассказывала женщина. Теперь все стало на свои места: пианистка, действительно, без понятия, что произошло с сыном.

— Не хочу расстраивать, но я звоню, чтобы кое-что вам сообщить… — я взглянула на стену с фото и продолжила: — Пару дней назад группа выступила с концертом в Нью-Йорке в рамках тура, и ваш сын… он попал в больницу.

Повисла напряженная пауза, и затем тяжелый вздох.

— Я… я… о Господи, — голос Арин дрогнул. — Как… Как это случилось?

— Приступ и переутомление — все это отрицательно сказалось на здоровье, он потерял сознание во время выступления, — в общих чертах обрисовала ситуацию, не вдаваясь в подробности и не упоминая главную причину. Арин несколько минут вздыхала, даже, кажется, всплакнула и сказала, что обязательно позвонит Габриэлю. Я нахмурилась, ожидая совсем другого ответа. Понимаю, они не особо ладят, но разве не мама должна быть рядом в такие сложные периоды? Провела пальцами по фото с Габриэлем, где у него такая яркая и солнечная улыбка — он редко так по-настоящему улыбается — и расстроенно вздохнула.

— Знаю, что вам нелегко, но… — запинаюсь, подбирая правильные слова. — Я считаю, что мама должна находиться рядом с сыном. Возможно, Габриэль будет недоволен и даже зол, просто… Ему нужна поддержка.

Женщина молчит, и внутри возникают сомнения. Почти теряю веру, но очень надеюсь, что она поступит правильно, как бы тяжело не было. Наконец, Арин выдыхает: «Постараюсь вырваться как можно скорее. Спасибо, что сообщила, Ливия». Отключаясь, облегченно опускаю руку с телефоном, и еще несколько минут рассматриваю фотографию. Пальцы замирают в паре миллиметров, почти касаясь его улыбчивого лица. «Возвращайся».

Каждый вечер я искала в ядовитых водах Стикса его потерянную одинокую душу, но все казалось бессмысленным. Я терпеливо ждала и вела умственные беседы, уходя в глубокий транс. Сегодня мои рассуждения прервал Син, поставив перед носом стаканчик с латте. По губам скользнула незаметная тень улыбки, которая отсутствовала в синих глазах. Я слабо улыбнулась и поблагодарила парня. Он сел рядом и обратил свой взор на сверкающую россыпь огоньков за стеклами. Поначалу мы оба молчали, слушая звуки ночного города.

— Я могу поздравить с удачным завершением пятилетнего контракта?

— Угу.

— Поздравляю, — повернулась, искренне улыбаясь и встречая в ответ добрую улыбку.

— Спасибо, — Син немного помолчал. — Безумная неделя, да?

— Да, — я отрешенно смотрела в окно, где беззаботно бежала городская жизнь. — Ты привык к слухам?

— Это часть жизни публичной личности — узнавать о себе что-то новое, — с юмором произнес брюнет, устраивая подбородок на сцепленных в замке пальцах. — Как маленькая деталь, без которой бы не работал механизм. Шоу и бизнес — две неразделимых составляющих, — он криво усмехается и трет пальцами небольшую щетину. — Ты принимаешь условия игры и становишься элементом системы. Оз любил внимание… — парень замолкает и сдвигает брови. — Или я так думал, что любил. Теперь мне кажется, что я ни черта его не знал. Разве можно меня назвать другом?

— Однажды он сказал: любой человек что-то скрывает, — вспоминаю озера и вересковые поля долины Глендалох. Как голубое небо отражалось в глазах Габриэля, и плыли облака. Из груди вырывается тихий вздох. — Но мне всегда казалось, что настоящим его никто до конца не знал. Он не позволял. Или это влияние наркотиков… Я запуталась.

— Не думал, что все настолько серьезно, и он на крючке, — Син тяжело выдохнул и откинулся на спинку, усталый взгляд скользнул по стенам, останавливаясь на кровати. — Теперь отлеживает здесь свою задницу.

— Так странно все получилось. Ты сделал предложение Джи, но вместо праздника и радости — переживания. Никогда бы не подумала, что моя жизнь превратится в… — не нахожу слов и опускаю с разочарованным вздохом плечи. — Нечто подобное.

— Все пройдет, Лив. Им нужен только новый скандал — и о тебе забудут.

— Вряд ли это случится так скоро, — горько улыбаюсь и поворачиваю голову на звук открывающейся двери. Медсестра сообщает, что нужно сделать процедуры, и мы с Сином, выходя, прощаемся: он уезжает в отель, я остаюсь в больнице.

Доктор Коулман в очередной раз делает замечание и прогоняет домой, но я все же настаиваю на своем и остаюсь с Габриэлем. Сегодня на моих коленях лежит роман Эльчина Сафарли «Если бы ты знал…», который я тихо читаю вслух. Не понимаю, почему выбрала именно эту книгу, когда в жизни полный абзац. И не скажешь, что автор — мужчина. Так тонко и правдиво описывает женские эмоции, каждое слово задевает нутро. Мои глаза на влажном месте, но серебристые дорожки слез не покатились по щекам. Пока что я держусь, только внутри все равно свирепствует буря и глубокое синее море разносит свои брызги по каждой клетке. Человеку не подвластно все выдержать — иногда он срывается, и буря выходит из-под контроля, уничтожая сосуд терпения. Море выплескивается и разливает уже спокойные воды. Тогда наступает освобождение, и каждый вдох приносит не боль — облегчение.

Я засыпаю, так и не дочитав книгу, но будит меня странное ощущение, даже наваждение, будто кто-то наблюдает. Открываю сонно глаза, и примесь испуга, радости, боли заполняет сердце.

— Привет.

Загрузка...